#Власть/Общество

Смерть как повестка

09.05.2019 | Леонид Гозман

Они больше не ужасаются цифрами потерь — они ими гордятся, а фраза «только б не было войны» потеряла актуальность: они допускают победоносную войну с чуть меньшей кровью

Леонид Гозман.

Пляски вместо печали

День 9 мая был праздником еще задолго до того, как власть в 1965 сделала его выходным. Даже дети, которым не забивали голову ерундой и не одевали в маскарадные костюмы, знали, что в этот день произошло что-то очень хорошее. Люди в этот день были довольны собой и своей страной, и были добры друг к другу.

Я помню атмосферу этого праздника. Не было единства перед лицом угрозы, которое мне довелось видеть в августе 1991 у Белого Дома. Не было, как ни странно, и особой радости победы. Была та самая печаль, которая светла (хоть это и было сказано по другому поводу), был, как в песне, праздник со слезами на глазах. Была радость жизни, но не истерическая, требующая жить сейчас, немедленно, скорее, но радость спокойная.

А вечером собирались гости. Орденов никто не надевал, пафосных речей не произносил. Погибших поминали. Но был праздник. Потому, что Победа, несмотря на все сегодняшние омерзительные пляски, действительно была, и люди, прошедшие войну или просто ее заставшие, об этом всегда помнили.

Того праздника больше нет. Начальство не просто забрало его себе, оно его опошлило, осквернило. Наше государство — как царь Мидас. Только он превращал все, к чему прикасался, в золото. А здесь — в дерьмо!

Это давно известно — и вообще, и применительно к Победе. Вопрос — зачем? Чем им мешало, что люди отмечают этот день по-человечески, зачем они лишили народ подлинного Дня Единства, превратив его в арену противостояния?

Им хочется не просто принимать парады, а чувствовать себя — лично себя — победителями в той придуманной войне. Память о войне настоящей — с кровью, страданиями и жестокостью, с героизмом и предательством — всячески подавляется

Скрепы системы

Есть вещи очевидные. Присвоение бесспорного в этическом плане символа страны позволяет повышать или хотя бы поддерживать на плаву рейтинг власти, что с каждым днем становится все более актуальным. Ну а поскольку со вкусом у них не очень, а ветеранов, которые могли бы морду набить, уже не осталось, то и появляются картонные Рейхстаги и прочие чудесные чудеса вроде Шойгу, увешанного орденами, как новогодняя елка. Кроме того — они же тоже люди — это еще и приятно. Им хочется не просто принимать парады, а чувствовать себя — лично себя — победителями в той придуманной войне (память о войне настоящей — с кровью, страданиями и жестокостью, с героизмом и предательством — всячески подавляется; по телевизору уже сказали, что Астафьев про войну лгал). И про ту придуманную ими войну мы скоро узнаем, что флаг над Рейхстагом водрузил отец Путина, о чем Путин все эти годы молчал по скромности, а еще через пару лет выяснится, что это сделал он сам. «Второе путешествие на Луну мы с мужем совершили вместе».

Вторая причина носит уже стратегический характер. Легитимность нашей власти идет не от выборов. Путин — президент не потому, что его выбрали. Наоборот, его выбрали, потому что он президент. А президент он так долго благодаря ежедневным, практически, победам — в Сирии и в Крыму, над американцами и над внутренними врагами.

Но надежнее опираться не только на ежедневные победы, которые иногда дают сбои, заметные, несмотря на все старания телевизора — вот уже и число граждан, поддерживающих войну в Сирии, стало меньше, чем число не поддерживающих. Спокойнее обращаться к победам вечным, экзистенциальным, к тому же и локализованным в прошлом — с ними уж точно ничего не случится. Хотя, кажется, они и в этом не уверены — постоянно говорят о попытках пересмотреть историю и украсть у нас эту самую победу. Как, интересно, они это себе представляют? Кто-то скажет, что не было штурма Берлина? Но «даже Господь не может сделать бывшее не бывшим». Пусть расслабятся.

Победа мая сорок пятого символизирует не просто военный успех, а величие державы, причем, не только в тот конкретный момент, а вообще, всегда. А величие означает уникальность — нет и не может быть больше таких стран, сочетающих в себе военную мощь, гуманизм, культуру, равной которой нет, функцию хранительницы вечных ценностей, растерянных уже остальным миром. И конечно, такая страна не может быть связана глупостями, придуманными для других, обычных стран — ограничениями сроков пребывания у власти, разделением властей и всем прочим. И правителем в ней должен быть не абы кто, заброшенный на трон электоральными ветрами, а человек, соразмерный стране по величию, которого дал ей непосредственно Бог. В общем, вы знаете его фамилию.

Задача выведения себя из-под общих для всех правил стоит перед нашей властью очень остро — а как иначе прикажете решать проблему 2024 года? Спекуляции на величии, эманацией и высшей точкой которого является май сорок пятого, естественны и прагматически оправданны

Я, конечно, утрирую, но совсем, чуть-чуть. Задача выведения себя из-под общих для всех правил стоит перед нашей властью очень остро — а как иначе прикажете решать проблему 2024 года? Спекуляции на величии, эманацией и высшей точкой которого является май сорок пятого, естественны и прагматически оправданны. Хотя не исключено, что они и сами начинают во все это верить. У них сложные отношения с реальностью. Высказывания, например, академика, советника президента Глазьева о грядущем заселении Донбасса израильскими евреями свидетельствуют не только о его выдающемся интеллекте. Начальство его слова не дезавуировало, а значит, не только он, но и все они не заметили наступления не только двадцать первого века, но, похоже, и двадцатого — вся эта территориально-этническая паранойя из века в лучшем случае девятнадцатого, если не раньше.

Смерть как повестка

Но есть еще одно, чем они, похоже, увлеклись всерьез — культ смерти. Говоря о потерях, они не ужасаются ими — они ими гордятся. Вопрос о возможности выиграть войну хоть немного меньшей кровью четко маркирует задающего как русофоба.

Похоже, ничего кроме смерти и, наверное, посмертного блаженства они уже и не могут предложить. В знаменитой шутке, что они, мол, все сдохнут, а мы попадем в рай, есть доля шутки

За этим — давняя традиция. Без смерти нет подвига. Подвиг — это гибель врага или принесение на алтарь Отечества собственной жизни. Нет жизни за Родину, только смерть. А вот Гете сказал: «Пусть Германия умрет за меня», — но это от бездуховности, конечно.

Похоже, ничего кроме смерти и, наверное, посмертного блаженства они уже и не могут предложить. В знаменитой шутке Путина, что они, мол, все сдохнут, а мы попадем в рай, есть доля шутки. Интересно, он имел в виду всех нас или все-таки их — себя и своих ближайших соратников? Кстати, Иван Грозный — тоже патриот не из последних — всерьез ждал Второго Пришествия и верил, что все погибнут, «лишь мы спасемся». Причем именно благодаря тем страданиям, которые перенес русский народ под чутким руководством своего царя. Нет ничего нового под солнцем!

Но черт с ними со всеми. Чтобы ни вытворяло сейчас начальство и его пропагандисты, в мае 45-го закончилась страшная война! С праздником!

О Дне Победы и двух системах ценностей, воюющих между собой, также читайте здесь


Фото: zen.yandex.ru


×
Мы используем cookie-файлы, для сбора статистики.
Продолжая пользоваться сайтом, вы даете согласие на использование cookie-файлов.