#Back to USSR

Афганский бумеранг

28.01.2019 | Андрей Колесников, Московский центр Карнеги — специально для The New Times

Внуки Молотова-Риббентропа переписывают историю, утверждает колумнист Андрей Колесников: Дума пересматривает моральную и политическую оценку Афганской войны

Андрей Колесников. Фото: КГИ
«Brezhnev took Afghanistan».
Pink Floyd, 1982

В декабре 1979 года СССР ввел войска в Афганистан. В феврале 1989-го Советский Союз вывел войска из Афганистана. Афганская эпопея, унесшая жизни множества людей и еще большее число покалечившая – не только физически, но и морально, сопровождала развал империи – СССР подорвался в том числе и на Афганистане. Афганский синдром стал аналогом синдрома вьетнамского. В декабре 1989-го Съезд народных депутатов принял постановление, давшее негативную моральную и политическую оценку вторжению в Афганистан. (Одновременно были осуждены насилие в отношении мирных граждан в ходе беспорядков 1 апреля 1989 года в Тбилиси и подписание в 1939 году секретных протоколов к Пакту Молотова-Риббентропа.) Спустя три десятка лет после вывода войск, четыре десятка после их ввода Государственная дума путинской России собирается выпустить заявление, признающее «не соответствующим принципам исторической справедливости моральное и политическое осуждение решения о вводе советских войск в Афганистан в декабре 1979 года, выраженное в Постановлении Съезда народных депутатов СССР от 24 декабря 1989 года № 982-I».

От этого заявления российского парламента недалеко до осуждения и негативной оценки Пакта Молотова-Риббентропа. И вообще всего, что хотя бы до какой-то степени удерживало разваливающийся национальный консенсус по поводу добра и зла в истории и политике.

Эрозия исторической памяти продолжается ускоренными темпами. «Политическое тело» России почти утратило способность вспоминать и испытывать чувство вины. Это не так уж безобидно: ментальное и моральное разложение идет рука об руку с политической, экономической и общественной деградацией.

Руководство СССР боялось того, чего боится и руководство путинской России, впадая в истерику по поводу событий в Венесуэле – утраты сфер влияния

Маленький Бабрак, большой Кармаль

Один из самых выдающихся документов эпохи – дневники работника международного отдела ЦК, в перестройку – помощника Михаила Горбачева Анатолия Черняева, человека умного, информированного, совестливого. 1 января 1980 года: «В магазинах пусто и даже на почте в последние дни исчезли марки и конверты». 28 января 1980 года: «Картер лишил нас 17 млн тонн зерна (в Москве сразу же исчезла мука и макароны), запретил всякий прочий экспорт, закрыл всякие переговоры и визиты, потребовал отмены Олимпиады… Тэтчер проделала с нами то же самое. Португалия запретила нам ловлю рыбы в ее 200-мильной зоне, как и США… Это же проделали Канада и Австралия… Запрещены всякие планировавшиеся выставки и гастроли… Вчера нас осудила исламская конференция… Нас осудили Европарламент, социал-демократические партии, профсоюзные центры. Новая Зеландия выслала нашего посла… Банки закрыли нам кредиты». 5 февраля 1980 года: «Афганистан как язва разъедает общественное сознание и международную жизнь. Ползут слухи, что в Ташкенте госпитали забиты нашими ранеными ребятами, что каждый день прибывают самолеты с упакованными гробами… За что? Для чего? Кому? Б.Н. (Борис Пономарев, секретарь ЦК. – А.К.) как-то проговорился…: мол, не можем допустить второго Садата (египетский президент, подписавший в 1978 году Кэмп-Дэвидские соглашения – мирный договор с США и Израилем. – А.К.) у себя под боком. Ну и что? Из-за этого пусть гибнут наши ребята, пусть позор на всю нашу голову во всем мире, пусть ненависть антисоветизма губит остатки социалистического идеала?!»

Упоминание Садата не случайно: руководство СССР боялось того, чего боится и руководство путинской России, впадая в истерику по поводу событий в Венесуэле, а до этого уничтожив остатки репутации страны Крымом и Сирией – утраты сфер влияния. В Политбюро шли записки, прежде всего из КГБ, что афганский лидер Амин, левак из леваков, кормившийся с советской руки, ведет двойную игру и общается с американцами. Поэтому его и решили убрать. И привезти на советских штыках нового начальника – скрывавшегося в Чехословакии одного из лидеров Национально-демократической партии Афганистана товарища Бабрака Кармаля. Мои знакомые ребята из МГИМО показывали мне в начале 1980-х своего однокурсника – симпатичного юношу в галстуке, сына Бабрака…

«Стрелять в народ»

Решение о вводе, а потом о выводе войск из советской зоны влияния принимало Политбюро. Брежнев, хотя в те годы он уже был очень нехорош ментально и физически, очень осторожно подходил к окончательному решению. Так же, как и в 1968-м, когда он тянул с вводом войск в ЧССР. В марте 1979-го Алексей Косыгин констатировал на заседании Политбюро: «У всех у нас единое мнение – Афганистан отдавать нельзя». Как когда-то Чехословакию! Но при этом первые лица приходят к выводу, что войска вводить тоже нельзя. «Наша армия, — говорил Андрей Громыко, — будет агрессором. Против кого же она будет воевать? Да против афганского народа…» О том же твердил Юрий Андропов: «Ввести войска – это значит бороться против народа, давить народ, стрелять в народ». 1 апреля 1979-го в ЦК знакомились с запиской за подписями нескольких членов Политбюро, в которой обосновывалась позиция, согласно которой вторжение в Афганистан сильно ударило бы по международному престижу СССР и отбросило назад переговоры по разоружению, показало бы слабость афганского правительства (тогда им руководил Тараки) и спровоцировало бы еще большую активность «антиправительственных сил».

И тем не менее решение о вводе было принято в декабре 1979 года. Брежнев настаивал на поименном голосовании. Доводившая до последней черты это роковое решение на даче у Леонида Ильича 26 декабря «пятерка» (Брежнев, Устинов, Громыко, Черненко, Андропов) разделила ответственность с пленумом ЦК в июне 1980 года. Тогда Брежнев с удовлетворением отметил: «Вашингтон и Пекин подняли неслыханный шум… А все дело в том, что рухнули планы втянуть Афганистан в орбиту империалистической политики и создать угрозу нашей стране с юга». (Самое интересное, что ровно в это время академик Георгий Арбатов пробился на прием сначала к Андропову, а потом к Брежневу с обоснованием необходимости вывода войск и был благожелательно выслушан, однако никто, разумеется, не собирался отменять единожды принятого решения.)

В «империалистическую орбиту» Афганистан временно не втянулся. Однако все оказалось именно так, как сами себе пророчили члены Политбюро и секретари ЦК: престиж ушел в минусовую плоскость, переговоры по разоружению, и не только по нему, обессмыслились, война в Афганистане приобрела ожесточенный характер, став по сути гражданской. Военные расходы и помощь «афганским друзьям» сжирали колоссальные ресурсы. Нация не понимала, что такое «интернациональный долг» и откуда он вдруг взялся. Понятие «цинковый гроб» вошло в бытовой словесный оборот.

Невидимая сила, которая вела руководство СССР к катастрофе, в который раз оказалась мощнее их собственной рациональности. Сегодня эту силу назвали богатым словосочетанием «геополитические интересы». Теперь она и Россию ведет туда, куда вела когда-то Советский Союз.

«Но вы вошли…»

Наджибулла, афганский лидер, при котором выводились войска, в 1989-м, как и за десять лет до того Тараки и Амин, слал тревожные месседжи о помощи – не изменилось ровным счетом ничего. («Помощь» Амину выразилась в том, что советский спецназ его же и сместил с высшей позиции.) Политбюро до последнего, уже после вывода войск, принимало решения о поставках «специмущества», зерна, продовольствия на очень серьезные суммы. В бессильном отчаянии Наджибулла писал своим советским «корреспондентам» о том, что… в 1979-м не надо было вводить войска. Анатолий Черняев, читавший эти «ламентации», изложил их в своем дневнике 11 марта 1989-го: «…если бы вы (русские) тогда, в 1979 г., не вошли, дело бы быстро закончилось. Победила бы одна из сторон. Ну, может быть, была бы при этом сотня убитых. Но вы вошли. И проблема стала международной. И ответственность несем не мы одни, а мы с вами вместе. А вы – умываете теперь руки».

Да, умывали руки, исправляя катастрофическую ошибку своих предшественников. Понимали, что Наджибулла не продержится. Сдавали «своего сукиного сына», как всегда сдают марионеток, нимало не заботясь об их будущем, в лучшем случае готовя для них госдачу в Серебряном бору или по Рублево-Успенскому шоссе – для продолжительной жизни в изгнании. Еще в январе 1989-го на Политбюро спорили. Шеварднадзе и Крючков были против вывода войск, Эдуард Амвросиевич предлагал оставить совсем уж ограниченный контингент в 10-15 тыс человек, в сущности, группировку войск, обреченную на смерть. Александр Яковлев вышел из себя, произнеся важнейшую, человеческую, очень человеческую фразу: «Я за то, чтобы наших там не было! Мы обещали своему народу, что похоронок больше не будет!» Николай Рыжков добавил: «Не надо растягивать ошибку, и так уже 10 лет расхлебываем… Пусть сами защищают режим». В марте, тем не менее, узкий круг обсуждал возможность применения БШУ – бомбово-штурмовых ударов. Горбачев подвел итог дискуссии, и опять прежде всего с Шеварднадзе: «Я категорически против всяких этих БШУ… И пока я генсек, не допущу попрания слова, которое мы дали перед всем миром».

Михаил Горбачев спас еще несколько тысяч жизней советских мальчиков. Если не десятков тысяч.

620 тысяч военнослужащих прошли через Афганистан. Более 100 тысяч вернулись больными гепатитом. 53,7 тысяч ранены. 14 453 человека были убиты. Ради чего?

Осуждение осуждения

Афганистан был серьезной травмой для массового сознания. Он стал одной из моральных и материальных причин падения престижа Советского Союза в глазах самих жителей империи. А потом смысл и содержание этой войны забыли. Уроки не выучили, хотя и учить-то не начинали. Теперь и вовсе все перевернулось с ног на голову. Представьте себе на месте Горбачева, Рыжкова, Яковлева — Путина, Шойгу, Бортникова, Патрушева, Лаврова, Володина, Матвиенко. Эти люди легко бы приняли решение о еще одном «ограниченном контингенте», а повар Пригожин снабжал бы пустыню не только продовольствием, но и более пикантным блюдом в виде наемников.

Если в 1991-м 88% опрошенных тогдашним ВЦИОМом (то есть нынешним Левада-центром) говорили, что вводить войска в Афганистан не следовало, а 69% оценивали вторжение как государственное преступление, то уже в 2014-м, еще до Крыма, 68% респондентов ответили «не нужно было вводить» и лишь 44% сочли ввод государственным преступлением. Резко выросло оправдание войны «геополитическими интересами» — с 19 до 23% с 1991-го по 2014 год. После 2014-го опрос не проводился, но легко себе представить, как на волне «патриотической» истерии поплыли цифры рациональных оценок того, что происходило в 1979-1989 годах.

Чего ж удивляться «заявлению» Думы с его «осуждением осуждения»…

620 тысяч военнослужащих прошли через Афганистан. Более 100 тысяч вернулись больными гепатитом. 53,7 тысяч ранены. 14 453 человека были убиты.

Ради чего? Ради того, как следует из проекта заявления Думы, «чтобы было достигнуто существенное сокращение незаконного производства наркотических средств». Ну, это аргумент. Во всяком случае более обоснованный, чем констатация успешной борьбы с «террористическими и экстремистскими группировками». Как бы развивались события, хорошо описал Наджибулла («если бы вы не вошли, дело бы быстро кончилось»), которого советское руководство уговорило стать во главе Афганистана, и чья смерть уже после того, как он скрывался в 1990-х в здании миссии ООН, была страшной: его тело возили по Кабулу привязанным за ноги к бамперу, а потом вывесили на всеобщее обозрение на площади.

Это все, чего добились Брежнев, Андропов, Устинов, Громыко, Черненко 26 декабря 1979 года, подтвердив обоснованность ввода войск днем раньше и штурма дворца Амина днем позже.

The New Times многажды писал об истории войны в Афганистане. Вот лишь несколько ссылок: здесь и здесь, и здесь.



×
Мы используем cookie-файлы, для сбора статистики.
Продолжая пользоваться сайтом, вы даете согласие на использование cookie-файлов.