Отшутились по поводу корзинки с колбасой. Отпраздновали 57-летие со дня рождения самого героя. Понаблюдали за сценой, как он практически на глазах у президента красиво, за 15 минут до подписания давно согласованной сделки, детали которой ему, естественно, были прекрасно известны, срывает строительство пяти танкеров из-за того, что их собственником выступает «Совкомфлот», а не «Роснефть». Выслушали слова по поводу того, что обнародование прокурором на суде его беккетовско-чеховского диалога с Алексеем Улюкаевым — это «профессиональный кретинизм», так делать нельзя, потому что беседа содержала государственную тайну. А вопрос остался — ху из мистер Сечин?
Открытие театрального сезона
Его демонизируют так же, как когда-то демонизировали Владислава Суркова. Правда, Сечину не надо публиковать прозу под псевдонимом — лучшую свою пьесу он уже наговорил на прослушивающие устройства своим соратникам-эфэсбэшникам, когда сам инициировал запись разговора с министром экономики при передаче ему того, что, по версии обвинения, является взяткой.
Он кажется всемогущим — только ему и еще Рамзану Кадырову дозволено публично заходить в своих словах и делах так далеко, как «папа» не позволяет никому. Иной раз мнится, что у нас теперь новый дуумвират: вместо «Путин-Медведев» — «Путин-Сечин», и у них какой-то негласный контракт. И еще не понятно, кто правит страной. Но когда орудие Сечина, его инструмент, его отвертку под названием «генерал Феоктистов» отправили на пенсию, а потом процесс Улюкаева сделали открытым, а затем прокурор зачитал пьесу Сечина «Колбаса», переплюнувшую лучшее из Ионеско, Беккета и Стоппарда, стало очевидно: чем могущественнее становится «настоящий Игорь Иванович», чем в большей степени демонстративно он идет на конфликт со всеми — от высоких правительственных чиновников до топ-менеджмента «Системы», «Транснефти», «Совкомфлота», — тем он слабее политически.
Те, кто ставил когда-то на Путина и вынужден продолжать ставить, потому что он не сделал ни единого намека на то, что собирается превращаться в хромую утку, — совершенно не собирались одновременно ставить на Сечина. О таком товаре в нагрузку не договаривались. Да, ему отдали на хранение стратегический ресурс — нефть. Но это не значит, что «Роснефть» должна стать трамплином для вертикального взлета еще выше. Чтобы стать начальником страны, нужно заслужить консенсусное уважение политико-экономических элит. Пока же Сечин лишь провоцирует страх и ненависть. На этом катамаране на позицию гибридного автократа не въедешь.
Чем могущественнее становится «настоящий Игорь Иванович», чем в большей степени демонстративно он идет на конфликт со всеми — от высоких правительственных чиновников до топ-менеджмента «Системы», «Транснефти», «Совкомфлота», — тем он слабее политически
Он сам захотел театра — красивой личной мести идейно и физиологически чуждому ему Алексею Улюкаеву с встроенным в акт ареста месседжем всем элитам «Бойтесь! Посажу каждого, кто встанет у меня на пути!», — и получил целый театральный сезон. Открытый процесс, в ходе которого вывернута наизнанку вся кухня путинского режима. В колбасной пьесе описаны, как говорят литературоведы, «типические герои в типических обстоятельствах» — именно так, как в транскрипте разговора государственного олигарха и министра, все или почти все дела делаются в этом государстве, которое подмяло под себя экономику и общество. Ничего без корзинки, вне корзинки, помимо корзинки. И каждый готов подставить и предать другого.
И после мы еще рассуждаем о том, что Путин может «не пойти» или «уйти», прихрамывая на одну ногу. Куда он пойдет? И далеко ли успеет зайти?
Государство — это он
Всеми своими действиями Сечин И. И. показывает: государство — это я. Мои доходы — это гостайна. Бизнес — это гостайна. Семья, недвижимость, плавсредства, особенности быта семьи на плавсредстве — гостайна. Разговор с подставленным и посаженным министром экономического развития — гостайна. Технология подставы — гостайна.
Я, государство, правлю миром. Корявеньким, но своим. Захочу — спасу венесуэльского диктатора, кину на это колоссальные финансовые и людские ресурсы. Вряд ли участники посткрымского консенсуса, поудобнее устраиваясь у телевизора, чтобы пройти химиотерапию программой «Время», догадываются, что победы Мадуро — это победы Сечина, а его поражение станет поражением Сечина на международной, так сказать, арене. Ну, по крайней мере, это будет понимать сам глава «Роснефти», ведь только благодаря ему (и ряду китайских товарищей) этот южноамериканский режим-изгой еще не рухнул.
Так человек масштаба заведующего канцелярией — деловито-суетливого, с коммуникационными способностями артиста провинциального театра, нарочито неискренними улыбочками метрдотеля — правит государственным бизнесом и той частью политической карты мира, где живут правители-изгои. Так предъявляются публике представления о мире и стиль управления во многом типичного работника советских и российских спецслужб.
В стране введено прямое чекистское правление. Если Путин хочет продержаться в течение следующего президентского срока, да еще затеять транзит или свой уход на покой, ему придется побороться за установление хотя бы внутри своего ближнего круга правления гражданского типа. Прямое чекистское правление громоздко, неэффективно, монопольно, затратно, непривлекательно, «обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй». Это, конечно, хорошо — можно детей пугать, не только инвесторов и министров, но хорошо в меру. А мера уже не соблюдена.
Человек масштаба заведующего канцелярией — деловито-суетливого, с коммуникационными способностями артиста провинциального театра, нарочито неискренними улыбочками метрдотеля — правит государственным бизнесом и той частью политической карты мира, где живут правители-изгои
Пьеса «Колбаса» пока одноактная (с пометкой «18+, содержит нецензурную брань»). Едва ли кто-нибудь в элитах хотел бы, чтобы она продлилась вторым актом после антракта. Колбаса, которую подают в этом театральном буфете, — токсична…
Нахрапистость — бывает так — заканчивается утратой доверия. Доверие имеет свойство утрачиваться внезапно: еще вчера ты глухаря с кем надо ел или обставлял свою виллу в стиле и со вкусом Шакро Молодого — и вот уже нет тебя во власти. Спасибо, что на свободе…
«Что ты одет так легко?»
Фрагмент пьесы «Колбаса», где чрезмерно заботливый человек знает о том, что предмет заботы спустя минуты будет задержан, что-то мучительно напоминал.
«С: Чай приготовят пока. Да все отлично. Слушай, а ты без куртки?
У: Да.
С: Как ты ходишь вообще так?
У: А?
С: Это самое, надо куртку какую-нибудь.
У: Не надо, не надо, зачем?»
Вспомнил. Сценарий Виктора Мережко, режиссер Роман Балаян — «Полеты во сне и наяву». Герой Никиты Михалкова гонит со съемочной площадки забредшего туда героя Олега Янковского:
«— Пойдем со мной. Что ты одет так легко?
— Что?
— Одет легко чего? Не замерзнешь?
— Да нет…
— Живешь недалеко?
— Рядом здесь.
— Рядом, да? Молодец. Ну, давай. Давай, уходи. Хорошо?»
Фильм снят в 1982-м. У героя Янковского — кризис среднего возраста. В стране — кризис. «Ты же болен, Серега, неужели не понимаешь», — говорит герой Олега Табакова герою Олега Янковского в этой же картине.
Они все больны. Неужели не понимают?
Читайте также: «Ставка на банкрота»
