Фото: Twitter / Кирилл Полевой
«Дымилась, падая, ракета,
И от нее бежал расчет,
Кто хоть однажды видел это,
Тот (…) к ракете подойдет».
Из отечественного фольклора
В истории человечества был человек по прозвищу «Ракета» — Морис Ришар, идол Монреаля и канадского хоккея, проведший в НХЛ 18 сезонов. Теперь появился еще один — тоже отчасти хоккеист, человек-ракета.
Театр одного актера, устроенный им при оглашении послания Федеральному собранию, сильно перевозбудил и внешнюю, и внутреннюю аудитории. Человек-ракетоносец в сочетании с народом-богоносцем дают на выходе такую взрывоопасную смесь, что на новой ракете можно улететь не столько в будущее, куда нынче устремлена Россия, но и, промахнувшись, в некое дикое смешение времен. Где вечно оскорбленные православные сталинисты будут принимать программу КПСС по прорыву по мясу, молоку и маслу к 2018 мартобря 1980 года.
Говоря словами нового человека-ракеты: «Мы сделаем это? Да!» Никто особо и не сомневается…
Клуб самоубийц
Но дело не в том, кто в своем стремлении принудить к миру еще несколько ядерных держав заимствует пиар-технологии у Ким Чен-Ына. А в том, с каким неподдельным энтузиазмом, почти равным крымскому, реагирует на ракетный шантаж всего мира политическая массовка. Впервые за долгое время пришлось вспомнить еще одно клише из прошлого: «Долгие продолжительные аплодисменты, переходящие в овации. Все встают». Клуб самоубийц радуется возможности показать кузькину мать всему миру с последующей ядерной самоликвидацией. Другая массовка, в равной степени устремленная в будущее, за небольшую плату и пару отгулов, тоже интенсивно кричала «Да!» в Лужниках и созерцала вживую, хотя и издалека, новых властителей дум нашей высокодуховной и насквозь православной нации — от Киркорова до Стаса Михайлова. Что там Толстой с Достоевским, тут Петросян с Садовничим — «коктейль Путина».
Клуб самоубийц радуется возможности показать кузькину мать всему миру с последующей ядерной самоликвидацией
Человек-ракета без массовой любви или ее имитации — не ракета, устремленная в будущее. Без сдачи позиций, без массового конформизма с двойным мышлением, без готовности продавать свою лояльность задорого и задешево, оптом и в розницу у Владимира Путина и его ближайшего окружения ничего бы за эти 18 лет не получилось. Поэтому речь не о нем — о добровольно-принудительной массовке.
За то, что произошло со страной к моменту окончательного построения недоразвитого государственно-бюрократического капитализма-для-своих, несут ответственность не только первое лицо и его ближайшие соратники, но и целиком вся элита, существенная часть которой собралась в чаше Лужников. Мотивация известна. За нами коллективы, семьи, финансирование. Попробовали бы мы не прийти в Лужники. Попробовали бы мы не стать доверенными лицами… И… И ничего бы не случилось.
При всем «народном сталинизме» нынешнего режима времена все-таки несколько более вегетарианские. Хватало толстовской щепетильности Борису Пастернаку не подписывать письма с требованием расстрелов в самый пик Большого террора. Хватало мужицкой совестливости Александру Твардовскому не подписывать в 1968 году подлое «письмо чехословацким писателям». Им было, что терять — и жизнь, и возможность работать. Их и затравили в результате до смерти — в буквальном смысле слова. Этим, нынешним, тоже есть, что «терять» — возможность петь свои невыносимые песенки с эстрады, торгуя своей лояльностью. «Мастера культуры» всегда находятся в авангарде сдачи позиций, тем более что культура эта не идет дальше Газманова, разменявшего звонкие как монета колокола лужковской Москвы на твердый хлеб путинских Лужников, и Михалкова, давно уже ставшего своим среди своих и готового истребить вокруг себя все чужое. Но нет такой профессии в устремленной в будущее России, где каждый бы не толкнул на административном рынке свою лояльность — от знатного врача до многоопытного ректора главного университета страны.
Соучастники этого действа — представители электората. В отличие от многих моих коллег, я верю в высокие цифры поддержки Путина, тем более что в основном обсуждается 80-процентный рейтинг одобрения деятельности президента, который синонимичен рейтингу поддержки России-матушки и присоединения Крыма. Электорат сам, своими руками, превратил себя в «электоральное мясо», а теперь, приветствуя дымящиеся ракеты, еще и в «пушечное мясо». В былые времена даже советский народ начал кое-что понимать в результате массового вторжения в его анабиоз афганского груза-200. Впрочем, в чем сходство нашего времени с позднесоветским, так это в том, что советский режим и путинский режим в основе своей имеют не активную поддержку, а равнодушие.
Впрочем, это равнодушие — равное поддержке. Молчаливой — я за вас, только отстаньте от меня. Или крикливой как лужниковская массовка.
За то, что произошло со страной к моменту окончательного построения недоразвитого государственно-бюрократического капитализма-для-своих, несут ответственность не только первое лицо и его ближайшие соратники, но и целиком вся элита, существенная часть которой собралась в чаше Лужников
Новая охлократия
Мы все задаемся вопросом, зачем, собственно, президенту России при почти формальном переподтверждении полномочий 18 марта высокая явка и завышенные показатели поддержки? А затем, что любой автократ, чем дальше он правит, взыскует не просто поддержки, а любви народной, пусть она и достигается постановочными действами вроде лужниковского. В результате все остальные начинают думать: ну, раз так все поддерживают начальника, поддержу и я. Самая стандартная психология толпы. Охлократия эпохи постмодерна. По-путински — единство нации.
А явку можно поддержать теми же лужниковскими методами. Научный работник? Профессорско-преподавательский состав? А ну-ка, все взяли открепительные талоны и проголосовали 18 марта на работе, на родной кафедре. Иначе будут у вас проблемы. Наверное, Центризбирком не слышал о таких технологиях. Он же за сильную Россию. А она очень шумная — ни хрена не слышно. «Да?!»
Массовое безразличие при конформистской вовлеченности — здесь нет противоречия. Нам ли, пережившим советскую власть, не знать, что одно подразумевает другое. Готовность быть использованными. Перманентная милитаристская мобилизация. Известная в политической науке anticipatory obedience — заведомая готовность подчиняться начальству. И то, что в иную эпоху, в иной стране называлось Gleichschaltung — тотальное вовлечение масс, социальных, гендерных, профессиональных групп в политическую поддержку власти. Так ли уж нужно выдающимся хоккеистам или юным талантливым фигуристкам идти на поклон в Кремль или мерзнуть в Лужниках? Путин им не нужен, они нужны Путину. Но если их спросить, они скажут, что делают это добровольно и с энтузиазмом. Как делали это их предшественники, не менее выдающиеся спортсмены. Одни 45 лет назад, рискуя партбилетами и воинскими званиями, развенчивали миф о непобедимости канадских профессионалов, а другие, как выяснилось, не второстепенной сборной Германии чуть не проиграли, а как минимум брали Рейхстаг. Сравнение в нынешнем дискурсе уместно — приравнивает же Путин гибель российского летчика за Асада в Сирии к Сталинграду.
Все это работает. И все это не свойственно современным обществам и государствам. Тем более устремленным в будущее.
Это серьезные вещи. Они тормозили и будут тормозить развитие нашей страны. Жизнь в антиутопии и в состоянии самогипноза не предполагает тех самых шесть раз упомянутых в послании президента прорывов — только погружение в архаику с текстуальными повторениями текстов и образцов поведения советской эпохи.
И можно еще пару вопросов задать: если все так хорошо, то зачем прорыв? И что мешало прорваться в будущее за предыдущие 18 лет — целое поколение выросло! — «дикие девяностые», мировая закулиса, Буш с Обамой? А вот что мешало: «Нас никто не слушал. Послушайте теперь».
Бурные продолжительные аплодисменты, переходящие в овации. Все встают. Прямо с колен.
Только вот ракеты как не взлетали, так и не взлетают. Скорее дымятся, падая. Согласно фольклорной мудрости, это зрелище крайне непривлекательно. Особенно для жителей обобщенного Воронежа. Если кто-то бряцает оружием, угрожая супостату, это верный признак того, что будут бомбить своих.
* Постоянный колумнист NT, руководитель программы Московского центра Карнеги
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции