Новостная лента современной России — прекрасная социальная лаборатория.
В Смоленской области намерены полностью запретить аборты в частных клиниках, хотя уже по всей России многие медицинские центры превентивно отказались от предоставления таких услуг. Здесь ключевое слово превентивно — чтобы не было проблем, чтобы не закрыли. Хотя никто вроде бы еще не пришел с печатью и амбарным замком закрывать. Все исходят из презумпции, что придут и закроют — рано или поздно.
Другая новость: на заседании комиссии по медиаиндустрии Российского союза промышленников и предпринимателей (РСПП) представлен разработанный по инициативе медиахолдинга «Маер» стандарт рекламы с традиционно-ценностным содержанием. До этого была «народная» инициатива, одобренная президентом РФ — создать такой стандарт. Инициатива здесь ключевое слово — никто за язык не тянул, а если тянул, то не сильно; никто не уволит и не посадит, если такая инициатива — образцово абсурдная — не будет проявлена и оформлена. Но надо бежать впереди паровоза и стараться быть замеченными: мы — за традиционные ценности. В каждой речи официальных лиц любого уровня обязательно мелькают слова «культурный код», «государство‑цивилизация», «традиционные ценности», «победа», «западники» (враги).
Книжная ярмарка в модном пространстве «ГЭС‑2» быстро свернула шатры ряда издательств и оперативно изгнала сколько-нибудь либеральных, заранее анонсированных, книжных авторов. Поступил нехороший сигнал. Может быть, стоило, получив нехороший сигнал, обратиться в полицию? Или вспомнить слова Булата Шалвовича о «совести, благородстве и достоинстве»? Нет, проще уступить гопоте и обессмыслить книжную ярмарку, лишив ее содержания. И репутации.
Но конформизм важнее репутации — в конце концов в книжной отрасли были аресты, свое «книжное дело», а в крупных издательствах уже и авторы, и редакторы, и ИИ вылавливают в книгах запрещенный контент — самоубийства, однополую любовь, те же аборты.
Герои нашего времени
Герои нашего времени — пассивные конформисты, по-старому, очень старому определению Евгения Евтушенко, «какбычегоневышлисты». Герои нашего времени — активные конформисты, карьеристы, доносчики и хейтеры: они чувствуют себя хозяевами положения при новых порядках. Это важно: они были ничем — стали всем. Подлость и нарочитая лояльность хорошо продаются и покупаются. Причем покупатель — государство и его аппарат принуждения.
Государство четверть века продвигалось — медленно, а затем с ускорением — по пути авторитаризма. Продвигалось настолько глубоко и далеко, насколько позволяло общество. А общество, находившееся в ловушке какого-то жадного биологического потребительства, позволяло все — лишь бы не трогали. Государство пробовало воду — пределы вторжения в политику, частную жизнь, частную собственность, всякий раз оставляя за спиной все новые и новые красные линии. С 2012 года общество, было всколыхнувшееся, стало уставать от своих собственных усилий построить нормальную страну. Добровольно отказываться от попыток. Общество превратилось в почти незначимую для государства величину — и тогда государство перестало с ним вообще считаться. Тем самым государство стало полутоталитарным. Не считается, и бог с ним, лишь бы не трогало, подумало общество. Тронуло. Колокол зазвонил по всем. Тронуло и потребовало соучастия. Приходится бегать между струй свинцового дождя...
Выученная беспомощность, выученная индифферентность, выученные формулы из телевизора — все это взывало и взывает к покорности и безграничной адаптивности. Есть хорошие термины для описания этого состояния — «поза зародыша» и «притерпелость». Во Франции таких людей, а это всегда значимое большинство в любых обществах, называли «аттантистами», от глагола «ждать». Они пережидали.
Есть хороший заголовок для описания состояния, точнее, процесса, происходящего с существенной частью представителей общества — «Сдача и гибель». Аркадий Белинков писал свою книгу «Сдача и гибель советского интеллигента. Юрий Олеша» не только о попытках необычайно талантливого писателя шагать в ногу с эпохой, что и убило его, но и о способах адаптации к действительности образованного слоя, а также о приспособленчестве всего общества.
Олеша, замечал Белинков, начинал свой писательский путь в 1920‑е, тогда, когда режим еще не был безоглядно людоедским. И вот этим «еще не» Аркадий Викторович описывал наступающую страшную эпоху:
«...Еще не произошло того, что лишило людей возможности выбора: еще не было соучастия (вот оно, главное слово, с которого начинаются сдача и гибель. — А. К.). Соучастия словом, делом, примирением с происшедшим. Еще не было выгоды и страха. Такой выгоды, которая была бы неотразимо привлекательна, и такого страха, который оставлял бы силы только для обожания...»
У сегодняшнего общества нет сил, оно устало. Остаются только силы или для обожания, или для имитации обожания, или попыток переждать темные времена, на течение которых нет никакой возможности повлиять. И это лишь усугубляет ощущение бессилия.
«Норное» поведение
Человек авторитарный/тоталитарный превращается в «норное» животное. Даже если ему показать просвет между туч, он не сразу поверит в возможность другой жизни, и еще некоторое время подождет снимать транспарант «Да здравствует!», висящий над входом в нору. К тому же, кто знает, возможно этот транспарант еще понадобится для приветствия тех, кто придет к власти следующим.
Отсутствие выбора при вынужденном соучастии — хорошее описание погружающегося в искусственный анабиоз общества. Соучастие не абсолютно, потому и общество пока не до конца тоталитарное, но государство делает все, чтобы оно превратилось в таковое.
Для режимов, превращающих человека в какую-то биомассу, основные свойства которой — все поддерживать и рожать будущих поддерживающих, нет ничего разрушительнее, чем разнообразие, разномыслие, вариативность. В том числе в образовании — очень важно, чтобы знания о реальности схлопывались до размера единого учебника в той или иной отрасли. Разумеется, начали со школьной истории. Продолжили «научным путинизмом» для первокурсников. Это — база. Дальше, по слухам, которые на днях стали распространяться в академических сообществах, придет черед единых учебников — установочных, настоящих «кратких курсов» — по всем возможным гуманитарным дисциплинам. Всякие там «православные социологи» и «вестернологи»-почвенники из разряда фриков перейдут в категорию руководящих и направляющих сил, к тому же хорошо оплачиваемых на деньги налогоплательщиков.
Среди прочего — и вот ведь верный признак сталинизации! — задуман, утверждают злые либеральные языки, учебник по политэкономии. Лично у меня был такой, 1954 года издания, с ведущей ролью академика Островитянова, тираж — 3 миллиона экземпляров. Готовили его очень долго, примерно полтора десятилетия, если не дольше, при личном участии Сталина, со сменой руководителей писательских бригад (в 1950‑м, например, генералиссимус решил положиться на в дальнейшем «примкнувшего к ним» Шепилова). И до окончательной версии тиран не дожил. Возможно, если бы не умер, так бы и переписывали его академики до бесконечности. Это была политэкономия «всего» — всех формаций, включая и социализм, и капитализм. Как этот учебник будут писать сейчас — одному богу известно. Но вполне очевидно, что буржуазная, деструктивная, нетрадиционная, либеральная лженаука economics будет разнесена в пух и прах, а на смену ей придет политэкономия «государства-цивилизации» с ведущей ролью государства и его ВПК.
Если общество будет сдаваться и дальше — а куда ему деваться — дойдем и до «православной политэкономии», какая Марксу и не снилась.
Когда в 1917‑м случилась Октябрьская революция, в разговоре в венском кафе с Максом Вебером Йозеф Шумпетер, автор доктрины созидательного разрушения, радостно заметил, что Россия будет представлять для социального исследователя замечательную лабораторию. Вебер возмутился такой циничной прагматикой, ведь речь шла о живых людях. И вот спустя век Россия снова представляет собой социальную лабораторию. Но в том-то и дело, что «уже написан Вертер» — уже все объяснили сто раз Эрих Фромм, Ханна Арендт и прочие блистательные умы, включая того же Аркадия Белинкова, уже изданы все мемуары и предъявлены свидетельства. Зачем проходить все это общеизвестное еще раз?
Сам факт превращения нас в лабораторию по изучению сдачи и гибели — свидетельство того, что уроков истории не существует, а человеческая природа остается прежней.
* Андрея Колесникова Минюст РФ считает «иностранным агентом».
Фото: очередь в Перми, 1990 г. / pastvu.com.