Фото: novoye-vremya.com
Какие задачи Владимир Путин и его окружение стремятся реализовать на данном этапе перезагрузки власти? Свидетельствуют ли последние перестановки в высших эшелонах о намерении наконец инициировать долгожданные реформы и начать вывод страны из депрессии? Какие внутренние клановые задачи решают группы влияния в начале шестого срока Путина, кто из них оказался в выигрыше и проигрыше после замены ключевых фигур? Устойчива ли обновленная власть к социальным бунтам и может ли произойти под их воздействием раскол элит? На эти вопросы в интервью NT ответил известный политолог, президент Фонда «Петербургская политика», составитель рейтингов влияния чиновников Михаил Виноградов.
Группы влияния: кто выиграл, а кто проиграл
NT: Помимо того, что обновление правительства и администрации президента – это необходимая процедура в начале каждого политического цикла – есть ли еще какие-то цели, возможно, скрытые, которые Путин и его окружение пытается достичь в ходе кадровых ротаций?
Михаил Виноградов: Самая очевидная задача — это сохранение, удержание власти, в том числе через предъявления властной конструкции, достаточно устойчивой, относительно работоспособной, в которой по возможности будут представлены все главные действующие кланы. Представлены таким образом, чтобы ни у кого не возникло соблазна играть против системы. Конечно, случается, когда какие-то группы влияния оказываются за бортом, но эта коррекция происходит точечно – как это случилось, например, с группой бывшего главы РЖД Владимира Якунина во время третьего срока Путина. Но пересменка между двумя подряд сроками – не время для таких маневров. И сейчас все элитные группы в новой конструкции себя нашли. Возможно, в разной степени, но в любом случае каждому сегодня есть что терять.
NT: В чем главное отличие правительства-2018 от правительства-2012?
Правительство-2012 было более «медведевским», символизирующим обновление, омоложение кадров. В нем такие символические персоны, как [министр открытого правительства] бизнесмен Михаил Абызов, казались если не значимыми, то знаковыми. Сейчас в приоритете — баланс между элитными группами, ради которого пришлось пожертвовать задачами кадрового омоложения, предъявления «молодых лидеров», о которых много говорили в прошлом году. Впрочем, есть и намеки на появление Кадрового резерва 2.0. Приходит новое поколение менеджеров, которые родственным образом или как-то еще связаны с окружением Путина. Имею в виду появление в кабинете министров Дмитрия Патрушева (возглавившего Минсельхоз сына секретаря Совбеза Николая Патрушева. — NT) и Евгения Зиничева (бывшего охранника Путина, перешедшего с поста замдиректора ФСБ на пост министра по чрезвычайным ситуациям). Но в целом победили не столько молодые, сколько наставники, потому что среди вице-премьеров много опытных, понятных Путину политиков более старшего поколения, и это отчасти напоминает состав федеральных министров и вице-премьерского корпуса 2008 года.
NT: Может ли новое поколение высших чиновников как-то модернизировать стиль и методы работы властной машины?
Понятно, что более молодое поколение не может полностью воспроизводить систему взглядов старшего поколения, а отдельные казусы, которые уже возникали, типа истории с дочерью Дмитрия Пескова* показывали, что даже внешняя лояльность не гарантирована родственными связями. Поэтому людей из поколения «наследников» последние годы подращивали, «поднатаскивали». Другое дело, что не очень понятно, требуется ли от них самостоятельность или, наоборот, умение не нервировать старшее поколение своими идеями.
NT: Осталась ли у Дмитрия Медведева во власти своя группа поддержки?
Приход из администрации президента на пост главы аппарата Константина Чуйченко и сохранение в аппарате Сергея Приходько говорит о том, что аппарат остается за Медведевым и тылы его прикрыты. А в целом ситуация с Медведевым демонстрирует: для того, чтобы оставаться человеком номер два в государстве, не обязательно биться за роль фигуры номер один в Белом доме. Медведев не занимается кадровой экспансией, он даже не особо отбивал «своих», когда, например, были атаки на его окружение по «делу Магомедовых», «делу Реймера» (дело против Александра Реймера, руководившего ФСИН при президенте Медведеве. — NT) и другим подобным историям. Медведев понимает: не демонстрируя политическую субъектность, можно добиться большего. Тем более что главную задачу он решил — предотвратив приход в кабинет и Алексея Кудрина, и помощника президента Андрея Белоусова, и тем самым снизив вероятность мощного внутреннего разлома в Белом доме.
А В ЦЕЛОМ СИТУАЦИЯ С МЕДВЕДЕВЫМ ДЕМОНСТРИРУЕТ: ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ОСТАВАТЬСЯ ЧЕЛОВЕКОМ НОМЕР ДВА В ГОСУДАРСТВЕ, НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО БИТЬСЯ ЗА РОЛЬ ФИГУРЫ НОМЕР ОДИН В БЕЛОМ ДОМЕ
NT: Но какие-то группы влияния все-таки потеряли позиции? Например, говорят о снижении веса Вячеслава Володина и его команды?
Пока еще итоговый баланс не подведен — после перестановок в правительстве, а затем в администрации президента, грядут замены в корпусе полпредов и губернаторов. Но уже возникли очевидные вопросы, связанные с Сергеем Шойгу и его группой влияния после вывода из-под их контроля МЧС. Начинаются перестановки в системе МЧС, арестован глава МЧС по Кемеровской области. Что касается Володина — несмотря на его борьбу в первенстве по радикализму — я имею ввиду жесткие законопроекты по антисанкциям и уголовным наказаниям за «содействие санкциям», каких-либо намеков на усиление его влияния не появилось. Если, конечно, не считать таковым недопущение в исполнительную власть Кудрина, которого по предложению Володина и думского большинства сделали председателем Счетной палаты. Не произошло, вопреки ожиданиям, изменения статуса в правительстве министра промышленности Дениса Мантурова, о чем говорили в контексте ожидаемого усиления позиций главы Ростеха Сергея Чемезова и его группы.
Не готовы ни к прорыву, ни к прыжку
NT: Кудрин, выступая на Петербургском экономическом форуме, сравнил правительство с готовящимся к прыжку тигру. Согласны ли с такой оценкой. Может ли оно стать эффективнее и энергичнее прежнего?
Здесь скорее виден какой-то элемент троллинга нового кабинета министров со стороны Кудрина. Если развивать этот образ, тигр хотя бы знает, куда прыгать, он видит какую-то цель, мишень. У правительства понимания, куда «прыгать», нет. При прочих равных оно бы предпочло не прыгать никуда.
NT: Тем не менее Путин, говоря о задачах обновленной власти, сказал и о необходимости прорыва.
У правительства понимания, куда «прыгать», нет. При прочих равных оно бы предпочло не прыгать никуда
Прорыв — не самое удачное слово, оно позволяет легитимировать по сути любые изменения. С другой стороны, оно создает у тех, кто устал и ждет перемен, ощущение, что власть не считает нынешнюю ситуацию идеальной. Правда, пока обозначено только одно направление изменений — пенсионная реформа. Все остальное звучит очень размыто, и какой-то политической воли к масштабным преобразованиям не заявлено.
NT: Тогда за счет чего власти собираются выходить из экономической депрессии?
Наверное, до конца не сформулировано самоощущение власти от того, что происходит в экономике. Власть привыкла, что в кризисных ситуациях — и в период кризиса 2008 года, и в 2014-м, после падения цены на нефть и введения санкций, удается выкрутиться без сверхусилий и серьезных внутренних изменений. Чиновники сами не очень верят, что их действия изменят ситуацию в лучшую сторону, тешат себя надеждой, что это произойдет само собой, в силу рыночной конъюнктуры.
NT: Есть ли свидетельства того, что власть опасается социальных протестов, если начнутся непопулярные реформы, в том числе пенсионная?
Не думаю, что пока угроза протестов воспринимается как критически значимая, соизмеримая с тем, что было в 2005-м во время монетизации льгот. Да, есть некоторая волна протестной активности, чаще всего экологической тематики («мусорные бунты»). Но в какую-то мощную волну эти выступления не выливаются, это скорее эмоциональный выплеск. С другой стороны, у власти нет четкого алгоритма, как действовать если социальные протесты начнутся — давить ли, уступать ли, раскалывать ли, меняться ли самим. Каждый раз приходится импровизировать — системы более осмысленной реакции не создано.
У власти нет четкого алгоритма, как действовать если социальные протесты начнутся – давить ли, уступать ли, раскалывать ли, меняться ли самим. Каждый раз приходится импровизировать
NT: Многие в оппозиции, например, Дмитрий Гудков, с надеждой говорят о грядущем расколе элит. Видите ли вы признаки того, что это возможно? Какие-то конфликты, линии напряжения?
Конфликты неизбежны, они могут быть спровоцированы и личностными причинами, и борьбой за ресурсы, и целенаправленными интригами, и намеренным сталкиванием… Но чтобы делать прогнозы, нужно дождаться тест-драйва новой системы. Хотя искры уже летят — как видно по пятничной полемике на Петербургском экономическом форуме между новым вице-премьером Антоном Силуановым и мэром Москвы Сергеем Собяниным (они поспорили о перераспределении доходов между Москвой и регионами. — NT).
В подготовке участвовала Елена Теслова
Читайте также:
«Правительство-2018: зам Бортникова, сын Патрушева, друг Собянина»