В этом году великая и ужасная книга умного и злоязычного мудреца Анатоля Франса «Боги жаждут» стала юбиляром. Ее читают уже 100 лет и, судя по течению мировой истории, читают невнимательно и без толку. Даже издаваемый библиотечными структурами «Временник» и тот говорит о «величии народа» и «самоотверженности якобинцев», отображенных в романе Франсом, который долго сходил у нас за «попутчика», революционного писателя, хотя он заочно восхитился Октябрем лишь в 1918 году и ничего в стиле этого дистанционного восторга написать не успел, да и смерть настигла его в 1924-м.
Даже сравнительно бескровная и благородная Парижская коммуна вызвала у Франса резкое неприятие («чудовищный эксперимент», «безумная ярость»).
Валентин Катаев написал в своем рассказе «Бездельник Эдуард», что и Эдуард Багрицкий, и Луначарский, и молодые поэты и прозаики из одесской тусовки восторгались этим романом и строили по нему свою и нашу жизнь. Но в самом романе нет ничего великого, самоотверженного или достойного подражания. В нем есть голод, страх, нужда, пафосные и неумные лозунги и безумные идеи типа мысли главного героя Эвариста Гамлена: «О, спасительный террор, святой террор! О, бесценная гильотина! Мы говорили: победить или умереть. Мы ошиблись. Надо было сказать: победить и умереть».
В романе о закате Первой республики нет свободы, и все доносят друг на друга: Гамлен хочет донести Трибуналу на свою сестру Жюли, эмигрантку и любовницу аристократа; красавец-драгун Анри доносит на свою любовницу, гражданку Рошмор. Едят досыта только спекулянты и комиссары секций да еще палачи — члены Трибунала. Экономическая программа якобинцев так же умна, как проекты Шариковых и Швондеров. Установив твердые цены на зерно и муку, введя мясной паек, Робеспьер и его коллеги обрекли Париж на голод и карточную систему.
Главный герой, художник и присяжный, не ценит ни своей, ни чужой жизни. А доносчики получают по 100 су за донос, и часто случается, что дети доносят на родителей ради наследства. И даже не надо кричать на улице: «Да здравствует король!» — достаточно, как философ и меценат Бротто дез Илетт, поделиться мыслями с частным лицом. Письма перлюстрируют. Женщин казнят так же часто, как мужчин, из уважения к равенству. Неграмотных простолюдинов посылают на эшафот, чтобы уравнять их с королем и королевой и показать свою классовую беспристрастность. Декларация прав человека высечена на камне, но в этой безумной, кровавой реальности ее нет.
„
”
Предупреждения Франса были напрасны. И в XXI веке находятся руки, лезущие в обжигающий революционный огонь
”
Анатоль Франс понимал, что добродетель без терпимости, гуманности и знаний — это кол, на который посадят род человеческий, и что голая честность и оголтелый идеализм станут орудием убийства. Поэтому Бротто и говорит о Гамлене, назначенном присяжным: «Он добродетелен. Он будет страшен». Все фанатики однотипны, и в Трибунале угадывается будущая ВЧК, а в Сен-Жюсте — Дзержинский. Дантон смахивает на Троцкого, а поиски «врагов нации» не слишком отличаются от поисков «врагов народа».
Республика посылает на гильотину проституток, надеясь ножом отвадить их от этого ремесла, но бедняжки понимают только одно: революция — их враг. Народ доведен до сумасшествия, он жаждет крови жертв, он дежурит у гильотины и упивается муками несчастных жертв, чтобы завтра оказаться на их месте.
Францию спас Термидор. Кое-кто из членов Конвента опомнился и послал на гильотину самих революционеров. Но и в XXI веке находятся руки, лезущие в обжигающий революционный огонь. Предупреждения Франса были напрасны. Человечество жаждет наступить на грабли, приводящие к эшафотам, к стенке и к Архипелагу ГУЛАГ.
А ведь якобинский террор был предопределен для Франции бедственным положением крестьянства и унижением третьего сословия, так же как для России строительство ВЧК началось 9 января 1905 года. Понимает ли Путин, куда ведет дорога от побоища, устроенного им в воскресенье, 6 мая, накануне инаугурации?
Tweet