«А как надо? За или против?» — полушутливо и слегка бравируя профессиональным цинизмом спросил один знакомый кинокритик у одного знакомого редактора, который попросил написать рецензию на только что вышедшую в прокат кинокартину.
Это было лет двадцать тому назад, но уже и тогда мне не показалось это особенно смешным. А теперь, когда подобная постановка вопроса стала рутинной нормой, и подавно.
Да, мы, увы, начинаем привыкать к тому, что любой текст, любое высказывание воспринимается, прочитывается как высказывание либо ЗА, либо ПРОТИВ.
Любое институциональное или стилистическое нарушение неписанных, но очевидных для всех правил было политикойДля меня, человека своего поколения и своего социально-культурного опыта, ничего нового в этой ситуации нет.
В годы «развитого социализма» примерно так же воспринимался и читался любой текст и любой жест.
Я и мои друзья в те годы сознательно дистанцировались от «политики», потому что под «политикой» тогда понималась лишь «внутренняя и внешняя политика советского руководства», а больше — ничего.
Мы от нее дистанцировались, а она от нас — нет. «Политикой» в те годы неизбежно был художественный авангард. «Политикой» был «несоветский» стиль стихов, прозы, музыки, графики, живописи да и просто межличностных отношений. «Политикой» был приглашающий к столу жест хозяина и его стилизованный, слегка комический возглас «Господа, между прочим, чай стынет!» Политикой был рок-н-ролл и джаз. Политикой было все то, что осмеливалось существовать помимо райкома комсомола, творческого союза и руководства районного дома культуры или сельского клуба. Любое институциональное или стилистическое нарушение неписанных, но очевидных для всех правил было политикой.
И любой жест — социальный, художественный, бытовой — неизбежно был жестом либо «за», либо «против». «Опять нету мыла! Безобразие!» — возмущался иногда нервный гражданин в магазине. «Ты что, против советской власти? Так и скажи», — реагировал какой-нибудь суровый резонер из очереди. И бунтарь замолкал, подавленный железобетонной правотой аргумента.
И в наши дни политикой можно интересоваться, а можно — нет.
Но важно иметь в виду, что она растворена в каждой стихотворной строке, в каждой реплике пьесы, в каждом повороте головы артиста и в каждой музыкальной фразе композитора и исполнителя.
Любое мировоззрение так или иначе построено на ряде бинарных оппозиций. Самые же примитивные, а потому и самые живучие построены на «мы — они», «наше — не наше», «за — против». Оттуда же хрестоматийное «кто не с нами, тот против нас».
Дискурс власти — это, за редкими исключениями, всегда дискурс военного времени, где «ЗА» или «ПРОТИВ», сияя огромными светящимися буквами вдоль дороги, сопровождают каждый твой жест, каждый поворот головы, каждый кивок и каждое междометие.
Поэтому писатель, опубликовавший свой роман за границей, естественно воспринимался как перебежчик в стан врага.
Поэтому и сегодня столь зловеще звучит термин «иностранный агент».
После довольно долгой эпохи «цветного» кино, поражавшего поначалу своей отчасти крикливой, отчасти утомительной для глаз пестротой и разноцветностью, мы снова очутились в черно-белом.
Надолго ли, неизвестно. Но с этим надо как-то жить. Как-то это учитывать. Бессмысленно, участвуя в съемках черно-белого кинофильма, выбирать одежду поярче — она все равно окажется либо светло-серой, либо темно-серой.
Сейчас уже мало кому понятна старая шутка времен черно-белого телевизора о том, как спортивный комментатор говорит про спортсмена из Африки, которого «телезритель легко различит по синим трусам и красной майке».
Опасно даже не то, что нам агрессивно навязывается черно-белая оптика. Опасно то, что мы и сами вынуждены ею пользоваться в своем восприятии и в своих оценках всего того, что происходит, что делается и говорится.
в последние пару месяцев я просто с какой-то первозданной отчетливостью ощущаю, что прямо здесь и прямо сейчас происходит битва добра со злом
Руководствуясь простейшей, а потому и столь жизнеспособной формулой «За или против», легко прийти к выводу, что универсальных правил в принципе нет. Есть лишь совокупность представлений о целесообразности того или иного поступка или высказывания.
За железным, якобы патриотическим принципом «За или против» всегда угадывается и некий необычайно важный и очень много чего объясняющий аспект, который исчерпывающе описывается еще одной цитатой, цитатой из «Записных книжек» Лидии Яковлевны Гинзбург:
«Что касается подлости, то для нее псевдонимом во все времена служили общественные (государственные) интересы, так приятно совпадающие с частными».
Сопротивляясь по мере сил всевластию черно-белой картинки, я стараюсь как можно реже — по крайней мере в публичном дискурсе — употреблять такие «черно-белые» слова, как «добро» и «зло».
Но в последние пару месяцев я просто с какой-то первозданной, почти детской отчетливостью, на каком-то почти тактильном и обонятельном уровне ощущаю, что прямо здесь и прямо сейчас происходит битва добра со злом. Точнее — зла с добром. Я прямо чувствую, как невесомый и эфемерный дух правоты и справедливости грубо перебивается тяжелым запахом серы.
Да, надо признать, что мы снова попали в черно-белое кино. Это ощущение мучительно для человека, привыкшего улавливать полутона и нюансы. Сегодня их нет. Или кажется, что их нет, что более или менее одно и то же.
Но ведь черно-белое кино, как и любое кино, когда-нибудь заканчивается, и зрители выходят из душного зала на свежий воздух, и видят, что вокруг них разноцветный мир.
Другие колонки автора: