Насмешки над правосудием
Когда мы говорим о беззаконии или судебном произволе, перед нашими глазами обычно встают картины вполне конкретных событий, связанных со злоупотреблением правосудием. Кого-то незаконно осудили, кого-то наоборот незаконно освободили от ответственности. Участника мирных московских протестов лета 2019 года приговаривают к четырем годам лагерей, а полицейского, пытавшего задержанных, — к году условно. Сотруднику ГИБДД, убившему из автомата спокойно проезжавшего мимо человека, дают три годам лишения свободы условно. А верующего, обсуждавшего со своими единоверцами у себя дома Библию, приговаривают к трем с половиной годам реального лишения свободы.
Эти насмешки над правосудием не остаются фактами частной жизни судей, следователей, прокуроров и фигурантов уголовных дел. Они становятся достоянием общества, публично обсуждаются и влекут далеко идущие последствия. Власть этого либо не понимает, либо делает вид, что это несущественно.
Многим показалась дикой недавняя перестрелка в Ростовской области фермеров, которые не смогли поделить между собой землю для выпаса скота. Между тем пастбище очень важно для скотоводов, без него этим фермерам не выжить. Цивилизованный путь разрешения подобных споров — в суде, но кто верит отечественному правосудию? В большинстве подобных случаев судебное решение зависит от звонка влиятельного человека или суммы, занесенной судье для вынесения нужного вердикта. Кто пойдет в такой суд?
От самозащиты до самосуда
Бездействие следственных органов, когда речь идет о защите частных прав и интересов, уже стало притчей во языцех. Особенно когда эти права и интересы ущемляются государственными структурами. Яркий тому пример — армейская дедовщина.
Однажды в Иркутской пересыльной тюрьме я сидел с убийцей — парнем лет двадцати. Его призвали в армию, он служил на Сахалине, и старослужащие изощренно издевались над молодыми солдатами. Офицеры смотрели на это сквозь пальцы, жаловаться было некому. Когда в очередной раз его хотели подвергнуть унижениям, он схватил доску, стал отмахиваться от нападавших и попал одному из них по голове — убил наповал. «Я не хотел никого убивать, но что мне было делать?» — спрашивал мой сокамерник.
В министерстве обороны говорят, что что у расстрелявшего сослуживцев солдата, прослужившего всего четыре месяца, были личные проблемы. Можно и так сказать, ведь когда молчит закон, проблема беззакония становится очень личной
Людям, попавшим в ситуацию бесправия, не остается ничего другого, как защищаться самим. В минувшую пятницу в воинской части в поселке Горный Забайкальского края молодой солдат Рамиль Шамсутдинов убил восьмерых своих сослуживцев — двух офицеров и шестерых солдат. Для меня нет никакой загадки в этой истории — это реакция на дедовщину.
В министерстве обороны говорят, что что у молодого военнослужащего, прослужившего всего четыре месяца, были личные проблемы. Можно и так сказать, ведь когда молчит закон, проблема беззакония становится очень личной.
Служивший раньше в той же Забайкальской части солдат рассказал изданию 72.ru, как офицеры там издевались над солдатами. Ему, например, четыре ночи подряд не давали спать и заставляли учить устав перед тем, как он заступит в первый караул. В другой раз солдат пять часов подряд заставляли снимать и надевать защитный костюм. О подобных издевательствах над людьми правоохранительные органы ничего не знают или не хотят знать?
Деградация правосудия в России видна невооруженным глазом. Не нужно быть специалистом, чтобы заметить это. Широко обсуждаемые сейчас приговоры по «московскому делу» не только вызывают протесты, но и формируют в обществе отношение к судебной системе. Как можно относиться к судье Криворучко, отказавшемуся смотреть представленный защитой видеоролик, который посмотрела вся страна? И на котором хорошо видно, что подсудимый Павел Устинов невиновен. Из таких «криворучек» в основном и состоит сегодня в России судейский корпус.
Путь к радикализации
Недоверие к суду и закону побуждает людей пассионарных и нетерпеливых действовать самостоятельно, что может привести к трагическим последствиям. Хрестоматийный пример — революционерка Вера Засулич, в 1878 году стрелявшая в петербургского градоначальника генерала Федора Трепова. Градоначальник при посещении Дома предварительного заключения велел высечь розгами политического заключенного Архипа Емельянова (больше известного под псевдонимом Алексей Боголюбов) за то, что тот не снял перед ним шапку. Генерал Трепов нарушил закон от 1863 года, запрещавший телесные наказания, но самодурство генерала никак не было наказано. Трагические последствия этого случая состояли не в том, что Трепов был ранен (пуля попала ему в ягодицу) и не в том, что Засулич была отдана под суд (ей вынесли оправдательный приговор), а в том, что революционное насилие было сначала признано в обществе приемлемым инструментом политической борьбы, а затем захватило всю страну и в конце концов разрушило ее до основания.
У беззакония есть и еще одно опасное свойство — оно воспроизводит себя. Одно беззаконие порождает другое. Произвол ФСБ породил террористический ответ Жлобицкого. Попытка журналистки из Пскова Светланы Прокопьевой объяснить этот теракт привела к уголовному делу против нее
С удручающей неизбежностью подобные ситуации повторяются и в наше время. Именно так произошло с «приморскими партизанами», которые, убедившись в бесполезности попыток обуздать в их краях милицейский произвол, начали убивать даже ни в чем не виновных сотрудников милиции. Из тех же соображений исходил и 17-летний Михаил Жлобицкий, подорвавший себя в здании Архангельского ФСБ и написавший перед смертью, что ФСБ «фабрикует дела и пытает людей».
У беззакония есть и еще одно опасное свойство — оно воспроизводит себя. Одно беззаконие порождает другое. Произвол ФСБ породил террористический ответ Жлобицкого. Попытка журналистки из Пскова Светланы Прокопьевой объяснить этот теракт привела к уголовному делу против нее по обвинению в оправдании терроризма. Вынесение ей обвинительного приговора, если таковое случится, приведет к новым акциям общественного протеста и новым беззаконным действиям властей. Конвейер беззакония остановить очень трудно, и чем дальше, тем труднее.
В обществе уже сложилось устойчивое мнение о безнадежности обращений в суд. Это репутационная проблема российской власти. И это большая проблема всего российского общества. Неизвестно, собирается ли власть что-либо с этим делать, но граждане в острых ситуациях берут роль правосудия на себя. Можно долго спорить о том, хорошо это или плохо, но нельзя спорить с очевидным фактом — когда закон молчит, грань между правосудием и преступностью становится незаметной, а то и вовсе стирается.
Фото: Георгий Малец
