Чем отличается Путин от Горбачева? Для Горбачева хорошим был Ленин, а плохим — Сталин, для Путина — все наоборот. Примерно так, в упрощенных терминах, можно охарактеризовать историческую политику двух лидеров, один из которых открывал страну, а другой закрывал.
История важна. С личных исторических штудий Путина в 2019 году, когда отмечалось 80‑летие начала Второй мировой войны и пакта Молотова–Риббентропа, началась высшая стадия путинизма, вылившаяся в СВО, считываемую как «освобождение исторических земель». Это определение — из последнего обширного интервью главного по истории, помощника президента, бывшего министра культуры Владимира Мединского РБК. Собственно, наряду с главой СВР Сергеем Нарышкиным (стоящим вторым в рейтинге производства конспирологических теорий после Николая Патрушева), Мединский сыграл в том же 2019 году определяющую роль в официальной реабилитации пакта Молотова–Риббентропа.
История важна — закручивание гаек до их полной унификации происходит и в мозгах людей, особенно молодых. И «спецоперация» не могла не сопровождаться превращением исторического дискурса в мифологический и однородный. То есть написанием придворными учеными нового краткого курса фрагментов «тысячелетней истории» «государства–цивилизации».
Судя по тому, что Мединского прочат теперь в руководители Союза писателей России, не только школу и книжный рынок, а уже художественную литературу и поэзию ожидает решительная идеологизация. Реверсивное путешествие во времени путинского государства продолжается: назад, во времена Ставского, Фадеева, Суркова, Федина, Маркова, Карпова, Михалков-старшего, Бондарева, Ганичева.
Корпоративное государство, где все должно быть разложено по контролируемым сверху ячейкам, было бы не полным без активации спящих инструментов и рудиментов иных эпох.
Невысокие технологии
В интервью РБК Мединский гордится единым учебником: «Нет ни одной претензии по факту. Есть претензии по эмоциям. Они заключаются в том, что учебник очень хитрый. В нем каждая конкретная строчка — правда, а в целом создается ощущение великой России и пропаганды режима Путина. Что не так? Никто ничего найти не может».
Это неправда. Создается ощущение — и совершенно неизбывное — тоталитарного государства, что не равно понятию «великая Россия». А вот впечатление отливания в граните пропагандистских строительных блоков режима Путина — есть. Как есть и серьезные претензии практически к каждому «факту», который или замалчивается, или предстает в виде пышного занавеса Большого театра с серпами и молотами, в складках которого и исчезает правда. Прямая неправда уже однажды спровоцировала скандал: авторы учебника не учли, что среди депортированных при Сталине народов были чеченцы, и их отношение к этому эпизоду истории и к самому тирану не вписывается в московский сталинистский канон — на поклон к Кадырову с извинениями пришлось посылать и так затурканного министра просвещения Сергея Кравцова.
Относительно подробно мы в newtimes уже разбирали ту версию учебника, которая только появилась в августе 2023 года. А сейчас в качестве комментария к словам помощника президента достаточно привести пару примеров технологии искажения правды в учебном пособии: «...в кругах интеллигенции появились так называемые диссиденты (лица, заявляющие о несогласии с официальной идеологией). Однако их количество было невелико, а диссидентское движение не имело какого‑то единого организационного или идейного оформления. Диссидентов плотно «опекал» Запад, а потому их деятельность находилась в поле зрения органов государственной безопасности. Это было важно и с учетом нарастания угрозы терроризма, ставшей серьезной проблемой за рубежом. Отдельные его проявления, хотя очень редкие, появлялись и в СССР».
Деконструкция этого пассажа показывает смешение малой правды («количество было невелико») с заведомой злой иронией («так называемые») и глупостью — каким могло быть «единое организационное оформление» диссидентского движения, если оно было заведомо дисперсным, в том числе географически, а сама деятельность описывалась диспозициями нескольких статей Уголовных кодексов союзных республик, в том числе и прежде всего ст. 70 УК РСФСР. (Интересующихся лейб-«историков» можно отослать к фундаментальной «Энциклопедии диссидентства», изданной в прошлом году в «НЛО» под редакцией и с вступительной статьей Александра Даниэля.) Далее следует прямая и заведомая неправда: Запад технически не мог «опекать» диссидентов, причем никаких — ни в центре, ни на периферии. Если имеется в виду передача рукописей за границу или проникновение самиздата и тамиздата, то прямого отношения к собственно диссидентству эта деятельность не имела, ею занимались считанные западные дипломаты и слависты. (Снова приходится отсылать к научной литературе: например, Яков Клоц, Тамиздат. Контрабандная русская литература в эпоху холодной войны. М., НЛО, 2024.) Все это сказано ровно для того, чтобы оправдать «поле зрения» органов безопасности. При чем здесь терроризм — решительно непонятно (акты националистического террора осуществлялись не диссидентами, тем более диссидентами-правозащитниками из столиц), но важно связать инакомыслие с терроризмом, что делается и сегодня.
А вот технология прямолинейного обмана: «В 1990 г. произошла аннексия ФРГ Восточной Германии. ГДР была поглощена ФРГ». С разъединения Германии началась холодная война, с объединением ее, чего желали все немцы и к чему, к слову, очень настороженно относились тогдашние лидеры Великобритании и Франции Тэтчер и Миттеран, холодная война закончилась. В сентябре 1990‑го министр иностранных дел ФРГ Ганс-Дитрих Геншер в беседе с Михаилом Горбачевым заметил: немцы были разъединены не с 1945 года, а с момента прихода нацистов к власти: «...к единому демократическому государству мы приходим через 57 лет, и отсчет надо вести именно от 1933 года». При подписании советско-германских соглашений в ноябре 1990 года Горбачев сформулировал суть произошедшего: «Немцы и Россия, Германия и Советский Союз больше не потенциальные военные противники. У них вообще нет в Европе мыслимых противников». (Для изучения матчасти тоже можно отослать хотя бы к такой книге: Михаил Горбачев и германский вопрос. Сборник документов. 1986–1991. М., Весь мир, 2006.)
Авторам «краткого курса» не понять, что объединялись прежде всего люди, а потом уже государства. Люди, которые миллионами — подчеркиваю, миллионами — бежали с Востока на Запад. Миллионами ликовали и граждане восточноевропейских стран, когда рухнула Берлинская стена, стоившая жизни многим бегущим.
Людей, индивидов, граждан вообще нет в кратких курсах — там бродят по полям сражений полководцы и принимают судьбоносные решения напыщенные государственные деятели. Или мифические 28 панфиловцев — собственно, в свое время министр культуры и не скрывал, что это миф, но тех, кто ставил его под сомнение, называл «кончеными мразями» — почему этого звания не удостоился журналист Александр Кривицкий, выдумавший саму историю? Действия правителей неизменно поддерживает «общество» (в виде «общественниц» типа Варвары Сергеевны Плющ из «Бриллиантовой руки»). Гражданское общество в учебниках не представлено. Потому что те, кто смел «выйти на площадь» — исторические враги и самодержавного, и советского, и сегодняшнего режимов.
Это — всего лишь два примера. Их десятки.
Контрольно-измерительная идеология
В интервью помощник президента местами весьма уклончив: «Что такое идеологизация школьных предметов? История — это идеологический предмет? А литература? А русский язык? Математика? Я не знаю. Мне кажется, что задача школы — это образование и воспитание. На этом все».
Это очень правильная мысль. Только именно путинский режим превратил историю, литературу, русский язык именно в идеологические и плакатно-пропагандистские предметы, включая даже контрольно-измерительные материалы по русскому. Математика пока устояла, но есть к чему стремиться, потому что в тоталитарных режимах и арифметические примеры носили идеологический смысл.
Владимир Путин с Владимиром Мединским
А вот заявление, которое можно только поддержать: «...нам — современному российскому обществу — не нужны оловянные солдатики. Мы не Урфины Джюсы, и мы не воспитываем деревянных солдат». Тем не менее множество новых или переделанных предметов как раз и направлены на формирование однообразия в знаниях о мире и унификацию сознания. Как и вся остальная политика, даже скорее биополитика, поощряющая в модернизированном обществе способы поведения, в том числе репродуктивного, характерные для архаичных социумов: неловкое и неэффективное стимулирование рождаемости как раз и имеет целью максимальное воспроизводство будущих лояльных режиму солдат — в широком, не только военном смысле.
В конце концов, не только школьное, но и внешкольное образование начинает строиться по признаку подготовки «деревянных солдат». Вот, например, подготовленный министерством просвещения проект «Федеральной программы воспитательной работы для организации отдыха детей и их оздоровления»: «...каждый ребенок должен понимать, что цивилизационное наследие России прежде всего — это подвиги и примеры ратного труда, судьбоносные исторические события, имена тех, кто прославлял Отечество, а также памятники культуры». Итоговый продукт такой программы — человек, «сознающий свое единство с народом России как источником власти и субъектом тысячелетней российской государственности», проявляющий готовность к защите Родины и способный «аргументированно отстаивать суверенитет и достоинство народа России и Российского государства, сохранять и защищать историческую правду».
«Умеющий думать школьник, который хочет докопаться до истины! Вот наш идеал! — восклицает будущий Фадеев и Федин времен зрелого путинизма, — К чему мы стремимся. Все остальное — это пустые наговоры».
«Слов «мы боимся» от учителей не слышал», — констатирует помощник президента. Не слышал именно потому, что боятся увольнения и волчьего билета. Учителя — одна из самых принуждаемых и зависимых каст в социальной структуре современного корпоративного государства. В этой среде больше всего и ожесточенно активного, и имитационного послушания. Все гораздо хуже, чем в советское время, где множество учителей по-настоящему верили в систему и справедливость строя. И это далеко не всегда противоречило задачи воспитания нормального человека.
Интервьюеры задают вопрос об изымаемых и внедряемых в школьную программу по литературе произведениях. Ответ снова умело уклончивый, достойный секретаря Союза писателей: ««Поднятая целина» — одно из самых талантливых произведений литературы XX века, которое я в свое время читал с огромным удовольствием. Всем рекомендую. Хотя, конечно, идеализированное — продукт своей эпохи». Не просто продукт эпохи — это предмет исторической социологии и образец формирования воображаемой действительности, от которого в школьные советские годы тошнило. Шолохов — антигерой российской истории, мастер публичных доносов и моральных казней, в том числе всего самого талантливого, гораздо более талантливого, чем его проза. Кстати, именно Шолохову отвечало советское гражданское общество, а не «общественность»: когда он выступил с омерзительной речью против Андрея Синявского и Юлия Даниэля, почтовое отделение в станице Вешенской было завалено бандеролями с его книгами и собраниями сочинений. Люди выражали свой протест тем, что возвращали автору тома его произведений.
Руководящая догма
«Украина, понимая, что всю свою предыдущую историю эта земля была неотъемлемой частью общерусской земли, нужно было как‑то отмежеваться, найти какие‑то отличия. Это приобретало зачастую довольно комичные формы». Это в том смысле, что у Украины нет и не было истории. И вообще на окраинах бывшей империи, в разных странах СНГ, теперь переписывают историю неправильным образом. Об истории Украины можно много чего почитать в режиме изучения матчасти и развития идей — от Александра Герцена до гарвардского профессионального (именно профессионального) историка Сергея Плохия (хотя бы его «Потерянное царство», издано в АСТ по-русски в 2021 году). Но тут важно то, что помощник президента отстаивает в этой связи следующую мысль: «Тогда появился русский колониализм и советский империализм. Какой советский империализм, когда мы несли просвещение, новые технологии, новые общественные отношения, уничтожение рабовладения?»
Надо ли говорить, что это и есть абсолютно имперский дискурс с абсолютно имперскими обоснованиями мессианской, миссионерской, колониальной роли русского народа, стоящего выше иных цивилизаций. Самым деликатным сравнением может быть аналогия с британским колониальным вокабуляром по отношению к Индии. Совпадения текстуальные. Что же касается российского империализма, как‑то неловко, но приходится советовать почитать работу, ставшую классической — «Внутренняя колонизация» Александра Эткинда (признан Минюстом РФ иноагентом). Насчет «просвещения»... Тоже возникает какая‑то неловкость, потому что с этим тезисом спорит практически вся классическая русская литература XIX века. А вот что несла самодержавная власть, полная «традиционных ценностей», в том числе титульной нации, можно прочитать в книге профессионального историка Евгения Анисимова «Держава и топор» — там подробно описано равенство подданных перед «прелестями кнута», пытками и политическим сыском.
«Мы открыли в этом году 111 досок героям России, ставшим героями в зоне СВО. Некоторые из них еще живы. Я, открывая одну из досок, говорить не мог, понимая, что такое настоящий человек». Очень хочется прокомментировать этот пассаж с точки зрения социальной антропологии и прикладной лингвистики, особенно вот это «еще живы». Но тут важнее другое: я, например, лишаюсь дара речи, когда безнаказанные варвары при попустительстве властей разрушают памятные места жертвам сталинских репрессий или массово срывают таблички «Последнего адреса», репрессируя уже саму память. Одна из последних сорванных табличек — Осипу Мандельштаму в Нащокинском переулке.
Да, люди бывают разные, это и Владимир Мединский готов подтвердить: «Человек, который симпатизирует западным либеральным ценностям, и патриот — это совершенно не взаимоисключающие понятия, абсолютно». Согласились. Но есть маленькая поправка: это не западные ценности, это общечеловеческие ценности, зафиксированные в документах ООН и иных организаций, а также в Конституции РФ 1993 года.
Как говорится, все не так однозначно, в том числе со Сталиным. Владимир Мединский, по крайней мере, в отличие от главы СПС Валерия Фадеева не советует убрать с Лубянки Соловецкий камень, а всего лишь утверждает: «Сталин довольно популярен у части общества. Даже не столько Сталин как историческая фигура, а Сталин как образ. И то, что ему устанавливаются на частные деньги общественниками памятники, ни одного государственного при этом нет, это следствие и отражение этой популярности. Образ Сталина популярен, потому что в этом проецируется естественное стремление человека жить в великой стране. И образ Сталина ассоциируется с имперским величием и победой». Странно, выше было сказано, что никакого империализма нет, а почему же тогда имперское величие есть? Может быть, потому что все это не догма, а руководство к действию. Кстати, это не Ленин говорил, как утверждает помощник президента, а Энгельс, хотя Ленин любил цитировать слова классика.
Что же до популярности Сталина, то это сознательно, годами выращиваемое отношение к нему в массах. Результат последовательной просталинской политики — исторической, внешней и внутренней. Это хорошо видно на графиках социологов — как по мере взросления путинизма пропорционально растет популярность Сталина и как она взлетает после «покоренья Крыма» и последующих событий. Единый учебник вносит в этот процесс свою посильную лепту, значение которой на стоит преуменьшать.
P. S.
Кстати, первые два тома, каждый в двух книгах, фундаментального исследования Стивена Коткина «Сталин» изданы на русском языке. Впрочем, в нынешних обстоятельствах трудно сказать, выйдет ли обещанный издательством третий том, ведь в работе выдающегося профессионального историка нет ни грана устраивающей сегодняшние идеологические инстанции мифологии.
* Андрея Колесникова Минюст РФ считает «иностранным агентом».
Фото: ©ТАСС / Алексей Дружинин.
