Евгения Альбац*: Почему федеральная власть набросилась на Гарвардский университет, старейший и самый богатый университет Америки, заморозив 2,3 миллиарда долларов финансирования фундаментальных исследований и пригрозив препонами с выдачей виз иностранным студентам? Зачем? Какую цель преследуют?
То, что пытается осуществить администрация Трампа, это культурная революция, связанная с тем, что большая часть населения Соединенных Штатов, ее идеологический состав и мировоззрение очень не устраивают эту администрацию и те силы, которые она представляет
Евгений Шахнович: Здесь можно только гадать, поэтому то, что я буду говорить — это мои домыслы, догадки и, как говорят здесь, спекуляции. Потому что объявленная цель — борьба с антисемитизмом — никакой критики не выдерживает. Мы можем об этом поговорить, и я скажу, почему я так думаю. То, что пытается администрация Трампа сделать, это глобально изменить систему высшего образования в Соединенных Штатах, с тем чтобы из нее выходили люди, которые идеологически, мировоззренчески больше подходят этой администрации. А почему Гарвард? Это очевидно, потому что Гарвард самый известный, самый богатый университет Соединенных Штатов, известный во всем мире. Поэтому Гарвард не то чтобы легкая добыча, но очевидная мишень. С моей точки зрения, попытка устроить культурную революцию в стране нацелена прежде всего на систему высшего образования, на университеты, на то, как учат молодых людей в Соединенных Штатах.
Это всё придумал Байден...
Евгения Альбац: Ходили слухи в американских блогах и даже в некоторых СМИ, что причина того, что Трамп так обрушился на Гарвардский университет, заключалась в том, что Гарвард отказал в приеме в колледж младшему сыну Трампа. Вы можете это подтвердить или опровергнуть?
Евгений Шахнович: Не могу ни подтвердить, ни опровергнуть. Я довольно много разговариваю, общаюсь со своими коллегами и думаю, что какая-то информация из тех кругов, с которыми я общаюсь, просочилась бы. Ничего такого я и близко не слышал. Есть другая версия, которая гораздо более вероятна: это его война с семьей Прицкеров. Пенни Прицкер — председатель Гарвардской корпорации, главного исполнительного органа, который имеет большую роль и большой вес, в частности, он играет решающую роль в назначении президента Гарварда. У Трампа с семьей Прицкеров давняя история, у них была какая-то бизнес-сделка, которая сорвалась, он считает, что они его обманули, и т. д. То есть чистый бизнес, он их ненавидит. Он человек очень злопамятный и, как известно, никому ничего не прощает. Неофициально ходят разговоры о том, что возможность, по крайней мере частично, уладить конфликт между администрацией и университетом — это заменить Прицкер на кого-нибудь другого в качестве руководителя корпорации.
Евгения Альбац: Можно еще сказать, что губернатор штата Иллинойс, миллиардер Прицкер, тоже из этой семьи. И он тоже резко критически высказывается в адрес нынешнего президента Соединенных Штатов Америки. Но ведь Трамп не новатор в попытке указать частным университетам, что и как они должны делать. Я позволю себе напомнить, что в 2021 году президент-демократ Джозеф Байден, предыдущий президент Соединенных Штатов, заявил, что выдача федеральных грантов, то есть денег федерального правительства, должна быть увязана с соблюдением принципа DEI — Diversity, Equality, Inclusion — разнообразие, равенство и включение. Эта программа предоставляет некие преимущества, некую помощь прежде всего расовым меньшинствам. Чем атака Трампа отличается от атаки Байдена?
Евгений Шахнович: Я точно так же категорически не согласен с атакой Байдена. То есть мне не важно, кто это делает — Байден, Трамп или кто-то третий, я в принципе против такого рода вмешательства правительства в дела университета. С моей точки зрения, это одинаково неприемлемые действия. Разница в том, что администрация Байдена следовала определенному протоколу, основанному на законе, который был принят еще при президенте Линдоне Джонсоне и формально запрещал дискриминацию в образовательных учреждениях — по принципу пола, расовую, этническую, религиозную. Администрация Байдена посчитала, что недостаточно уделяется помощи меньшинствам, в ответ на это возникли DEI-офисы в университете, некая бюрократическая структура, которой нужно было как-то формально кланяться, но, в общем, никакого влияния на решения университета она не оказывала. Хотя на мой взгляд, ее присутствие было в высшей степени отрицательным и бессмысленным.
Евгения Альбац: Ну как же бессмысленным, если вы, профессор, вместе с целым рядом других профессоров Гарвардского университета создали Council for Academic Freedom, Совет по защите академической свободы.
Евгений Шахнович: Именно потому, что оно бессмысленное, именно потому, что добавилась очередная административная единица, которая никакой пользы, толка, прока университету не дает. Были дурацкие требования, например, что человек, который подает на профессорскую позицию, должен писать DEI statement. То есть он должен был пройти политический лакмусовый тест. Ты подаешь на позицию профессора химии, но ты должен писать специальное эссе на тему о том, как ты будешь помогать minorities, меньшинствам. Вот против такого рода вещей возник наш Council of Academic Freedom of Harvard, чтобы этому противостоять. В итоге еще до прихода Трампа в Белый дом требование писать эти DEI при подаче заявления на профессорскую позицию отменили. То есть нам что-то удалось сделать. Мы также участвовали в истории с уходом в отставку <президента Гарварда> Клодин Гэй (из-за ее позиции по отношению к антисемитизму на кампусе Гарварда. — NT).
Я просто хочу сказать, что такого рода вопросы должны решаться внутри, а не путем внешнего воздействия.
Чем отличается Трамп и его администрация? Предлогом для их действий был реальный, или вымышленный, или смесь этого и другого, антисемитизм в университете.
Евгения Альбац: То есть нарушение статьи закона, которая запрещает дискриминацию по религиозному признаку.
Евгений Шахнович: Да, именно. Дискриминация по религиозному признаку запрещена, и если университет нарушает закон, то к нему можно предъявлять претензии и проводить этот процесс. Претензия номер один к администрации Трампа — это то, что никакого процесса не было. Они не выдвинули никаких конкретных претензий, конкретных примеров антисемитизма, и т. д. Процесс по статье против дискриминации включает довольно много шагов. Он должен обязательно включать арбитраж, должен быть независимый арбитр, судья, который определяет, был ли нарушен закон или нет. Ну и многое другое.
Через две недели после того, как были выдвинуты обвинения, 11 апреля пришло письмо из администрации, в котором в ультимативной форме говорилось, что университет должен делать то-то, то-то, то-то, иначе отменят все финансирование. При этом письмо примечательно тем, что в нем содержатся невозможные и внутренне противоречивые требования. Например, чтобы прием студентов, прием профессоров осуществлялся merit-based, то есть по заслугам, само по себе это прекрасное требование, но при этом в качестве арбитра предлагались какие-то правительственные комиссии или надсмотрщики и аудиторы. Я себе совершенно не могу представить, как это может работать, и немножко запахло КПСС.
С другой стороны, требуя подхода merit-based, они настаивают на том, чтобы были одинаково представлены консерваторы и либералы. То есть они устанавливают идеологические квоты. Поэтому не очень понятен алгоритм действия университета: даже при максимально доброй воле по отношению к администрации не очень понятно, какие шаги нужно предпринять для того, чтобы выполнить эти требования. И в этом отличие байденовского от трамповского. У Байдена по крайней мере был какой-то разумный алгоритм, при котором ты выполняешь требования, и после этого финансирование продолжается. Здесь же даже непонятно, как отвечать на это письмо, только yes, sir. Поэтому такое ощущение, что мы в каком-то зазеркалье, где правила все время меняются, и игра идет по правилам, известным только одной стороне.
Групповое сознание
Евгения Альбац: Не в порядке спора, а просто для того, чтобы зафиксировать, что существуют и другие точки зрения. Нынешний президент Гарварда сказал, что он на себе испытал антисемитизм со стороны некоторых представителей Гарвардского университета, и не только студентов. Второе: недавно была дискуссия между прошлым президентом Гарварда Ларри Саммерсом, которого «съели», и Аланом Дершовицем, знаменитым адвокатом и профессором юридической школы, очень консервативным человеком, в которой они оба согласились с тем, что в Гарварде резко возрос уровень антисемитизма. А учитывая историю Гарварда, где до 1947 года были квоты на евреев, то есть ограничивался прием евреев, это особенно беспокойно. Третий аргумент, что в декабре 2024 года, на Хануку, раввину было сказано, что он должен убрать ханукию, которая всегда ставится около memorial church, общей церкви, где люди разных конфессий могут собираться и проводить свою службу. Якобы университет не может гарантировать защиту, если что-то неприятное случится. Наконец, на ступеньках главной библиотеки Гарварда были постоянно разложены плакаты «Сионисты, вон из Гарварда!» И последний аргумент — в том же самом палаточном городке, который был разбит в главном саду Гарвардского университета, перед статуей основателя университета Джона Гарварда висели плакаты со знаменитым слоганом From the river to the sea Palestine will be free, то есть «от реки до моря Палестина будет свободна». От реки до моря — это значит сбросить евреев в море, это уничтожение государства Израиль. В этом смысле претензии правительства Трампа, что в Гарвардском университете нарушался закон о недопустимости притеснения по религиозным причинам, в общем, справедливы.
Евгений Шахнович: Я не буду спорить, все эти факты с интерпретацией чуть-чуть туда, чуть-чуть сюда имели место. Проблема заключается в следующем: я не знаю ответа на вопрос, как с этим бороться. Беда в том, что отношение к Израилю в американском обществе, а не только в университете Гарварда, тревожит и печалит. То, что мы видим в университетах — это отражение общественного настроения, которое сейчас, к сожалению, в западном обществе антиизраильское.
Евгения Альбац: Администрация Трампа борется с woke culture. Что это такое?
Евгений Шахнович: Это та же самая культурная революция, но наоборот. Это лучше показать на примерах. Пример номер один — из Гарварда. У нас была биолог Кэрол Хоуэн, очень квалифицированная, очень сильная. Она вела курс на биологическом факультете по дрожжам, и в частности у нее была лекция про воспроизведение дрожжей. Ну и она сказала, что у них два способа воспроизводства, в том числе сексуальный способ воспроизводства, где есть два вида дрожжей, ну как два пола. И вдруг возникло страшное противодействие, движение среди студентов по поводу того, что она оскорбила каких-то LGBTQ, которые небинарные, то есть не могут себя отнести ни к мужскому, ни к женскому полу, и заявлением о том, что у дрожжей есть два пола, она оскорбила этих людей.
Евгения Альбац: А они себя сравнили с дрожжами?
Центральное в воук-культуре — что она групповая. Ты борешься не за себя как за личность, а за какую-то группу «униженных и оскорбленных»
Евгений Шахнович: Вроде того. Я не знаю, что у них там в головах было, но они страшно оскорбились. Стали возмущаться, стали пикетировать биологический факультет, ходить с какими-то плакатами. Кончилось тем, что администрация пошла на поводу у этих студентов, и великолепному лектору Кэрол Хоуэн не продлили контракт, ей пришлось с биологического факультета уйти. Вот это воук — возникает какая-то совершенно абсурдная сверхчувствительность каких-то людей. Пример номер два: студенты бойкотировали курс по современным методам работы полиции в борьбе с преступностью, к преподаванию которого привлекли начальника кембриджской полиции. И всё потому, что кембриджскую полицию считают «расистской», якобы она наказывает расовые меньшинства больше, чем белых. Курс отменили. Это примеры того, что люди как бы испытывают какую-то гиперчувствительность, когда совершенно нормальные проявления человеческой деятельности воспринимаются через призму каких-то глубоких обид за ту или иную группу населения.
Центральное в воук-культуре — что она групповая. Ты борешься не за себя как за личность, а за какую-то группу — небинарных в сексуальном отношений людей, расовое меньшинство, и т. д. Группы собираются в стаи и отстаивают свои интересы. Это некоторая культурная среда, в которой мы вращаемся среди молодых людей. Я не думаю, что она насаждается сверху. Все такого рода проявления, как правило, идут снизу. Вина университета в том, что он этому потакает. Никакого противодействия воук-культуре, которая насаждается в университетских общежитиях, в студенческой среде, университет не оказывал, по крайней мере в прошлом. И это, кстати, еще одна причина, по которой у нас образовался Council of Academic Freedom. Потому что возникло ощущение, что мы не должны идти на поводу ни у студентов, ни у каких-то бюрократов из администрации, а должны проявить волю и говорить своим голосом. И возникло это в ответ на воук-проявления, когда людей оценивают, сортируют по групповому признаку. Личность полностью в этой культуре теряется, а идентичность человека определяется только отношением к той или иной группе. Это замена индивидуальности группой.
Евгения Альбац: Давайте мы скажем, что woke culture переводится как «разбуженная культура». Идея заключается в том, что были задавлены некоторые группы населения, что было в Соединенных Штатах в отношении расовых меньшинств, в отношении чернокожего населения, в отношении индейцев, с чем серьезная борьба началась с решения Верховного Суда Соединенных Штатов 1948 года и затем продолжилась законами 1964 года. Понятно, что и квир-культура, культура LGBTQ тоже очень долго пресекалась и была задавлена, и поэтому людям кажется, что вот сейчас они должны взять свое.
Отказ государства от финансирования науки — это сценарий «бомбить Воронеж», потому что финансирование науки нужно не профессорам, получающим грант, не кафедрам и факультетам — оно нужно обществу
В Колумбийском университете антисемитские настроения и левые протесты с переносом вины правительства Израиля на всех евреев были особенно жесткими. Но Колумбийский университет, на который также наехало правительство Трампа, пошел на серьезные уступки. Можно даже сказать, что встал на колени в обмен на возвращение финансирования в 1,3 миллиарда долларов. Это государственное финансирование исследований, а не обучения (также как Гарварду заморозили 2,3 миллиарда именно на исследовательские гранты). Так вот, в обмен на это университет обещался, первое, выплатить 200 миллионов долларов штрафов федеральному правительству в течение трех лет. Еще 21 миллион долларов за закрытие иска против университета за притеснения на основе религии. Как я понимаю, федеральная власть получила возможность отслеживать прием в университет и наем сотрудников с помощью каких-процедур и вмешиваться, если сочтет, что университет опять нарушает принцип найма по качествам, по заслугам, а не на основании идеологии. Например, назначение главы кафедры по изучению Ближнего Востока Колумбийского университета прошло с одобрением чиновников из Вашингтона. На серьезные уступки пошел и другой знаменитый университет Лиги Плюща — Brown University, который находится в штате Провиденс, который также отказался от офиса Diversity, Equality, Inclusion и обязался вернуться к приему студентов и найму сотрудников на основе знаний и профессиональных достижений. В свою очередь Гарвардский университет уволил главу кафедры по изучению Ближнего Востока и закрыл несколько курсов, которые были откровенно антисемитскими и финансировались из грантов эмира Катара. Белый дом предложил выплатить штраф в 500 миллионов долларов, и президент Гарварда Аллен Гарбер только что заявил, что он не пойдет на это. Как вы оцениваете решение ваших коллег из Колумбийского и Браунского университетов?
Евгений Шахнович: Я оцениваю это в целом отрицательно, потому что это неправильный подход. Сегодня в Белом доме Трамп. Завтра, не приведи господи, там будет <лидер «прогрессивных демократов»> Александрия Окасио-Кортес... Или кто-нибудь в этом духе. Поэтому сегодня будут бороться с антисемитизмом, а завтра, например, президент Сандерс скажет, что не членам профсоюза никакого финансирования не положено. Или та же Кортес скажет, что белых нельзя финансировать, потому что они в рабстве участвовали, и так далее. Я считаю, что это произвольные действия. И есть еще такой момент, он может звучать неприятно, но это мое твердое убеждение, что человек в Соединенных Штатах имеет право орать любые лозунги.
Евгения Альбац: Это гарантируется первой поправкой.
Евгений Шахнович: Альтернатива этому — статья за разжигание ненависти, как в России. Пример России показывает, что свобода может быть либо полной, либо никакой. Нельзя быть наполовину беременной в смысле свободы, понимаете? Поэтому при всем моем отвращении к этим лозунгам я считаю, что люди, в том числе на университетских кампусах имеют право их кричать. Но должны быть определенные правила, где это разрешено, вроде гайд-парков. Первая поправка разрешает говорить! Как я уже сказал, наш политический маятник закачается, и когда-то он закачается влево, и тогда никто не должен жаловаться, что вот какая-нибудь Окасио-Кортес всех нас заставит ходить под красными флагами по Гарвард-Ярду, а иначе нас лишат финансирования. Поэтому решение Коламбии и решение Брауна мне представляется, в общем, очень трагическим.
Евгения Альбац: А из чего они исходили?
Евгений Шахнович: Им нужно получить финансирование, потому что у них разваливаются лаборатории. Понимаете, отказ государства от финансирования науки — это сценарий «бомбить Воронеж», потому что финансирование науки нужно не мне, когда я получаю грант, не кафедрам и факультетам — оно нужно обществу. Общество решило, что ему нужна наука. И это некий процесс, в котором участвует общество, начиная с Конгресса и кончая учеными, которые сидят на этих панелях и решают, кому давать, кому не давать грант. Когда мы занимаемся наукой с помощью государственного финансирования, мы приносим благо обществу. Мы делаем наше американское общество богаче во многих отношениях. Прекращая финансирование научных исследований, администрация и общество в целом стреляют себе в ногу. Вот из чего исходила Коламбиа, им нужно было, чтобы не разваливались лаборатории, чтобы не уходили люди. И мы в похожем состоянии, немножко в лучшем, у нас несколько больше денег, но все равно. Они пошли на это для того, чтобы не развалить американскую науку в одном отдельно взятом месте, в данном случае в Колумбийском университете. Если это будет продолжаться долго, она развалится в Гарвардском университете, она развалится в любом другом, в итоге будет плохо обществу. Биологические исследования, исследования в области физики оказываются под угрозой. И если у нас не будет этих исследований, мы превратимся, как говорили про Советский Союз, в Буркина-Фасо с ракетами. Поэтому я понимаю, из чего исходила администрация Колумбийского университета, но я считаю это решение трагическим и имеющим очень длительные последствия как прецедент.
Гарвард и иностранцы
Евгения Альбац: Федеральная судья Бостона, штата Массачусетс, которая слушала иск Гарвардского университета к федеральному правительству о заморозке миллиардов на исследования, дала понять, что склоняется поддержать Гарвард. Это было буквально две недели назад. В ответ администрация пригрозила Гарварду, что не будет выдавать визы иностранным студентам и преподавателям. Насколько федеральное правительство дальше будет препятствовать международному офису Гарварда спонсировать визы? Я человек с иностранным паспортом, поэтому наш Harvard International Office предупреждает о проблемах, которые могут возникнуть. Насколько это ограничение серьезно для Гарварда? И какие цели преследует Государственный департамент США?
Евгений Шахнович: Если это будет действительно выполняться, то это будет удар сильнейший, просто под дых. Потому что подавляющее большинство студентов и аспирантов на всех научных факультетах — иностранцы. Чем руководствуется правительство? Я думаю, что это еще один способ уколоть, ударить. Это такая война, в которой, что называется, все средства хороши. Но это еще один вариант «бомбардировки Воронежа», потому что эти люди делают американскую науку. Американская наука, как и наука европейская, делается руками аспирантов. Они сидят и сливают жидкости в пробирках, они на компьютерах считают. Если эти люди не будут приезжать (а американцами их не заменить, потому что по ряду причин сейчас очень плохое образование в Америке, там столько квалифицированных людей не найти) будет большой удар по научным исследованиям.
Евгения Альбац: 25% гарвардских студентов, которых принимают каждый год, это иностранные студенты. Дональд Трамп заявил, что принимая так много иностранных студентов, Гарвардский университет снижает вероятность попадания в лучший университет мира американских студентов. Насколько это справедливо?
Евгений Шахнович: Это справедливо в том смысле, что действительно увеличивается конкуренция для американских студентов. Но благодаря этому те, кто приходит в Гарвард учиться как в колледже, и уж тем более студенты — это абсолютно сливки. Они высшего класса, и уровень не ухудшается. Я преподаю в Гарварде 35 лет, и за это время тенденций к ухудшению я не вижу, студенты и аспиранты очень высокого качества. Являются они американцами или не американцами? По-всякому. Очень много американских граждан, которые этнически азиатского происхождения. Мы их не разделяем, нам все равно абсолютно, хоть с луны. Создавая какие-то искусственные препоны, качества не улучшить. Это мы проходили уже, мы знаем это и по Советскому Союзу, и по Северной Корее. Если кому-то ограничить доступ к конкуренции за место в лучшем университете, значит оставшиеся при меньшей конкуренции будут хуже. Чем меньше конкуренции, тем хуже качество.
Евгения Альбац: Какой ваш прогноз, профессор, чем закончится это противостояние? Трамп переломит Гарвард или Гарвард победит федеральную власть?
Евгений Шахнович: Я думаю, закончится своего рода ничьей. В том смысле, что будет какой-то договор, но может быть не по примеру Колумбийского университета, может по-другому немножко: формально будут какие-то экивоки в сторону администрации, а может даже не очень формально, заключат какую-нибудь, как Трамп говорит, сделку, и жизнь вернется более или менее на круги своя. С изменениями — например, не будет DЕI, что, по-моему, хорошо.
Евгения Альбац: Так его уже нет.
Евгений Шахнович: Но и не возникнет.
Евгения Альбац: Допустят надзирателя от федеральной власти?
Евгений Шахнович: Нет. Насколько я понимаю Трампа, ему главное не существо, а образ. И там может быть какая-нибудь обтекаемая фраза о том, что мы там чего-нибудь дадим, какую-нибудь статистику, информацию о том-то. Он объявит, что это его гигантская победа, и при этом мало что изменится. Но вот реальных надзирателей, которые будут иметь право вето или даже серьезное право голоса, кого назначать, кого не назначать, кого брать в студенты, кого не брать в студенты, я думаю, Гарвард не допустит, и у него будет ресурс для того, чтобы противостоять. Но повторяю, будет какой-то вариант сделки, когда и та и другая сторона объявит, что она победила, и дальше все пойдет своим путем.
Видеоверсия:
Справка:
Евгений Исаакович Шахнович — выпускник физического факультета Московского государственного университета. После окончания физфака МГУ работал в Институте белка Академии наук СССР. В 90‑м году приехал в США в аспирантуру Гарвардского университета, был учеником нобелевского лауреата 2013 года Мартина Карплюса. В 1997 году профессор Шахнович стал полным профессором, то есть получил пожизненный контракт в Гарвардском университете. Он стал профессором кафедры химии и химической биологии, а с 2019 года — заведующим кафедрой, также руководит лабораторией молекулярной и эволюционной биофизики. Автор около 500 статей и основатель целого ряда очень успешных биотехнологических компаний.
* Евгения Альбац в РФ объявлена «иностранным агентом».
В оформлении использованы фотографии: демонстрация студентов в Гарвардском университете, май 2024-го года (AP Photo / Ben Curtis); Дональд Трамп на митинге в США, штат Флорида (AP Photo / Chris O’Meara).