#Политика

О чем молчит Примаков-памятник

05.11.2019 | Андрей Колесников

Корпорацию «Россия» пора переименовывать в корпорацию «Путин и сыновья», отмечает публицист Андрей Колесников, говоря о последствиях присвоения Евгению Примакову роли предыдущего «вождя и основоположника»

Андрей Колесников.
На вопрос, с чего это вдруг Путин назначил официальным идолом Примакова и воздвиг ему вполне рукотворный памятник системы «мужик-в-пиджаке», есть вполне внятный ответ. Сталину нужен был Ленин, в том числе для подкрепления своих людоедских интенций цитатами из вождя. Путину тоже нужен был свой Ленин, чей авторитет освещал и освящал бы генеральную линию. Ельцин со своими «лихими 90-ми» на эту роль совершенно не годился, а Примаков, несмотря на, деликатно выражаясь, существенные отличия Евгения Максимовича от Владимира Владимировича, при некотором умелом обожествлении вполне подходил на роль вождя и «основоположника». Хотя бы потому, что запомнился он разворотом над Атлантикой, с которого и можно отсчитывать постепенную самоизоляцию России.

Но эта нехитрая комбинация с превращением Примакова в идола прямо-таки вынуждает задать следующий вопрос в жанре «а что если?». Что если бы преемником стал именно он? И что у нас в принципе на сегодняшней день с моделью преемничества?

«Примус» и ЧВС как альтернативы

Примаков не был крупным мыслителем, цитат понадергать из него трудно. Высказывания его — набор невероятных банальностей, хотя именно незадолго до кончины он стал рассуждать в прямо противоположном от Путина направлении. Скорее, брал он своим весом — политическим. И образом мудрого аксакала.

Управленчески его правительство 1998–1999 годов провалилось полностью, но в этом и было историческое счастье России: кабинет министров, не будучи в силах реализовать придуманные им дирижистские меры, оставил в результате российскую экономику в покое, и она, будучи рыночной, довольно быстро восстановилась и ожила. Так что своими экономическими успехами первых лет президентства Путин полностью обязан Гайдару, заложившему основы рыночной экономики, Черномырдину, эти основы как минимум не разрушившему, и Примакову, пусть того и не желавшего, но оставившего экономику на пути свободного восстановления.

Устроить второй передел собственности при участии чекистов средних лет он органически не мог. Представить себе Примакова, берущего с помощью вежливых людей Крым, в принципе немыслимо

Евгений Максимович, которого называли «Примусом» вовсе в латинском значении слова, был фигурой сложной. Однако с 2014 года говорить о том, что, стань он преемником Ельцина, то привел бы страну в то самое место, куда ее с боями завел Путин, довольно сложно. Устроить второй передел собственности при участии чекистов средних лет он органически не мог. Представить себе Примакова, берущего с помощью вежливых людей Крым, в принципе немыслимо. И совершенно непонятно, откуда вообще брались эти рассуждения в российском политическом классе о том, что он мог вести себя как Путин — ведь перед глазами были несколько месяцев работы его правительства. Он просто не стал бы и не мог бы, говоря казенным языком, администрировать все эти безобразия — по крайней мере до степеней сегодняшнего полного абсурда.

Примаков-1999 — это не Зюганов-1996, который в то время еще не был добрым дедушкой, повернутым на ностальгии по Сталину и на высадке цветочков в поселке управления делами «Снегири». Это реальная альтернатива более мягкого пути, по форме совершенно не либерального, а по сути — спокойного и органического.

Впрочем, настоящая, куда более серьезная альтернатива была уничтожена сразу несколькими руками, в том числе, к сожалению, Бориса Николаевича. Ошибку он взялся было исправлять, да уже было поздно тогда, когда в августе 1998-го Лужков с Зюгановым торпедировали возможность возвращения Виктора Степановича Черномырдина в правительство. А значит, саму вероятность превращения его в преемника Ельцина.

ЧВС мог стать тем президентом, который, не без сложностей и зигзагов, действительно «берег» бы Россию в том смысле, какой вкладывал в эти слова Ельцин. Как минимум — обеспечил бы главное: сменяемость власти. И не допустил бы не менее важного: прихода ФСБ к безраздельной власти в стране.

Шанс был упущен. А теперь никого, кто хотя бы отдаленно напоминал «Примуса» и ЧВСа, днем с огнем не сыщешь. То на Сечина напорешься, то на Володина… Кризис лидерства, как говорится. Впрочем, кризис рукотворный.

Нервы крупного рогатого скота

Одна из признаваемых схем транзита-2024 (ну, или 2030) — это модель преемничества. Страшно увлекательное занятие — передвигать на доске какого-нибудь Дюмина или даже Медведева в качестве шахматных фигур. Автократ внимательно всматривается в молодую гвардию, сверля своим взглядом-лазером то калининградского Алиханова, то нижегородского Никитина. Иной раз прокатит на мотоцикле по Крыму начальника Севастополя Развозжаева — этакого посла по особым поручениям, который то Хакасию усмирит, то город воинской славы возглавит, опять же — победитель конкурса «Лидеры России». Народ всматривается: не знаем, кто там на мотоцикле за талию водителя держит, но водитель у него — сам Путин.

В 1930-е годы дорогу таким молодым технократам вроде будущего председателя Госплана Байбакова или будущего маршала Устинова прокладывали горы трупов — стремительная вертикальная мобильность обеспечивалась расчисткой избыточного человеческого материала. Байбаков надолго запомнил поучения великого кормчего насчет того, что у наркома должны быть «бичьи нэрвы». Сейчас они тоже нужны. Особенно в ситуации, когда ближний круг нынешнего великого кормчего безнадежно стареет.

Да, вроде бы, на первый взгляд, страну нельзя передать по наследству как собственность. Но если только не закрепить власть за сыновьями, предварительно сохранив себя у власти

Впрочем, у пробивных технократов с этими самыми нервами крупного рогатого скота есть конкуренты, которые в буквальном смысле хотели бы получить в наследство страну как бизнес-актив — это сыновья нашего «Политбюро», от младших Патрушевых до младших Бортниковых. Бросили одного из них на сельское хозяйство, почему бы с равным успехом не бросить на президентство.

Да, вроде бы, на первый взгляд, страну нельзя передать по наследству как собственность. Но если только не закрепить власть за сыновьями, предварительно сохранив себя у власти. Спасение путинизма (где власть равна собственности и наоборот) после Путина — в превращении корпорации «Россия» в товарищество «Путин и сыновья» unlimited.

Франсиско Франко ошибся. Он думал, что если воспитает мальчика Хуана Карлоса при себе как сына, обучит его в двух военных академиях, франкизм, используя обновленную монархию, переживет века. Но у мальчика были другие планы, не говоря уже о том, что потомственный Бурбон не состоял в родстве с выскочкой-офицером, ставшим диктатором. А в нашем случае передача власти может быть укреплена родственными узами — кровные родственники способны продолжить дело отцов. Вариант: не способны. Есть сомнения в их управленческих талантах.

В результате транзит, каким бы гладким в дворцовом смысле он ни оказался, таит в себе риски крушения тысячелетнего царства путинизма. К тому же глубинный народ предпочтет наблюдать за происходящим не на площадях, защищая с вилами в руках родной клептократический режим, а по телевизору, запасшись пивом и попкорном.

Жаль, конечно, что нас наше же начальство вовлекает в процесс размышлений о механизмах транзита. Путин, сам того не желая, поставил в лице «мужика-в-пиджаке» Примакова памятник нереализованной альтернативе развития Российской Федерации. Дело, разумеется, не в «Примусе». А в том, что действие демократических механизмов вроде свободных выборов избавляет от необходимости мучительно думать о том, кто станет преемником, превратится ли Путин в елбасы и не уменьшится ли от этого колбасы.

Фото: rg.ru


×
Мы используем cookie-файлы, для сбора статистики.
Продолжая пользоваться сайтом, вы даете согласие на использование cookie-файлов.