Скоростное задержание
Меня задержали одним из первых, когда истинный масштаб происходящего был ещё непонятен. ОМОН перегородил улицу в районе Рождественского бульвара и выхватывал случайных людей из толпы. Митингующие кричали «фашисты», но сопротивления не оказывали. Я пытался объяснить тащившим меня людям, что вообще не участвую в митинге, а выполняю тут редакционное задание, но все мои слова просто проигнорировали. Как я выяснил в дальнейшем — то же было и с другими коллегами.
В автозаке я оказался четвёртым, но новых людей доставляли очень быстро. О скорости работы полиции красноречиво свидетельствовал наш звонок в «ОВД-Инфо»: мы сообщили о ситуации и начали называть имена, но разговор не удавалось закончить — людей приводили с такой же скоростью, с который мы представлялись. В скором времени в автозаке оказалось 26 человек, из них четверо, включая меня, были журналистами различных изданий, у некоторых с собой были не только пресс-карты, но и заверенные редакционные задания, но все это не работало. Один представлял зарубежное СМИ.
Большинство задержанных в нашей машине — мужчины средних лет из Москвы и Подмосковья, но в целом полиция наполняла автозак, особо не обращая внимания на пол и возраст. И даже на причины, почему эти люди оказались на улицах во время «Марша Голунова». Среди нас были студентка Высшей школы экономики и её преподаватель, причём они пришли на мероприятие порознь и встретились только в машине.
Вид из автозака
Здесь же сидели две женщины, которые после начала задержаний попытались защитить, вразумить ОМОН, рассчитывая, что на них не поднимут руку. Двое граждан Киргизии, отработавших укороченный день в честь праздника и просто гулявших по центру города. Пожилые люди, вспоминавшие в машине старые советские анекдоты. Двое несовершеннолетних подростков. Профессиональный правозащитник, которого опытные задержанные с лёгкостью узнавали. О том, что привело каждого конкретного человека на шествие, не спрашивали — разговоров о политике вообще практически не было.
Чувствовалось, что ОМОН быстро устаёт от того, что люди, несмотря ни на что, продолжают стоять и скандировать. Захваты ужесточались. Одного из мужчин, оказавшихся в нашем автозаке, при задержании ударили ногой, другого буквально волокли до машины
С первыми задержанными, в том числе со мной, обращались сравнительно мягко. Разумеется, нарушения были вопиющими: нам не зачитывали права, не представлялись, не объяснили причину задержания, но по современным меркам обходилось без «чрезмерной жестокости».
Но затем задержания становились более суровыми. Чувствовалось, что ОМОН быстро устаёт от того, что люди, несмотря ни на что, продолжают стоять и скандировать. Захваты ужесточались. Одного из мужчин, оказавшихся в нашем автозаке, при задержании ударили ногой, другого буквально волокли до машины.
Часы в ожидании
Тем не менее настроение в нашей «камере на колесах» оставалось приподнятым — люди помогали друг другу, обсуждали, как действовать в ОВД, звонили правозащитникам. На заднее стекло приклеили небольшой плакат — их на марше вообще было немного, как и футболок в честь Голунова, хотя, судя по протоколам задержания, в них на мероприятие пришли все участники поголовно. Уже заполненная машина долго стояла на площади, пока нас не повезли в ОВД «Северное Измайлово». Информацией делились скупо — куда именно мы едем, стало понятно только по прибытию. Тогда же один из омоновцев неожиданно вступил с задержанными в перепалку, ругаясь матом и обвиняя нас в выходе на улицу за иностранные деньги.
Но остальных сотрудников силовых структур ни в чём подобном упрекнуть нельзя. Они вывели из машины пожилых женщин, несовершеннолетних, освободили двоих журналистов, передали воду и печенье, которые отправили нам собравшиеся за территорией ОВД сочувствующие. Через два часа ожидания нас разделили и одну половину оставили в «Северном Измайлово», а другую увезли.
Как и в прошлый раз, не сказали ни куда, ни зачем. Какой-то полицейский в штуку объявил, что едем в «Восточное Бутово», что, понятное дело, встретили без энтузиазма. На деле нас просто отвезли в «Восточное Измайлово», где наконец, спустя три часа после задержания, мы вышли из машины и оказались на территории ОВД. Официально начиная с этого момента у полиции было всего 3 часа на то, чтобы либо предъявить нам обвинения, либо отпустить.
Неожиданно один из задержанных совершил самый настоящий побег. Какое-то время он дёргал прутья на окне, а потом просто подгадал момент, вышел из «класса» и исчез. В следующий раз мы услышали о нём, только когда сотрудники ОВД пришли искать пропавшего, но тот был уже далеко
Впрочем, правоохранители не торопились. Нас посадили в комнату, напоминающую школьный класс, и велели ждать. Зато наконец позволили посещать туалет. Страх и тревога сменились усталостью и желанием, чтобы всё как-то закончилось, но до этого было ещё далеко. Задержанные слонялись по «классу», беседовали, подписывали ходатайство с требованием допустить к нам защитника. В принципе, адвокат и правозащитник приехали ещё в первое ОВД, но пускать их отказывались.
«Класс» для протестующих
Совершенно неожиданно один из задержанных совершил самый настоящий побег. Какое-то время он дёргал прутья на окне, а потом просто подгадал момент, вышел из «класса» и исчез. В следующий раз мы услышали о нём, только когда сотрудники ОВД пришли искать пропавшего, который, судя по всему, был уже далеко. А нам оставалось только скучать дальше. В какой-то момент я поймал себя на том, что слушаю, как один из задержанных обсуждал с охранявшим нас полицейским фильм «Интервью» про американских журналистов, решившихся убить Ким Чен Ына. Страх пропал окончательно.
Бумажная волокита
Уже в середине третьего часа к нам, наконец, прорвались защитники. Это оживило и сотрудников ОВД — нам принесли бланки для написания объяснительных. Мы, наконец, увидели рапорты собственного задержания и узнали, что обвиняемся по статье 20.2.6.1 административного кодекса: участие в несанкционированных собраниях, создавших помехи функционированию объектов жизнеобеспечения, транспортной или социальной инфраструктуры. Никто из задержанных вину не признал. И начался мучительный процесс заполнения бумаг.
Очевидно, что сотрудники ОВД получали от процесса не больше удовольствия, чем мы. Тут не было никаких издёвок или обвинений в «национальном предательстве», только желание быстрее всё закончить, при этом выполнив инструкции начальства. Документов было много, каждый из них надо было подписывать в нескольких местах, так что работа затянулась надолго. Заодно мы наглядно оценили масштаб фальсификаций и нарушений: в бланках стояли утверждения о том, что нам объяснили наши права (это не сделали), в рапортах — что мы были одеты в одинаковые футболки (мы не были). Сами рапорты на каждого человека написаны совершенно одинаково, а задержали нас всех, согласно этим бумагам, всего двое сотрудников ОМОНа. Под руководством защитников мы указали это всё в бумагах, что дополнительно продлило процесс.
На все требования отпустить людей, просидевших в ОВД сильно больше трёх часов, начальница отделения просто отвечала отказом и просила отнестись к её ситуации с понимаем. Её нежелание заниматься такой ерундой в вечер праздничного дня было настолько очевидно, что мне даже стало её жаль. Но в конечном итоге бумаги всё-таки были заполнены, и нас отпустили по одному, предупредив, что протокол об административном нарушении ещё будет составлен. Так что для многих людей, сегодняшний день — это не конец, а начало борьбы.
