Градус милитаристской риторики в России растет по экспоненте — в строгой корреляции с постоянным ростом военных расходов; президент вносит в перечень секретных данных число боевых потерь в мирное время; вице-премьер Рогозин в подробном интервью на госканале рассказывает о планах развертывания военного производства в разных городах страны — все это заставляет задуматься о том, каковы цели накачивания военных мускулов в таких масштабах и может ли это иметь для экономики страны хоть какие-то позитивные последствия.
За ценой не постоим
Очевидно: в Кремле сегодня хотят видеть Россию очень мощной в военном отношении страной и готовы на это потратиться. Предполагалось, что до 2020 года на модернизацию армии будет выделено около 20 трлн руб., а с текущими тратами военный бюджет может достичь 4,9–5,2 трлн руб. в год, или
4,5–4,8 % ВВП (по плану на 2015 год — 3,28 трлн руб., или 3,6 % ВВП).
В относительных цифрах, то есть в процентах ВВП, заявленные расходы в 1,2 раза больше, чем в США. В абсолютных значениях такие расходы выведут Россию на третье место в мире после Америки и Китая.
Естественно, сразу встает вопрос о том, можем ли мы себе это позволить.
Как экономист, считаю, что военные расходы уже сегодня непропорционально велики: в 2015 году из федерального бюджета России на оборону потратят в… 8,4 (!) раза больше средств, чем на здравоохранение, тогда как из федерального бюджета США — на 28 % меньше. $95–100 млрд в год, которые предполагается пускать на финансирование военных к 2018 году, могли бы скомпенсировать средний (в 2008–2014 годах) отток капитала зарубеж и критически важны для восстановления роста российской экономики. Направление половины данной суммы в Пенсионный фонд России могло бы снять вопрос о повышении пенсионного возраста. Список можно продолжить.
Однако проблема не только в чрезмерности военных расходов, но и в том, что совершенно не понятно, какой эффект такие траты могут дать и зачем они нужны.
Заявленные цели и реалии
В правительстве утверждают, что финансирование «оборонки» — это создание «высококвалифицированных рабочих мест» и вклад в экономический рост.
Между тем, как хорошо видно на примере «Роскосмоса» и многих заводов в системе ВПК, приток новых кадров в отрасль минимален, а качество производимой продукции снижается. Учитывая высокую фондовооруженность предприятий «оборонки», каждое новое рабочее место будет обходиться тут в разы дороже, чем в более конкурентных секторах экономики. При этом масштабы бюрократической «надстройки» обеспечат «доведение» до работников лишь малой части выделенных средств и не изменят ситуацию с зарплатами в этом далеко не самом благополучном секторе — а, следовательно, не сделают работу в нем привлекательнее. А абсолютная бесконтрольность военных расходов — а как показывает исследование специалистов Института Гайдара, сейчас каждый пятый рубль бюджета относится к секретным статьям бюджета, и даже в дошкольном образовании есть секретные статьи (см. график), — гарантирует и неэффективность этих огромных трат.
Более того, учитывая, что «оборонка» у нас не притягивает частные инвестиции (а, напротив, становится все более огосударствленной), мультипликативный эффект окажется минимальным: ВВП в лучшем случае возрастет на величину потраченных бюджетных средств, в то время как инвестиции, например, в дорожное строительство могут привлечь столько же дополнительных частных денег, сколько и вкладывает государство. Наконец, чистой иллюзией является ожидание того, что инвестиции в ВПК дадут прирост технологий — это лишь в 1960–1970-е годы военные технологии получали «новую жизнь» в гражданском секторе, — с конца 1980-х в развитых странах начался обратный процесс усвоения военными инноваций, первоначально созданных для гражданских нужд (что прекрасно показано в известной работе Джона Элика и его коллег* * Alic, John A., et al. Beyond Spinoff: Military and Commercial Technologies in a Changing World, Cambridge (Ma.): Harvard Business School Press, 1992. ). Надеяться на то, что оборонный сектор «вытянет» российскую экономику из кризиса — это жить где-то между Карибским кризисом и программой «Союз-Аполлон», хотя на дворе второе десятилетие XXI века.
«Перебрасывая» 2-3 % ВВП из программ финансирования здравоохранения, образования или инфраструктурного строительства в ВПК, власти руководствуются давно устаревшими представлениями, и это может очень дорого обойтись стране — прежде всего потому, что сегодня оборонные расходы являются прямым вычетом из общественного продукта, налогом, которым государственная мнительность обременяет общество, и не более того.
Где враги?
Вторая проблема состоит в том, что остается неясным, зачем нужны военные расходы столь значительных масштабов?
С 12 июня 1990 года, когда Россия формально объявила о своем суверенитете, никаких попыток агрессии в отношении нашей страны зафиксировано не было. Сегодня Россия граничит только с одним государством, которое способно начать с ней войну с применением обычных вооружений, — с Китаем, — принято, правда, считать, что это сейчас наш самый верный друг. Для ответа на глобальные угрозы есть ядерное оружие, которое нужно модернизировать, но не обязательно наращивать. Однако сегодня идет речь о строительстве авианосцев к 2027 году, о создании группировки в Арктике, о милитаризации Крыма. Мы собираемся вести наступательные операции по другую сторону Атлантического или Тихого океанов? Воевать на Ямале, куда ни у кого в обозримом будущем даже не возникнет мысли вторгнуться? Восстановить мощный флот на Черном море, который в случае войны не пройдет проливы и будет уничтожен в крымских гаванях ракетами, запущенными с кораблей, находящихся в Средиземноморье?
Представляется, что российская власть имеет в голове совершенно иные задачи, а именно — восстановление системы зон влияния в Европе. В год 70-летия Ялты и Потсдама Кремль хочет вернуть старый мировой порядок, ушедший в историю вместе с концом Холодной войны. Но тот порядок был основан на блоковой системе, на сосуществовании Варшавского договора и НАТО, на сложной системе сдержек и противовесов, действовавшей в глобальном масштабе. Сегодня ничего такого не восстановить — да и союзников у нас в Европе нет. Максимум, чего Россия может добиться, — это восстановления контроля над «мятежными» республиками бывшего Советского Союза, и то не над всеми: балтийские страны, ныне состоящие в НАТО, вряд ли станут объектом российской агрессии.
В сухом остатке
Все сказанное выше означает, что:
1) инвестиции в «оборонку» никакого позитивного эффекта на российскую экономику не окажут;
2) повышения ее реальной обороноспособности не обеспечат;
3) важнейшую внешнеполитическую «хотелку» не реализуют.
Тогда зачем вся эта затея?
Рискну предположить, что с помощью «нового курса» Кремль стремится достичь двух целей.
Первая из них — внутриполитическая и коррупционная «в одном флаконе». Общество сегодня наэлектризовано, и поддержание его «в тонусе» требует риторики, возлагающей ответственность за проблемы на «враждебное окружение». Если есть такие проблемы, то должен быть и ответ — а лучше того, что мы строим новую армию к некоей дате, до которой большинство нынешних руководителей могут и не дожить, ничего и придумать нельзя. Кроме этого, важность задачи борьбы с пусть и неидентифицируемым противником такова, что она оправдывает любые траты — а, следовательно, и любой масштаб воровства (напомню, что, по отчету Счетной палаты, в том же «Роскосмосе» в 2014 году исчезло и было потрачено нецелевым и неэффективным образом 92 млрд руб. из выделенных этой организации 172 млрд, или 53 %). Бюджет Минобороны больше бюджета «Роскосмоса» в 17 раз — так что понятно, как и какие руки тянутся к этому «пирогу».
Вторая цель — реальное восстановление влияния России в постсоветских республиках. Вполне вероятно, что в Москве уверены (и небезосновательно) в том, что поход на Тбилиси или Киев не вызовет не то что мировой войны, но даже локального вооруженного конфликта со странами НАТО. По сути, сейчас у России пространство для экспансии ограничено именно этими двумя странами — так как они не входят в НАТО и не смогут оказать существенного сопротивления. Такой micromilitarisme thêatrale сможет обеспечить нашей элите поддержку населения на практически неограниченный срок и послужит тому, что и в остальном мире к России будут относиться более опасливо (что для Кремля является синонимом уважительности). Вкупе с проектом Евразийского Союза такой курс способен создать ощущение полного возрождения СССР и глобального успеха России на международной арене.
Если такая стратегия реализуется, Россия встретит следующее десятилетие в совершенно новом качестве — изолированной и милитаризованной страны, в которой экономические факторы полностью принесены в жертву политической целесообразности и коммерческим интересам властной элиты. Такая система не может существовать долго, тем более в условиях открытых границ и крайней технологической зависимости от остального мира. Но, собственно, кто сказал, что задачей наших правителей является достижение перспективных целей? А на их век нефти и газа вполне хватит, чтобы обеспечить «игру в войнушку» и восторги экзальтированных подданных…