Алексей Полихович: матрос с Северного флота

«У нас в СИЗО браки заключают чуть ли не каждый месяц, — говорит The New Times замначальника СИЗО по режиму Владимир Витальевич. — Есть такие заключенные, которые в церкви венчаются, другие же просто регистрируют отношения в гражданском порядке, без батюшки».

Алексей Полихович и Татьяна венчаться в бутырской церкви не захотели, доверили заключение своего брака сотруднице Мещанского ЗАГСа Екатерине. Пожениться они решили еще в январе, и все это время невеста Татьяна собирала необходимые документы: сначала добивалась разрешения у следователя, потом подавала документы в ЗАГС, ездила в СИЗО, узнавала, как все устроить, чтобы разрешили присутствовать родителям Алексея. Когда же в ЗАГСе назначили день бракосочетания на 6 июня, выяснилось, что в этот день начинается суд по «Болотному делу» и нужно просить новое разрешение — теперь уже у судьи. А когда судья вдруг милостиво разрешила, пришлось снова ехать в ЗАГС, а потом снова в СИЗО.

Наконец, наступило 13 июня.

Свадьба была назначена на час дня, но началась только в три — пока все собрались, прошли в СИЗО и наконец встретились. Расписывались жених и невеста в административном корпусе, в кабинете замначальника СИЗО по воспитательной работе.

И вот невеста Татьяна с распущенными русыми волосами в простом изящном белом платье и белых туфлях, мама Алеши Татьяна Полихович, высокая красивая женщина в бело-бежевом платье и бежевых туфлях, папа Алексей в белой рубашке и джинсах, дедушка Анатолий Гаврилович в голубой рубашке и черных брюках — все в сборе и ждут, когда из камеры приведут Алексея.

Он входит в комнату, улыбается родителям и деду, обнимает невесту. Сотрудница ЗАГСа Екатерина раскладывает на столе бумаги, достает из сумки розовое свидетельство о браке. Жених и невеста сидят рядом, сцепив руки, и, не отрываясь, смотрят друг на друга.

Они расстались вечером 25 июля прошлого года, а в ночь на 26 июля Алексея арестовали. Виделись, когда Алексею в суде продлевали меру пресечения. Татьяна приходила к нему на свидание в СИЗО, но свидание было через стекло и поговорить как следует не удалось.

«Мы забыли обручальные кольца, — охает Татьяна Полихович. — Когда проходили на КПП, нам сказали, что не надо брать вещи с собой, и мы оставили сумку, а в ней кольца. Что делать?»

Алексею Полиховичу-старшему разрешают вернуться за кольцами.

«Спасибо, что вы придумали пожениться, — Татьяна Полихович садится на корточки рядом с сыном и будущей невесткой. — Так мы встретились с Лешей». Возвращается Полихович-старший с кольцами, и церемония начинается.

«Хоть и в такой обстановке, но все же хочу сказать вам, что в нашем огромном мире, где все подчиняется неутомимому ходу времени, есть только одно чувство, неподвластное его течению — это любовь, — говорит сотрудница ЗАГСа Екатерина и спрашивает молодых: — Является ли ваше желание вступить в брак взаимным?»

Алексей и Татьяна по очереди отвечают: «Да, является». Родители с трудом сдерживают слезы. Замначальника СИЗО по режиму Владимир Витальевич стоит у окна. Молодой сотрудник в пятнистой форме фотографирует жениха и невесту.

«Поставьте подписи», — говорит Екатерина, протягивая Алексею и Татьяне книгу регистрации браков. Они склоняются над столом и расписываются.

«Удобнее подписывать сидя», — говорит молодой сотрудник СИЗО с фотоаппаратом. «Я уже насиделся», — шутит Алексей.

«В знак верности обменяйтесь кольцами, — снова обращается к молодым сотрудница ЗАГСа и продолжает: — 13 июня 2013 года ваш брак зарегистрирован... Объявляю вас мужем и женой».

Мама Алексея плачет. Дедушка и папа растроганы. Алексей и Таня целуются. Долго. Несколько минут. Кто-то из них говорит: «На год вперед».

Дедушка поздравляет молодых. Папа и мама их обнимают. Молодой сотрудник фотографирует всех вместе. В свидетельство о браке не написано, что Алексей и Татьяна поженились в тюрьме. Память об этом сохранится только в книге регистраций Мещанского ЗАГСа. Да и в их памяти. 

Замначальника СИЗО по режиму разрешает молодым на пятнадцать минут уединиться в соседней комнате. Когда свидание заканчивается, Алексей снимает обручальное кольцо — в тюрьме носить кольца не положено.

Его уводят в камеру, а мама, папа, дедушка и сотрудница ЗАГСа выходят из административного корпуса в большой тюремный двор. «Вот и все, — грустно говорит Татьяна. — А я думала, нам свидание дадут подольше». Она натерла ноги новыми туфлями, но, кажется, абсолютно счастлива.

На улице перед СИЗО — кинокамеры, фотокорреспонденты, десятки людей. Это друзья, матери, девушки «узников Болотной». Они поздравляют Таню, обступают ее, дарят цветы. Рядом с поздравляющими — два автобуса с сотрудниками полиции в черной форме.

«Я очень горжусь Лешей, — говорила корреспонденту The New Times невеста Алексея Полиховича за день до свадьбы в Бутырке. — Он ни на кого не похож. Он особенный». Таня объясняла, что если бы Лешу не посадили, то они вряд ли бы поженились, просто жили бы вместе. И уж точно не устраивали бы пышную свадьбу.

Они познакомились пять лет назад в МИЭМе, где вместе учились. Оба оттуда ушли. Потом Алексей пошел служить на флот, а Таня поступила в другой институт — «на культурологию», но вот уже почти год, как бросила.

«Я за этот год очень сильно изменилась, — говорит она. — Раньше я была аполитичной. В политике не находила никакой человечности. Но теперь я понимаю, что невозможно не интересоваться политикой, если у тебя есть глаза и уши, и невозможно продолжать говорить, что то, что происходит в стране, тебя не касается».

Зачем понадобилось регистрировать брак в тюрьме?

«Это юридическая защита для нашей семьи, — объясняла Таня The New Times за день до регистрации брака. — После свадьбы мне будет гораздо проще заботиться о нем. Если его осудят и отправят в колонию, я смогу к нему ездить на свидания, смогу преодолевать кучу формальностей. Самое трудное за этот год — то, что мы не могли быть вместе».

В двухкомнатной квартире пятиэтажного дома на севере Москвы, откуда 25 июля прошлого года после обыска забрали 22-летнего Алексея Полиховича, все напоминает о нем: фотографии ироничного паренька в матроске и бескозырке с надписью «Балтийский флот», книги по истории, фантастика.

Служил Алексей радистом-связистом в Североморске на корабле «Адмирал Ушаков». «Там условия были экстремальные, — рассказывает его мама Татьяна, детский логопед. — 30–40 градусов мороза. Так что к лишениям он привык. Когда они уходили в море, у нас от него не было никаких вестей, и мы, конечно, волновались. Но не так сильно, как сейчас, когда он в тюрьме».

Из МИЭМа, куда Алексей поступил после школы, он ушел, когда понял, что математика — не его стезя. Ему больше нравились гуманитарные дисциплины, он хорошо писал сочинения, пробовал поступить в Литературный институт, но не получилось. Отслужил год на флоте и пошел на конфликтологию в Российский государственный социальный университет. Работал курьером в страховой компании. С декабря 2011 года стал ходить на митинги, что сильно расстраивало его отца Алексея Полиховича.

«Я говорил сыну: «Прочти «Дети Арбата». Там все написано, что может быть с теми, кто протестует против власти. Но он ходил туда выразить свою позицию, свое несогласие, как взрослый. А я чувствовал, что до добра эти митинги не доведут, — рассказывает он корреспонденту The New Times.— И как в воду глядел».

Алексей участвовал в защите Цаговского леса, собирал вещи для пострадавших от наводнения в Крымске, собирался ехать туда волонтером — не успел из-за ареста.

Последние годы он жил с бабушкой и дедушкой, в эту квартиру и пришли с обыском. «Следователь выбрасывал все вещи, все раскидывал, — вспоминает бабушка Галина Алексеевна, которая 36 лет проработала медсестрой в туберкулезном санатории и в страшном сне не могла представить, что к ней в дом придут с обыском по политическому делу.  — А я говорила ему: что же вы так все неаккуратно делаете, сноха будет меня ругать. Опера были добрые, они меня успокаивали: вы не беспокойтесь, ваш внук не вор, не бандит, просто оказался не в том месте не в то время».

Татьяна Полихович вспоминает, что в ту ночь они были в Нижнем Новгороде и после звонка бабушки быстро примчались в Москву. О том, что сын ходил на Болотную площадь 6 мая, что его там задерживали и потом отпустили, она узнала только после его ареста. Через знакомых нашли адвоката, приехали в Следственный комитет, потом был Басманный суд, арест. А дальше началась рутина: передачи, продления срока содержания в суде, «бодание со следователем», чтобы дал свидание с сыном.

На суде, обосновывая арест Полиховича, следователь заявлял, что есть какое-то письмо из Центра «Э», в котором говорится, что «Полихович состоит в молодежных объединениях деструктивной направленности».

«Через несколько месяцев после возвращения сына из Североморска ему пришло письмо из Федеральной службы охраны с предложением работы. Разве стали бы его звать туда, если бы он был связан с «деструктивными силами»? Когда следствие закончилось, никакой справки из Центра «Э» в деле не оказалось», — говорит отец Алексея.

До 21 декабря 2012 года Алексея Полиховича обвиняли только по ч. 2 ст. 212 УК РФ (участие в массовых беспорядках). А 20 декабря президент Путин, отвечая на пресс-конференции на вопросы журналистов, заявил, что за участие в массовых акциях не следует сажать в тюрьму, а вот «рукоприкладство в отношении представителей органов власти недопустимо».

Рассказывают, что после этого, когда на совещании у главы следственной группы Рустама Габдулина речь зашла о том, кому из «узников Болотной» можно было бы вменить ст. 318 УК РФ (применение насилия в отношении представителя власти), следователь Костерин предложил кандидатуру Алексея Полиховича. «И вот тот полицейский, который в августе, опознавая Алексея, не говорил, что тот его ударил, спустя столько времени вдруг вспомнил, что наш сын задел его по руке, «причинив физическую и моральную боль», — рассказывает папа Полихович.

Он говорит, что следователь показывал ему видео: пятеро омоновцев нагибают какого-то парня, он стоит в форме буквы «г», и они бьют его по спине дубинками, а Леша вытаскивает этого парня, хватая его за ремень, а потом уходит в толпу.

Вот этот эпизод и является основным обвинением в отношении Алексея Полиховича. За это он почти год и сидит в СИЗО.

«Лешины друзья в оценке его поступка разделились: кто-то называет это безрассудством, а кто-то — геройством, — говорит жена Полиховича Таня. — Я же думаю, он просто не мог поступить иначе».

Что с их сыном и со всей семьей будет дальше, Полиховичи не знают. Они уже год живут в ожидании. Последние несколько месяцев ждали свадьбы в СИЗО. Теперь ждут начала судебного процесса по существу*. Потом будут ждать приговора.