Человека невероятно притягивает то, чего он боится. Смотря телепередачи о насилии, люди тем самым как бы заклинают эту опасность.

Даниил Дондурей
культуролог, кинокритик, главный редактор журнала «Искусство кино»

У российского телевидения нет задачи формирования разного рода страхов. Наше ТВ преследует совершенно другие цели, среди них прежде всего — достижение эффективности своей работы как коммерческого предприятия. Известно, что в других странах существуют иные приоритеты, следовательно, и другие способы экономического поведения. На Западе, например, к телевидению относятся не только как к предприятию, извлекающему прибыль, но и как к институции, существующей для общественного блага. Как к средству распространения социально значимых ценностных систем, приемлемых «картин мира», моральных норм и других форм регуляции общественной жизни.

Гуманизация существующей системы — гигантский потенциальный ресурс ТВ, связанный с желанием привить людям альтруизм, политкорректность, готовность к взаимопомощи, конкуренции в сфере интеллекта. Существуют также различные формы просветительского телевидения, рассказывающего о важных исторических событиях, великих личностях, гениях искусства и науки, знаменитых военачальниках, — то, что можно назвать постижением реальности. И, наконец, третье любимое миллионами направление — развлекательные передачи.

Насилие пронизывает
— все новостные выпуски —

Существуют программы, связанные с использованием подсознательных переживаний, описанных не только Фрейдом, но и многими другими исследователями человеческой психики. Это темы насилия, страха смерти, секса, чувства неопределенности, тревожности перед возможными ударами судьбы. Они действуют очень активно, напрямую, так как идут из глубины веков — из детства цивилизации, когда человек еще не отстаивал свое могущество в этом опасном мире.

Эти потаенные импульсы тысячелетних человеческих эмоций блестяще освоены современным российским телевидением. Опора именно на них очень быстро дает довольно высокий рейтинг. Поэтому большинство сюжетов наших сериалов связаны со злоумышлением, с криминальными фабулами, культом насилия, смертью. Это касается и специальных телевизионных форматов — беспрецедентного использования дополнительных криминальных информационных выпусков. Есть просто новости, куда попадают криминальные сюжеты, но чтобы почти весь контент поместить в пространство криминальных отношений, чтобы насилие пронизывало все новостные выпуски — такого нет нигде в мире... Кроме того, добавляются самостоятельные криминальные программы: не просто «Вести», а «Вести. Дежурная часть». Еще «Петровка, 38», «Криминальная Россия», «Совершенно секретно» и многие другие. В эфире огромное количество документальных фильмов и инсценировок, которые рассказывают о жизни и обычных людей, и звезд исключительно в связи со скандалами и преступлениями.

— Маньяк настигнет вас всюду —

Конечно, для того чтобы сделать хорошую интеллектуальную передачу, требуются огромные усилия, много творчества, новых идей, редакторских, сценарных, режиссерских открытий. Рассказать о битцевском маньяке, безусловно, проще. Тут помогают и новые рекламные технологии. Человек ведь может случайно пропустить передачу про этого маньяка, так вот чтобы этого не произошло, телеканалы идут ему навстречу — делают так называемые рекламные проморолики. И целую неделю рассказывают уставшим зрителям о будущей субботней увлекательной встрече с таким «героем». Рекламные ролики — микросюжеты о маньяке — настигнут вас всюду.

Я прекрасно понимаю, что любой телевизионщик может сказать мне в ответ. Первое — то, что они говорят всегда и в чем убедили общественность и руководителей нашей страны: «Вы же сами этого хотите». И второе: «Вы ведь можете просто выключить телевизор». Но это ханжество, поскольку все прекрасно знают, что телевидение давно стало предметом первой необходимости, воспринимается миллионами практически как свет, вода и воздух. Есть масса исследований, которые говорят о том, что первое, что включают люди, когда входят в квартиру, это свет и телевизор. Выключить телевизор для большинства — все равно что отключиться от всех реальных процессов. Можно сказать — уйти из жизни.

Криминальные программы популярны по нескольким причинам. Смотря телепередачи о насилии, люди тем самым как бы заклинают эту опасность. «Не нравится, но смотрю с большим удовольствием» — в этой формулировке спрятан истинный мотив, потому что человека невероятно притягивает то, чего он боится. Страх перед возможной смертью, подспудные проявления сексуальных инстинктов, мазохистское внимание к мукам… Низкие побуждения находятся на такой глубине человеческих мотиваций, что не требуют никакой сублимации — образования, развития личности, духовной наполненности, интеллектуальной развитости. Это всегда обращение к праструктурам человеческого сознания и культуры. Российское телевидение блестяще, очень талантливо, многообразно, с огромной креативной мощью этим пользуется.

Полторы тысячи убийств
— в неделю —

К сожалению, в России пока нет институций, которые могли бы поставить под сомнение подобные технологии. Никто не подает в суд на каналы за их подробные рассказы в прайм-тайм про каннибалов, дискуссии про отцов, насилующих собственных дочерей. Представьте себе это в другой стране: где такое показывают на общенациональном канале в открытом эфире в восемь часов вечера? Этот канал назавтра лишают лицензии, на него подают в суд, как минимум делают предметом общественных слушаний. Когда в эфире MTV с Дженет Джексон был сорван бюстгальтер на несколько секунд, тут же оштрафовали канал на 7 миллионов долларов, и была еще масса неприятностей. Но разве это может сравниться с тем, что показывают и о чем рассказывают российские каналы каждую субботу и воскресение? Просто детский лепет. У нас нет служб, которые бы фиксировали нарушение морали, ежедневное добывание рейтинга через скабрезность и скандал. Но при этом в ужасе задаешь себе вопрос: что будет с нашей страной, если телевидение откажет себе в удовольствии показывать полторы тысячи убийств в неделю?

Меня часто обвиняют в том, что своими размышлениями я чуть ли не способствую восстановлению цензуры. Уж лучше пусть будет о самоубийцах, продаже младенцев на органы или о рязанских парнях, которые два года держали секс-рабынь в своем чулане. Но неужели именно в этом проявляется свобода, широта нашего телевидения, его незакомплексованность? Наше общество, на мой взгляд, потеряло какой-то важный иммунитет к проявлениям аморального и девиантного поведения. Если так будет продолжаться, то через какое-то время у нас преспокойно появятся убийства в прямом эфире. Движению вниз предела нет.

Владимир Буковский отсидел почти 11 лет. Известный диссидент проходил школу советской жизни в психоизоляторах, пермских лагерях и знаменитом Владимирском централе. В декабре 1976 года его обменяли на лидера Коммунистической партии Чили Луиса Корвалана, и Буковский поселился в Великобритании. Спустя 30 лет политзэк со стажем, а ныне один из кандидатов в президенты России в интервью The New Times вспоминает о том, как он боролся со своими страхами.

Владимир Буковский — Наталье Морарь

Чего вы боялись больше всего?
Самое жуткое — это страх не за себя, а за своих близких. Очень часто именно этим и угрожали — что с ними что-то сделают. Хотя, когда ты решаешься на инакомыслие, на сопротивление в несвободных, а особенно тоталитарных режимах, ты понимаешь, что это возможно и, скорее всего, произойдет. Это тяжело. Но даже страх за близких не может и не должен влиять на твое решение.

Чего вы боялись в лагере?
«Боялись» — не совсем правильное слово. Скорее опасались продления тюремного срока. Ты попадаешь под пресс, и это уже неизбежная вещь. Тебя могут надолго послать в одиночную камеру или в карцер, где будут пытать холодом. Многие там простужались и умирали. Довольно типичный способ давления на заключенного — голод, так называемая пониженная норма питания, норма 9Б. Это обычная вещь для тех, кто находится в карцере, но на такую норму могли переводить любого, кто находился и вне его. Человека могли продержать так месяц, а потом просто продлить срок. В другие времена в качестве дополнительного прессинга использовали уголовников. Во времена Александра Солженицына и Варлама Шаламова, когда у политических заключенных были очень плохие отношения с уголовным миром, пугали тем, что посадят в камеру к уголовникам.

Чем пугали в психиатрической больнице?
Не пугали. Применение различных препаратов в качестве наказания — это была часть «нормальной» жизни любой психиатрической больницы. Использовались такие препараты, как сульфазин и аминазин. Сульфазин — это раствор серы в персиковом масле. При введении его внутримышечно у человека начинался абсцесс: очень высокая температура — 42 градуса — и дикая боль. Обычно делали три укола — два в ягодицы и один под лопатку. Вы не можете двинуться и чувствуете себя распятым на кресте. Аминазин — менее противная вещь. От него вы впадаете в состояние полного отупения. Вас кормят, поят, а вы только спите и спите, превращаетесь в амебу.

И как вам удавалось с этими страхами справляться?
Прежде всего надо отлично понимать, что вы находитесь в клетке с дикими зверями. Если покажете малейший страх — вам же хуже. Главное — не позволить панике охватить тебя в самый первый момент, когда происходит что-то страшное. Это требует усилия воли. А дальше включаешь разум: что они могут сделать, чего не могут, что скорее сделают, а что нет. Вы начинаете вести себя как рациональный человек, поэтому страх отступает, ведь это животное чувство. Здесь нет какого-то универсального средства — исключительно усилие воли. Очень помогает прием, когда ты отстраняешься от всего происходящего, смотришь на себя со стороны, словно ты не субъект, а сторонний наблюдатель. Помогает, если находишь и комичную сторону всего происходящего. Мне, по крайней мере, помогало. К примеру, я однажды объявил голодовку из-за того, что ко мне не допускали адвоката. Меня начали насильно кормить. Они вводили еду через ноздрю при помощи шланга с железным наконечником, по диаметру намного больше ноздри. Мне каждый день рвали ноздри — связывали в смирительную рубашку, привязывали к топчану, садились на ноги, держали за голову и пихали мне этот шланг с железным наконечником. Рвали хрящи, кровь текла во все стороны, я задыхался, все это шло в горло — и так каждый день. Спать невозможно, из-за голодовки перевели в камеру смертников, а там ни читать, ни курить нельзя. Вот ночью хожу взад-вперед по камере, шмыгаю носом. И думаю про себя: надо же, как устроена жизнь, никогда не думал, что есть некая связь между моим носом и Московской коллегией адвокатов. И сразу стало смешно. А раз смешно, значит, не страшно. И не больно. Еще одна вещь, которую я широко использовал и всем рекомендую, — подумать о том, что хоть сейчас все так безнадежно и вам очень страшно, лет через двадцать вы будете вспоминать и смеяться. Полезно подумать также о том, что через двадцать лет будет очень стыдно за свой страх, за страх, который вы не сумели подавить.

Лариса Богораз — филолог, общественный деятель. В 1968 году приговорена к четырем годам ссылки за участие в демонстрации на Красной площади против ввода советских войск в Чехословакию. Скончалась в 2004 году.

Анатолий Марченко — рабочий-буровик. Осужден пять раз по политическим обвинениям, провел в заключении более 18 лет. В 1986 году умер в карцере во время объявленной голодовки. 

Человека невероятно притягивает то, чего он боится. Смотря телепередачи о насилии, люди тем самым как бы заклинают эту опасность.

Даниил Дондурей
культуролог, кинокритик, главный редактор журнала «Искусство кино»

У российского телевидения нет задачи формирования разного рода страхов. Наше ТВ преследует совершенно другие цели, среди них прежде всего — достижение эффективности своей работы как коммерческого предприятия. Известно, что в других странах существуют иные приоритеты, следовательно, и другие способы экономического поведения. На Западе, например, к телевидению относятся не только как к предприятию, извлекающему прибыль, но и как к институции, существующей для общественного блага. Как к средству распространения социально значимых ценностных систем, приемлемых «картин мира», моральных норм и других форм регуляции общественной жизни.

Гуманизация существующей системы — гигантский потенциальный ресурс ТВ, связанный с желанием привить людям альтруизм, политкорректность, готовность к взаимопомощи, конкуренции в сфере интеллекта. Существуют также различные формы просветительского телевидения, рассказывающего о важных исторических событиях, великих личностях, гениях искусства и науки, знаменитых военачальниках, — то, что можно назвать постижением реальности. И, наконец, третье любимое миллионами направление — развлекательные передачи.

Насилие пронизывает
— все новостные выпуски —

Существуют программы, связанные с использованием подсознательных переживаний, описанных не только Фрейдом, но и многими другими исследователями человеческой психики. Это темы насилия, страха смерти, секса, чувства неопределенности, тревожности перед возможными ударами судьбы. Они действуют очень активно, напрямую, так как идут из глубины веков — из детства цивилизации, когда человек еще не отстаивал свое могущество в этом опасном мире.

Эти потаенные импульсы тысячелетних человеческих эмоций блестяще освоены современным российским телевидением. Опора именно на них очень быстро дает довольно высокий рейтинг. Поэтому большинство сюжетов наших сериалов связаны со злоумышлением, с криминальными фабулами, культом насилия, смертью. Это касается и специальных телевизионных форматов — беспрецедентного использования дополнительных криминальных информационных выпусков. Есть просто новости, куда попадают криминальные сюжеты, но чтобы почти весь контент поместить в пространство криминальных отношений, чтобы насилие пронизывало все новостные выпуски — такого нет нигде в мире... Кроме того, добавляются самостоятельные криминальные программы: не просто «Вести», а «Вести. Дежурная часть». Еще «Петровка, 38», «Криминальная Россия», «Совершенно секретно» и многие другие. В эфире огромное количество документальных фильмов и инсценировок, которые рассказывают о жизни и обычных людей, и звезд исключительно в связи со скандалами и преступлениями.

— Маньяк настигнет вас всюду —

Конечно, для того чтобы сделать хорошую интеллектуальную передачу, требуются огромные усилия, много творчества, новых идей, редакторских, сценарных, режиссерских открытий. Рассказать о битцевском маньяке, безусловно, проще. Тут помогают и новые рекламные технологии. Человек ведь может случайно пропустить передачу про этого маньяка, так вот чтобы этого не произошло, телеканалы идут ему навстречу — делают так называемые рекламные проморолики. И целую неделю рассказывают уставшим зрителям о будущей субботней увлекательной встрече с таким «героем». Рекламные ролики — микросюжеты о маньяке — настигнут вас всюду.

Я прекрасно понимаю, что любой телевизионщик может сказать мне в ответ. Первое — то, что они говорят всегда и в чем убедили общественность и руководителей нашей страны: «Вы же сами этого хотите». И второе: «Вы ведь можете просто выключить телевизор». Но это ханжество, поскольку все прекрасно знают, что телевидение давно стало предметом первой необходимости, воспринимается миллионами практически как свет, вода и воздух. Есть масса исследований, которые говорят о том, что первое, что включают люди, когда входят в квартиру, это свет и телевизор. Выключить телевизор для большинства — все равно что отключиться от всех реальных процессов. Можно сказать — уйти из жизни.

Криминальные программы популярны по нескольким причинам. Смотря телепередачи о насилии, люди тем самым как бы заклинают эту опасность. «Не нравится, но смотрю с большим удовольствием» — в этой формулировке спрятан истинный мотив, потому что человека невероятно притягивает то, чего он боится. Страх перед возможной смертью, подспудные проявления сексуальных инстинктов, мазохистское внимание к мукам… Низкие побуждения находятся на такой глубине человеческих мотиваций, что не требуют никакой сублимации — образования, развития личности, духовной наполненности, интеллектуальной развитости. Это всегда обращение к праструктурам человеческого сознания и культуры. Российское телевидение блестяще, очень талантливо, многообразно, с огромной креативной мощью этим пользуется.

Полторы тысячи убийств
— в неделю —

К сожалению, в России пока нет институций, которые могли бы поставить под сомнение подобные технологии. Никто не подает в суд на каналы за их подробные рассказы в прайм-тайм про каннибалов, дискуссии про отцов, насилующих собственных дочерей. Представьте себе это в другой стране: где такое показывают на общенациональном канале в открытом эфире в восемь часов вечера? Этот канал назавтра лишают лицензии, на него подают в суд, как минимум делают предметом общественных слушаний. Когда в эфире MTV с Дженет Джексон был сорван бюстгальтер на несколько секунд, тут же оштрафовали канал на 7 миллионов долларов, и была еще масса неприятностей. Но разве это может сравниться с тем, что показывают и о чем рассказывают российские каналы каждую субботу и воскресение? Просто детский лепет. У нас нет служб, которые бы фиксировали нарушение морали, ежедневное добывание рейтинга через скабрезность и скандал. Но при этом в ужасе задаешь себе вопрос: что будет с нашей страной, если телевидение откажет себе в удовольствии показывать полторы тысячи убийств в неделю?

Меня часто обвиняют в том, что своими размышлениями я чуть ли не способствую восстановлению цензуры. Уж лучше пусть будет о самоубийцах, продаже младенцев на органы или о рязанских парнях, которые два года держали секс-рабынь в своем чулане. Но неужели именно в этом проявляется свобода, широта нашего телевидения, его незакомплексованность? Наше общество, на мой взгляд, потеряло какой-то важный иммунитет к проявлениям аморального и девиантного поведения. Если так будет продолжаться, то через какое-то время у нас преспокойно появятся убийства в прямом эфире. Движению вниз предела нет.

Владимир Буковский отсидел почти 11 лет. Известный диссидент проходил школу советской жизни в психоизоляторах, пермских лагерях и знаменитом Владимирском централе. В декабре 1976 года его обменяли на лидера Коммунистической партии Чили Луиса Корвалана, и Буковский поселился в Великобритании. Спустя 30 лет политзэк со стажем, а ныне один из кандидатов в президенты России в интервью The New Times вспоминает о том, как он боролся со своими страхами.

Владимир Буковский — Наталье Морарь

Чего вы боялись больше всего?
Самое жуткое — это страх не за себя, а за своих близких. Очень часто именно этим и угрожали — что с ними что-то сделают. Хотя, когда ты решаешься на инакомыслие, на сопротивление в несвободных, а особенно тоталитарных режимах, ты понимаешь, что это возможно и, скорее всего, произойдет. Это тяжело. Но даже страх за близких не может и не должен влиять на твое решение.

Чего вы боялись в лагере?
«Боялись» — не совсем правильное слово. Скорее опасались продления тюремного срока. Ты попадаешь под пресс, и это уже неизбежная вещь. Тебя могут надолго послать в одиночную камеру или в карцер, где будут пытать холодом. Многие там простужались и умирали. Довольно типичный способ давления на заключенного — голод, так называемая пониженная норма питания, норма 9Б. Это обычная вещь для тех, кто находится в карцере, но на такую норму могли переводить любого, кто находился и вне его. Человека могли продержать так месяц, а потом просто продлить срок. В другие времена в качестве дополнительного прессинга использовали уголовников. Во времена Александра Солженицына и Варлама Шаламова, когда у политических заключенных были очень плохие отношения с уголовным миром, пугали тем, что посадят в камеру к уголовникам.

Чем пугали в психиатрической больнице?
Не пугали. Применение различных препаратов в качестве наказания — это была часть «нормальной» жизни любой психиатрической больницы. Использовались такие препараты, как сульфазин и аминазин. Сульфазин — это раствор серы в персиковом масле. При введении его внутримышечно у человека начинался абсцесс: очень высокая температура — 42 градуса — и дикая боль. Обычно делали три укола — два в ягодицы и один под лопатку. Вы не можете двинуться и чувствуете себя распятым на кресте. Аминазин — менее противная вещь. От него вы впадаете в состояние полного отупения. Вас кормят, поят, а вы только спите и спите, превращаетесь в амебу.

И как вам удавалось с этими страхами справляться?
Прежде всего надо отлично понимать, что вы находитесь в клетке с дикими зверями. Если покажете малейший страх — вам же хуже. Главное — не позволить панике охватить тебя в самый первый момент, когда происходит что-то страшное. Это требует усилия воли. А дальше включаешь разум: что они могут сделать, чего не могут, что скорее сделают, а что нет. Вы начинаете вести себя как рациональный человек, поэтому страх отступает, ведь это животное чувство. Здесь нет какого-то универсального средства — исключительно усилие воли. Очень помогает прием, когда ты отстраняешься от всего происходящего, смотришь на себя со стороны, словно ты не субъект, а сторонний наблюдатель. Помогает, если находишь и комичную сторону всего происходящего. Мне, по крайней мере, помогало. К примеру, я однажды объявил голодовку из-за того, что ко мне не допускали адвоката. Меня начали насильно кормить. Они вводили еду через ноздрю при помощи шланга с железным наконечником, по диаметру намного больше ноздри. Мне каждый день рвали ноздри — связывали в смирительную рубашку, привязывали к топчану, садились на ноги, держали за голову и пихали мне этот шланг с железным наконечником. Рвали хрящи, кровь текла во все стороны, я задыхался, все это шло в горло — и так каждый день. Спать невозможно, из-за голодовки перевели в камеру смертников, а там ни читать, ни курить нельзя. Вот ночью хожу взад-вперед по камере, шмыгаю носом. И думаю про себя: надо же, как устроена жизнь, никогда не думал, что есть некая связь между моим носом и Московской коллегией адвокатов. И сразу стало смешно. А раз смешно, значит, не страшно. И не больно. Еще одна вещь, которую я широко использовал и всем рекомендую, — подумать о том, что хоть сейчас все так безнадежно и вам очень страшно, лет через двадцать вы будете вспоминать и смеяться. Полезно подумать также о том, что через двадцать лет будет очень стыдно за свой страх, за страх, который вы не сумели подавить.

Лариса Богораз — филолог, общественный деятель. В 1968 году приговорена к четырем годам ссылки за участие в демонстрации на Красной площади против ввода советских войск в Чехословакию. Скончалась в 2004 году.

Анатолий Марченко — рабочий-буровик. Осужден пять раз по политическим обвинениям, провел в заключении более 18 лет. В 1986 году умер в карцере во время объявленной голодовки.