«Летит эта песня быстрее, чем птица,
И мир угнетателей злобно дрожит.
Ее не удержат посты и границы,
Ее не удержат ничьи рубежи».
«Кантата о Сталине», 1938
Тысячелетний Рейх – первая ассоциация, которая приходит во все головы при чтении статьи Суркова. И в этом смысле статья – провокация. Претендуя на новизну, «автор» (как принято писать в комментариях) повторяет зады. Но какие могучие зады!
Космополитическое парение противопоставляется крепким задам подлинно «глубинного народа», который круче глубинного государства – deep state. Западная система сдержек и противовесов – это «динамическое равновесие низости, баланс жадности, гармония плутовства». Жаль, у статьи нет рисованных иллюстраций. В иные времена рядом с этим словесным жонглерством с вываливающимися, впрочем, из рук булавами было принято рисовать жадных носатых евреев, тянущих руки к земному шару или к груди представительницы «глубинного народа». Сурков ступает на чужую территорию: человек-оркестр по части национал-патриотического словоблудия – это Александр Проханов, и переиграть здесь его едва ли удастся. Демон на пенсии кажется жалким эпигоном последнего солдата большого имперского стиля: это как если бы велосипед вырабатывал электроэнергию на фоне ДнепроГЭС. Ну, хорошо, Бурейской ГЭС…
«Народность… предшествует государственности». Здесь бы сам граф Уваров, думавший по-французски, сильно зачесал бы в районе аристократической плеши. Важнейший теоретический вопрос: самодержавие предшествует народности или народность предшествует самодержавию? Вот в чем вопрос! Патриарх Кирилл поставил бы на первое место православие. Как, впрочем, много лет назад, кормя двуглавого орла, и поступил граф Уваров.
Ближе к концу своей записки об обустройстве России на тысячу лет Сурков не просто приоткрывает тогу философа в самых пикантных местах – он просто снимает ее решительно, прощения не попросив: «В новой системе (она уж 20 лет почти как новая, система эта ваша путинская, что-то в девках засиделась. – А.К.) все институты подчинены одной задаче – доверительному общению и взаимодействию верховного правителя с гражданами». Правильно: главное – поговорить. Тем более что слова Путина неизменно остаются без последствий – ну, сказал дедушка что-то про «чепуху» или «дураков», а его система уже работает на автопилоте – давит, давит и давит вокруг все живое. Пусть пикейный жилет рассуждает, как у него реальные доходы растут и колосятся, а мы своими делами будем заниматься в соответствии с атмосферными явлениями в стране – бить «экстремистов», спасать Россию до смерти.
Дальше – больше: «Различные ветви власти сходятся к личности лидера… Кроме них, в обход формальных структур и элитных групп работают неформальные способы коммуникаций. А когда глупость, отсталость и коррупция создают помехи в линиях связи с людьми, принимаются энергичные меры для восстановления слышимости». Ну, так это ж каудильо Франко в полный невысокий рост встает, покачивая перьями на шляпе и кисточкой на пилотке. Это же портрет Муссолини поднимается, как в «Амаркорде». Вождистская конструкция во всем блеске своей нищеты. Встают зады самых страшных теорий. Джентиле, «Философские основания фашизма»: фашистское государство – народное, и в этом качестве оно демократическое. Карл Шмидт, которого называли «коронованным юристом Третьего Рейха», «Конституционная теория»: правитель тождествен с теми, кем он правит. Никаких преград между ними и их взаимной любовью.
Формальные преграды вообще-то называются демократией. Но это демократия западная – прогнившая и космополитическая. Так об этом говорят уже добрых сто лет. И начали говорить в Германии и Италии при известных обстоятельствах в известных режимах. Было «нормативное государство» - законы там всякие, ветви власти, Конституция. А действовало – «прерогативное», в котором вождь и народ все решали так, как чувствовал и хотел вождь, улавливавший глубинные желания глубинного народа. И в этом смысле, пишет Сурков, «многоуровневые политические учреждения» у нас «ритуальные», они «как выходная одежда, в которой идут к чужим». (Запомните хорошенько истину от Суркова: Конституция РФ 1993 года – это «выходная одежда», не более того.) А дома у себя мы, да, дубинкой по башке, бутылку в задницу, мать к умирающей дочери не пускаем, еду бульдозерами давим, деньги налогоплательщиков на улучшение работы обводненной скважины Сечина даем, Кадырову средства на золотые автоматы не хватает опять же. Это есть наше кондовое, посконное, домотканное глубинное-долгое-государство. Народное!
И у него, глубинного народа, есть бог. Он «изощрен, но не злонамерен». Ага-ага, плавали – знаем: благонамеренный диктатор называется. Диктатура Санта-Клауса, пардон, нашего Деда Мороза, у которого в мешке закончились подарки, и он потому отвлекает от этого прискорбного факта внимание: ах, на нас нападают, ах, сейчас не до того – надо отечество защищать и славную историю вспоминать.
«Путинизм – идеология будущего». И ее возводить молодым. Гимн такой был – Giovinezza, «Молодость». В муссолиниевской Италии. И если вы спросите, что это за идеология, вероятно, надо искать где-то там. Корпоративистское государство уже построено – все сидят по ячейкам, по окопам народных фронтов, раскидывают шатры общественных палат, загоняют детей в «Юнармию».
И эта модель, пишет Сурков, привлекательна для народов мира. У нее есть «экспортный потенциал». О, да. Венесуэла. Сирия. Ряд островов Тихого океана. Марин Ле Пен.
Россия в наростах непризнанных государств – очень аттрактивно и сексуально, Босх для бедных. Рыбка вместо Reebok.
А еще эта модель русского государства «начинается с доверия и на доверии держится». Давно Владислав Юрьевич к своим бывшим подчиненным на огонек не заглядывал – вциомовские рейтинги доверия к своему великому кормчему не смотрел. Они летают «нызэнько-нызэнько», как крокодил в анекдоте про прапорщика. Околоноля приблизительно. Околоноля.
