Евгения Альбац*: Начало учебного года в России ознаменовалось не только тем, что дети пошли в школу с портретами Путина на обложках тетрадок и дневников, но и введением в России целого ряда репрессивных законов, касающихся конституционного права россиян на информацию. С 1 сентября официально запрещен поиск в интернете «экстремистских» материалов, теперь это правонарушение, за это грозит штраф от 3 до 5 тысяч рублей. За передачу своей сим-карты постороннему человеку россиянину грозит штраф и даже лишение свободы. На новых смартфонах теперь должны быть предустановлены национальный мессенджер Max и магазин-приложение Rustore. Использование VPN — это отягчающее обстоятельство при совершении преступлений. Запрещается реклама на сайтах «нежелательных» и «экстремистских» организаций. К последним относится, например, компания Meta** — это Фейсбук, Инстаграм. В детских садах (правда, не во всех) начнут проводить «разговоры о важном», то есть о Путине. «Иноагентам» — это мне в том числе — запретили заниматься любой образовательной и просветительской деятельностью в России.
А к этому еще пара новостей: в России отменена программа International Baccalaureate (IB), которая помогала российским старшеклассникам поступать в лучшие вузы мира, и приостановлена программа Erasmus Европейского союза, которая давала возможность российским студентам с третьего курса получать стипендии и учиться по обмену в университетах Европы. Путин все плотнее опускает занавес и все более закрывает страну от влияния западной цивилизации.
Профессор, вашу книгу Politics of Fantasy я прочитала, что называется, с карандашом в руках. С огромным интересом, хотя и не являюсь фанатом книг Джоан Роулинг о Гарри Поттере и его друзьях. Вы пишете, что в России своя поттеромания, похожая и не похожая на увлеченность этими героями на Западе. При этом русская православная церковь выступает против книг Роулинг и Толкина, а в Кремле постоянно будируется вопрос о вреде, приносимого этими сказками массовому сознанию. Что, по-вашему, привлекает россиян в Гарри Поттере? И чего боится российская власть?
Страх «чужого»
Элиот Боренштейн: Россиян привлекает то же, что привлекает всех читателей: это хорошая сказка, интересный герой, неплохой язык, занятные сюжеты. В принципе, это просто хорошие приключенческие книги, которые могут понравиться любому читателю в любой стране. Другое дело — что настораживает российские власти, церковь, и т. д. Это касается не только России. И на Западе консерваторы в разных протестантских церквях выступают против Гарри Поттера, считают, что это явление сатанизма. Знакомое обвинение, мы к этому привыкли в Америке давно, потому что страна пуританская в какой‑то мере. Другое дело, что поскольку в России Гарри Поттер воспринимается как что‑то, что приходит извне, как произведение чужой культуры, то все, что в книге происходит, с точки зрения консерваторов попадает под вопрос. Консервативные представители Русской православной церкви не различают магию и сатанизм, они считают, что когда произносится какой‑нибудь заговор, это уже как бы молитва сатане. С этой точки зрения все, что происходит в книге, плохо и вредно. Другой вопрос, что в книге есть как бы два сорта людей. Есть маги и не-маги. А среди магов есть люди, даже целые движения, которые плохо относятся к не-магам. В общем, это главная идея этого сериала, что есть какие‑то своего рода фашисты, которые ненавидят не-магов и хотят завоевать весь мир. Но критики в России, особенно 20 лет назад, читали только первую книгу и считают, что там проповедуется расизм, что эти книги содержат ненависть к нормальным обыкновенным людям. Это неправда. Это то ли ошибка, то ли намеренно плохое чтение книг.
Фан-клубы — это повод для общения, возможность найти людей, которые похожи на тебя. Причем фэндом есть не только у Гарри Поттера, но раз он объединяет людей, это настораживает тех, кто не понимает само явление
Евгения Альбац: Но ведь неслучайно в подзаголовке вашей новой книги вы говорите о фанатах в путинской России. Очень интересно, что огромное число людей в интернете обсуждают переводы «Гарри Поттера». Есть люди, которые дописывают книги о Гарри Поттере. Есть люди, которые спорят с выводами Роулинг. И вы при этом пишете, что понимаете, что для российской публики это немножко чужая литература. Но если обсуждают переводы, если дописывают книги, если ищут другие концовки, то значит они воспринимают это как свое, разве нет?
Элиот Боренштейн: Я думаю, те люди, которые дописывают книги, действительно воспринимают это как свое. Фэн-культура, фэндом — это как раз сообщество людей, которые настолько интересуются другим миром, что хотят обсуждать этот мир, жить в этом мире, дописывать этот мир. Это повод для общения, это возможность найти людей, которые похожи на тебя — это замечательный второй и третий мир для любителей Гарри Поттера. Причем фэндом есть у многих других фильмов, книг и комиксов, но раз он объединяет людей, это настораживает тех, кто не понимает само явление.
Евгения Альбац: Ну вот, например, плохой герой, Волан-де-Морт — вы пишете в книге, что каким бы он ни был плохим, а тем не менее на его власть есть ограничения. В России на плохих людей, таких как Владимир Путин, нет ограничений. Вы не думаете, что власть опасается ровного этого — что все книги заканчиваются тем, что хорошие побеждают плохих, ну более-менее.
Элиот Боренштейн: Да, конечно, но это можно сказать про любую приключенческую книгу, потому что это штамп: добро всегда побеждает. Я согласен, что поскольку Гарри Поттер настолько популярен, это может казаться властям опасным. Но я не думаю, что это главное. Как раз наоборот, я думаю, что читатели «Гарри Поттера» понимают, что happy end в седьмой книге вряд ли повторится в России.
Евгения Альбац: А почему тогда при советской власти не боялись переводить и переписывать книги про волшебников?
Элиот Боренштейн: Мне кажется, тогда критики или цензоры смотрели на эти книги просто как на детскую сказку. В любой сказке можно найти мораль, которая противоречит идеям властей, но это надо специально искать. Может, не было такой паранойи.
Обидные куклы
Евгения Альбац: Какую роль в негативе по отношению к книгам о Гарри Поттере мог сыграть образ Даби? Это свободный эльф, он сам о себе так говорит. Очень популярная игрушка. Обожатели Путина сочли, что этот образ оскорбителен для Путина Владимира Владимировича, что он чем‑то неуловимо похож на российского президента. Это могло сыграть какую‑то роль? Известно, что Путин ужасно обидчив.
Даби. Персонаж из фильма и книги про Гарри Поттера
Элиот Боренштейн: Вначале это точно сыграло роль, потому что об этом писали, и кто‑то считал, что образ списан с Путина. Я думаю, что это маловероятно, не совпадает по времени. Возможно, что кто‑то в Warner Brothers увидел фотографии Путина (которого, кстати, на Западе мало кто знал в то время) и подумал, что интересно списать с него. Если так, то это не оскорбление, а просто вдохновение. На самом деле, если это Путин, то это самый добрый образ Путина, который я когда‑либо видел, он должен бы поблагодарить Warner Brothers за это. Но если считать, что президент хочет казаться сильным, важным и серьезным, то эльф, на него похожий, не помогает этому образу. Тогда Путину просто не хватает самоиронии, чувства юмора. Это мы видели еще когда шла передача «Куклы» — как он обиделся на свою куклу.
Евгения Альбац: На крошку Цахеса.
Элиот Боренштейн: Да, на крошку Цахеса. У него это какой‑то пунктик. Он этого не терпит.
Евгения Альбац: Еще один момент. Вы об этом пишите в книге — что, оказывается, в «Гарри Поттере» возникает тема гомосексуальных отношений между профессором Дамблдором и черным магом Гриндевальдом. Честно сказать, я этого совершенно не увидела в книге. Но вы пишете, что Роулинг вроде бы сказала, что между ними в молодости были нетрадиционныее отношения, потом Гриндевальд захотел снова попользоваться Дамблдором, а Дамблдор отказался, и вот это стало причиной конфликта. Это действительно так?
Элиот Боренштейн: Это действительно так, но надо учесть, когда все стало известно. Она объявила, что всегда считала Дамблдора геем, но объявила уже после выхода седьмой книги, после смерти Дамблдора. В семи книгах нет и намека на гомосексуализм Дамблдора, его ориентация не играет роли. Потом уже, когда она написала книгу про юность Дамблдора, был момент рассказать о его отношениях с Гриндевалдом. Но это уже было через несколько лет после конца главного сериала.
Гордые орки
Евгения Альбац: Параллельно с вашей книгой, Элиот, я читала книгу американского бизнесмена Майкла Калви. Он работал в России, был всегда путинским лоялистом, тем не менее в 2019 году оказался в тюрьме «Матросская тишина», потому что приближенным к Кремлю товарищам захотелось отобрать у него бизнес. Ну, как это принято в путинской России. Он очень интересно об этом рассказывает в своей книге. Почему я об этом вспомнила? Потому что видеокамеры, установленные в «Матросской тишине», называют «глазами Саурона», это из «Властелина колец». Путина часто сравнивают в российском интернете с плохим героем из Гарри Поттера, с Волан-де-Мортом, который начисто лишен таких чувств как любовь и эмпатия. А сегодняшнюю Россию путинская эмиграция, бежавшая из страны сотнями тысяч после масштабного вторжения в Украину, именует не иначе как Мордором.
Это к тому, что герои философских сказок, что Толкина, что Роулинг, вошли в обиход россиян, стали узнаваемыми мемами. Как вы этот эффект можете объяснить?
Ультраправые не боятся быть похожими на нацистов, на антигероев, наоборот, они гордятся и открыто говорят — мы такие и есть, мы сильные. Это явление фашизма
Элиот Боренштейн: Это безумно интересно, и это началось уже больше десяти лет назад в интернете, когда стали сравнивать русских с орками. Причем были русские в интернете, которые сами гордо заявляли о том, что они «русские орки». Это была какая‑то идея национальной гордости. В Украине стали называть русских солдат орками и Россию Мордором после вторжения. Я думаю, это потому, что истории Толкина, а потом Роулинг — это современные истории, которые все смотрят и читают. Метафоры просто лежат на поверхности.
Евгения Альбац: Мало того, что мемы из Толкина и Роулинг вошли практически в каждодневный язык россиян, но и Путин воспользовался популярностью этих книг. А именно в конце 2022 года, когда уже шла страшная война в Украине, на внеочередной встрече девяти глав бывших советских республик Путин каждому подарил по кольцу из желтого и белого металла, на котором были выгравированы символы СНГ. Интернет тогда назвал Путина Сауроном, то есть предводителем тьмы. Самое главное, что на этих кольцах были не только символы СНГ, Союза независимых государств (которого на самом деле не существует), но было еще написано «Россия» и поздравление с новым 2023 годом. Разве это не прямой отсыл самого Путина к «Властелину колец»? Вы не считаете, что Путин тем самым хотел сказать, что он и есть властелин колец?
Элиот Боренштейн: В какой‑то мере. Я недавно прочитал рукопись, в которой режим Путина назывался стебократия. Писали, что может быть это связано с Сурковым, что в какой‑то момент в Кремле поняли, что вместо того чтобы бороться с ироническими высказываниями, мемами и т. д. о Кремле и о Путине, лучше их использовать, тогда можно обезоружить противников. Если Путин сам ссылается на «Властелина колец», то что уже обвинять его в том, что он Саурон. И причем я вижу это довольно часто в авторитарных кругах во всем мире. Ультраправые не боятся быть похожими на нацистов, на антигероев, наоборот, они гордятся и открыто говорят — мы такие и есть, мы сильные. Это явление фашизма, мне кажется.
Враг не дремлет
Евгения Альбац: Ваша книга 2020 года называется «Заговоры против России: конспирология и фантазии после социализма». Чем конспирологические теории отличаются от фантазий? Ведь фантазии тоже построены на вымысле, и там тоже всегда есть какой‑то заговор.
Элиот Боренштейн: Конспирологи, люди, которые верят в заговоры, относятся к повседневному миру как к сказке или как к роману. Я всегда привожу такой пример. Читаешь какой‑то роман о том, как муж и жена ссорятся, может быть, они скоро разведутся, муж уходит на работу, а он работает в World Trade Center, это 11 сентября, и он погибает. Какое отношение это имеет к тому, что он ссорится с женой? В жизни не все совпадает, бывают события, которые не имеют ничего общего с тем, что было до них. Но в романе все связано, это закон жанра. А конспирологи относятся к настоящему миру как к тексту, где все должно быть объяснимо. Кто‑то все это задумал, и кто‑то должен ответить за все плохое.
Евгения Альбац: Но в России вся политика построена на бесконечной конспирологии...
Элиот Боренштейн: Да, это еще вопрос традиции. Если учесть, что на протяжении XX века надежной информации было мало, пустота заполнялась теориями, что вокруг заговоры и враги. Я, кстати говоря, считаю, что конспирологи — оптимисты, потому что они верят, что любое плохое и отрицательное явление имеет причину и у него есть заказчик. Если найти заказчика, то можно все исправить. А если ты не конспиролог и считаешь, что нет никакого врага, который отвечает за все, что в жизни все происходит произвольно, то нет никакого оптимизма. Это же страшная мысль, что в любое время в твою башню может врезаться самолет, что ты можешь потерять все, что Бога нет и ничто не объясняет, что происходит в твоей жизни. Конспирология — это подарок. Конспирологи могут помочь человеку найти смысл жизни и не бояться, потому что заранее знаешь, кто злодей. Кто виноват.
Евгения Альбац: Никогда бы мне в голову не пришло, что конспирологи помогают найти смысл жизни. Разве они не делают мир ужасно страшным? Ты ничего не можешь сделать, всегда есть какой‑то плохой дядя на Западе, который пытается отнять все ресурсы России в Сибири.
Элиот Боренштейн: Да, но по крайней мере это объяснение, почему жить страшно. А не то что просто жизнь страшная и все плохо непонятно почему.
Советская ненависть
Евгения Альбац: У ваших книг говорящие названия. «Мужчины без женщин. Маскулинность и революция в русской литературе 1917–1929 год». Это книжка, которая вышла в самом начале Путина, 2001 год. Еще одно название — Overkill. Я даже не знаю, как это перевести. «Секс и насилие в современной русской популярной культуре», книга 2008 года. Еще одна, например — «Советская ненависть к самим себе». Что это, кстати говоря, за советская ненависть? И как это используется в постсоветской российской политике?
Элиот Боренштейн: Ненависть к себе самим я наблюдаю уже к концу советской власти, когда появилось слово «совок». Причем не только совок как Советский Союз, а совок как человек из Советского Союза, которого можно опознать по определенным качествам. Это пародия на советского человека, сделанная самим советским человеком. Человек с Запада, ничего не зная о Союзе, не придумает этот образ. Это чисто советский, потом российский образ советского человека. И это такая самоирония: да, мы все делаем не так. Может быть, у нас не хватает вкуса, мы плохо разбираемся в массовой культуре, у нас поведение, может быть, не то, которого ожидают от нас на Западе. Но поэтому мы и смеемся над собой, и еще в какой‑то мере даже гордимся нашей особенностью. А потом от совка пошло более современное проявление этой идеи в слове «ватник». Ватник — это совок XXI века, тоже отрицательный образ, но это отрицательный образ, который понятен только людям, которые живут в той же среде. Ощущение отсталости есть до сих пор. Мы гордимся высокой культурой, но мы должны создать такой уровень жизни и массовую культуру, которая отвечает стандартам Запада. Постоянная оглядка, что о нас думают на Западе — это призрак, который бродит до нашего времени.
Я говорил раньше о том, что русские ультраправые называют себя орками. Это то же самое, как Путин ассоциирует себя с Властелином колец, когда из отрицательного образа пытаются сделать что‑то позитивное. Орки, как блоковские скифы, говорят: да, мы варвары, но у нас чувство энергии жизни и всего прочего гораздо выше, чем у вас на Западе, и мы победим, и мы гордимся нашим варварством.
Евгения Альбац: Слависты обычно изучают высокую культуру: Достоевского, Чехова, Толстого. А почему вы выбрали изучение массовой культуры? Вы жили в России в 90‑х, в очень тяжелый период в истории России, когда было голодно, банды стреляли на улицах, но при этом было самое свободное время в истории России всех веков. Правильно я понимаю, что на вас произвели впечатление вот эти ужасы, которые творились в России в начале 90‑х?
Элиот Боренштейн: Не сами ужасы, а реакция на ужасы. Потому что одно дело преступность, криминал, и так далее. Но для меня самое интересное было, как об этом рассказывают по телевидению, как это описывается в романах и в сериалах. Потому что это может не соответствовать действительности, но создает какой‑то другой образ действительности. Мне было безумно интересно наблюдать за тем, что происходит и как это отражается в массовой культуре. И я начал все это собирать. Я не думал, что буду писать даже одну книгу, я не думал, что это будет самое главное в моих исследованиях. А так вышло, что как только я начал все это наблюдать, я уже перестать не мог. Конечно, я все еще читаю Булгакова и Достоевского, но я о них не пишу. Потому что теперь мне интересна плохая литература, плохая культура, второго сорта, плохого качества.
Евгения Альбац: Моя гипотеза по поводу вашего интереса к массовой культуре: я прочитала, что вы родились в городке Бэксли в штате Огайо. В этом же городке жил Ларри Флинт, который издавал порнографические журналы. Я подумала, что может быть вы, как все молодые люди, смотрели эти порнографические журналы, и вас могло заинтересовать, как все происходит в той части мира, где было принято считать, что секса нет.
Элиот Боренштейн: В этом что‑то есть. Другое дело, что я всю жизнь читал комиксы и научную фантастику. Был такой магазинчик близко к Университету Огайо, очень плохой, грязный, но там продавалась научная фантастика, продавались комиксы и продавалась порнография, все в одном флаконе. И я все это покупал, потому что как‑то не замечали, что я не дорос. И для меня, наверное, это все осталось в одном целом.
Криминал и ностальгия
Евгения Альбац: В российской оппозиции много споров по поводу того, что создало базу поддержки для Путина. Не только как случилось, что Россия эволюционировала сначала в авторитарный режим, а теперь в диктаторский, который угрожает безопасности как минимум Европы, если не всего мира. Люди поддерживают войну, в которой каждодневно наемники — не солдаты, не защитники, а наемники за деньги идут убивать украинцев. И много было разговоров о том, что после избрания Ельцина на второй срок в 1996 году на российском телевидении начали появляться советские мотивы, стали вспоминать советские песни, и т. д. Появились сериалы про ментов — «Улицы разбитых фонарей», «Бандитский Петербург». Наконец, фильмы с известным актером Сергеем Бодровым «Брат» и «Брат‑2», где звучит ставший знаменитым вопрос «в чем сила, брат», и так далее. Герой Бодрова, как вы помните, приезжает в Америку и делает там все что хочет. В начале постсоветского периода нам все время показывали бразильские сериалы про любовь. Совершенно сознательно были закуплены эти сериалы, чтобы люди отвлекались на эту бразильскую любовь. А тут пошел вот такой отсыл к временам сильной державы, Советского Союза, и так далее. Что вы по этому поводу думаете?
Элиот Боренштейн: Я думаю, в этом была своя закономерность. Во-первых, конечно, в 90‑е годы все интересовались криминалом, потому что была жуткая преступность. А что касается ностальгии по советскому, этого можно было ожидать. Потому что это то, что люди знали в своем детстве и юности. В России в то время не могли создать хорошую любовную историю, как‑то не получалось, а вот насилие, криминал и советская ностальгия получались хорошо. И оказалось, что на это есть спрос. Я думаю, что все само собой развивалось, но потом, уже в нашем веке, власти обратили на это внимание. Когда я задумываюсь о том, почему Путин пользуется такой поддержкой, я возвращаюсь к другому вопросу. В позднее советское время, мне казалось, люди знали, что по телевидению им врут. Люди не доверяли телевидению. А сейчас кажется, что российские телезрители верят тому, что им показывают. Почему?
Евгения Альбац: И как вы отвечаете на этот вопрос?
Элиот Боренштейн: В советское время тебя хотели заставить верить в то, чего не было, и ты видел это своими глазами. Если в магазине прилавки пустые, а по телевидению показывают изобилие, ты знаешь, что тебе врут. А при Путине нет такого откровенного несовпадения. Кроме того, у меня впечатление, что нынешние политтехнологи понимают свою аудиторию, они пробуют один подход, если он не пользуется популярностью, пробуют другой. Когда находят то, что пользуется успехом у зрителей, они это развивают. А в советское время не обращали внимания на реакцию публики. Но это объясняет далеко не все.
Евгения Альбац: Путин только что в Китае опять рассказывал, что Россия напала на Украину, потому что Украина собиралась напасть на Россию. Что Запад произвел переворот в Украине, и поэтому Россия должна была защищаться. «НАТО нападет», чем все время пугают по телевизору — это, с вашей точки зрения, вера или политтехнология?
Элиот Боренштейн: Какая разница между верой и политтехнологией? В какой‑то момент это не имеет значения, потому что главное — чтобы это все повторялось и чтобы народу внушали, что это происходит. Мне кажется, что то, что начинается как политтехнология, потом превращается уже в веру. Это я вижу сейчас в Америке в окружении Трампа. Я не думаю, что Джей Ди Вэнс с самого начала во все это верил. А теперь похоже, что да, он стал по-настоящему верить в силу идеологии. Это процесс, который, по-моему, часто повторяется...
Справка
Профессор Элиот Боренштейн — автор тринадцати книг, из которых десять посвящены российской массовой литературе и ее связям с англоязычными хитами, такими как книги о Гарри Поттере или «Волшебник страны Оз» (в российском варианте это «Волшебник Изумрудного города» А. Волкова), а также комиксами о Марвеле и супергероях. Одна из книг посвящена мемам российского интернета. Последняя книга Элиота Боренштейна Politics of Fantasy — Magic, Children’s Literature and Fandom in Putin’s Russia («Политика вымысла: магия, детская литература и фанаты в путинской России») только что вышла из печати.
Видеоверсия
* Евгения Альбац в РФ объявлена «иностранным агентом».
** В России деятельность Meta* признана экстремистской и запрещена по решению Тверского районного суда Москвы от 21 марта 2022 года.