На похоронах Железного Феликса, Москва, июль 1926 года
В далеком пионерском детстве мы читали рассказы о Дзержинском. В школе их задавали для внеклассного чтения. Дзержинский в них выглядел мужественным и принципиальным. И даже железным. Добрые чекисты о Дзержинском тайком заботились. Однажды одному сотруднику прислали из деревни картофель, а другой достал сало. Про то, как он его достал, в рассказе ничего не говорилось. Но как мы думали, конфисковал у московских спекулянтов-мешочников. Потому что это несправедливо, когда у каких-то мешочников сало есть, а у чекистов его нет. И вот стали жарить для Дзержинского картошку с салом, и пошли по лубянским коридорам невозможные запахи. Они даже другим чекистам мешали работать — а работать им приходилось почти круглые сутки. Сотрудники выходили из кабинетов, жаловались на запахи, но потом возвращались в кабинеты и продолжали защищать революцию. Наконец, готовое блюдо принесли Дзержинскому. Но он очень удивился, заподозрил неладное и стал расспрашивать сослуживцев: а вас, товарищи, чем сегодня кормили? И каждый, не моргнув глазом, бодро отвечал: «Картошкой с салом!» Тогда Дзержинский успокоился, съел картошку и стал дальше сражаться с контрреволюционерами.
Сила образа
Всем нам, пионерам, ужасно понравилось, как тактично чекисты обманули председателя ВЧК. Даже мы его жалели — из-за худобы и напряженной работы. Время голодное, вокруг свирепствовали враги, поэтому картошки с салом хватило лишь Дзержинскому. Но трогательная история про лубянский обед продолжения не получила. То ли в деревне стало совсем худо и картошка там закончилась, то ли чекисты больше не смогли обмануть Дзержинского, то ли ему жареная картошка надоела — в общем, что дальше кушал рыцарь революции, мы так и не узнали…
Бессмертные рассказы о Дзержинском писал Юрий Герман. Писал так доходчиво и убедительно, что хотелось прочитать все его сочинения про чекистов и следователей. И вот я пошел в школьную библиотеку и выбрал роман потолще. На первых страницах главный герой Иван Лапшин рассказывал пионерам о внимании Дзержинского к людям. Заметил Дзержинский, что Лапшин ходит в лаптях, и велел выдать ему со склада ВЧК хорошую обувь. Выдали Ивану замечательные ботинки. Так и представилось: приходит Лапшин в лаптях на богатый склад, мнется-стесняется — а там по полочкам разложены полусапожки, ботинки, сапоги, туфли всех сортов и размеров. Сияют чистотой — бери не хочу. Подгоняй по ноге и размеру, носи на здоровье и защищай пролетарскую революцию.
Приятно стало за Лапшина: держись теперь мировая контра. Только вот недоумение осталось: откуда у товарища Дзержинского на складе ВЧК столько приличной обуви? Понятно, если бы хранились там бомбы, патроны и всякое другое оружие… На худой конец, запчасти для ведомственного автомобиля, чтобы ездить на нем на обыски и потрошить буржуев. А тут — ботинки какие-то.
И еще несколько лет школьнику это было непонятно. Пока не наступила горбачевская гласность.
Миллион Дзержинского
В годы нэпа некоторые меньшевики использовались в качестве экономических специалистов в разных советских ведомствах. Дзержинский, возглавлявший Высший совет народного хозяйства, защищал старых спецов от бдительных товарищей. «Замечательные работники, — возражал критикам Дзержинский. — Их надо ценить». В свою очередь, спецы, питавшие тайные надежды на эволюцию большевистской власти, восторгались председателем ОГПУ и величали его «правым коммунистом». Николай Валентинов — один из них — с упоением рассказывал о трезвом отношении Дзержинского к народным ресурсам.
Дзержинский еще осенью 1922 года потребовал составить секретные списки всех нэпманов. В определенный момент их экспроприировали со всем имуществом
Меньшевики были наивны. Профессор Иван Ильин, высланный чекистами за границу в 1922 году в числе других русских интеллектуалов, в изгнании писал: «Всё «эволюционирует»; и наряду с бактериями, ядовитыми насекомыми и хищными зверями «эволюционируют» и коммунисты <…> Коммунисты и ныне верны своей цели: растлить мир духовно для того, чтобы поработить его политически; в имущественном переделе и в гражданской войне выдвинуть повсюду новую безбожную «элиту», которая закрепит за собою мировую власть системой подкупа, террора и шантажа». Дзержинский еще осенью 1922 года потребовал от подчиненных составить секретные списки всех нэпманов и взять их на учет. В определенный момент их экспроприировали со всем имуществом. Зимой 1923 года Дзержинский недаром употребил по отношению к советскому государству название «система государственного капитализма». Чекисты обеспечивали его сохранение и господство единственной партии, удерживавшей власть в крестьянской стране путем постоянного насилия.
Органы госбезопасности, как подчеркивал Дзержинский, «никогда еще не нарушали партийных директив и линии, а всегда были и есть слуга партии и боец партии». Председатель ОГПУ ревниво охранял ведомственные интересы своей организации и решительно противостоял таким большевикам, как Григорий Сокольников, Николай Бухарин и Михаил Калинин, подтачивавшим, по его мнению, карающий меч пролетариата. Особенно Дзержинского беспокоило вмешательство в дела ОГПУ представителей Наркомата юстиции. Незадолго до смерти (в 1926 году) первый чекист заявил: «Я уверен, что никто иной, а именно НКЮст, готовит для пошлой «демократии» идеологические силы и растлевает революцию». Однопартийная диктатура требовала не только политических репрессий, но и их надежных исполнителей, не должных смущаться каким-то Наркомюстом.
Зимой 1922–1923 годов, по мнению Дзержинского, чекисты имели в СССР «миллион врагов», ожидавших либо интервенции, либо социального взрыва. По официальной статистике МВД СССР* в 1921–1929 годах органы ВЧК-ОГПУ арестовали 1 004 956 человек. За период с 1930 по 1940 год жертвами сталинской социальной политики стали более 8,5 млн человек (погибшие в тюрьмах, колониях, лагерях, на этапах и пересылках, на следствии; раскулаченные; погибшие на этапах депортаций и в спецпоселках; расстрелянные ОГПУ–НКВД за «контрреволюционные преступления», погибшие при подавлении антиколхозных восстаний, во время искусственного голода 1933 года; крестьяне, умершие от условий труда и быта в сталинских колхозах). Тем не менее к марту 1941 года на учете в качестве «антисоветских элементов» в органах НКГБ все равно состояли более 1,2 млн человек.
«Миллион Дзержинского» оказался неизбывным. «Враги народа» требовались постоянно.
Кадры решают всё
Дзержинский неустанно заботился об организации органов ВЧК-ОГПУ. Численность сотрудников карательного ведомства росла. Зимой 1917–1918 годов в его центральном аппарате служили всего 25 человек, в марте 1918-го — 219, в сентябре 1918-го — 779, в сентябре 1921-го — 1648, в январе 1922-го — 2735. При этом Дзержинский требовал кадровых чисток, и в 1922 году от чекистов призыва осени 1918 года осталось не более 4%.
При нэпе численность центрального аппарата колебалась: 1923 год — 2610 чел., 1924-й — 1812, 1925-й — 2359, 1926-й — 2527, однако еще около пятисот сотрудников состояли на хозрасчете. Общий штат ГПУ, включая местные органы, на 1 августа 1922 года составлял 49 487 человек, а также 12 492 сексота (агента) и 52 345 осведомителей. К созданию СССР (конец 1922 года) число сексотов выросло до 36 400 человек** (для сравнения: в 1915 году в царской России в Отдельном корпусе жандармов насчитывалось примерно 12 тыс. человек; общее число сексотов всех видов за период с 1880 по 1916 год оценивается до 10 тыс. человек).
Феликс Дзержинский (в центре) с группой ответственных работников ВЧК. Слева направо: С. Уралов, К. Волобуев, И. Васильев-Южин, И. Ксенофонтов, Г. Морозов, В. Савинов, Москва, 1919 год
В начале 1920-х годов первый чекист Страны Советов сыграл решающую роль в судьбах Василия Ульриха и Лаврентия Берии, ставших впоследствии выдающимися вершителями сталинского террора. В декабре 1920 года Дзержинский рекомендовал Ульриха в Реввоентрибунал от НКВД, а спустя год, по звонку Сталина, сославшегося на поручительство Анастаса Микояна, порвал ордер на арест Берии. Зимой 1923 года Дзержинский даже наградил Берию браунингом за ликвидацию эсеровской организации в Закавказье.
Особое внимание Дзержинский уделял воспитательной работе среди чекистов, чей образовательный уровень оставался невысоким. Даже после смерти Дзержинского, в конце 1920-х годов, доля сотрудников ОГПУ со средним и высшим образованием составляла примерно всего одну пятую. Об интеллектуальном и нравственном уровне позволяют судить стихи, которые не только сочинялись чекистами, но и публиковались в ведомственной печати:
На нашем знамени кровавом
Три буквы златые ГПУ,
Бойся, буржуй, нас недаром,
Пощады не знаем ему.
О том же свидетельствует небольшая записочка, написанная 5 ноября 1926 года начальником контрразведывательного отдела Приморского горотдела ОГПУ Шнеерсоном начальнику 53-го погранотряда ОГПУ Панову: «Посылаю тебе мышьяк 25 грам. Им можно отравить 100–150 человек. Исходя из этого, ты можешь соразмерить, сколько нужно на каждого человека. На глаз нужно маленькую щепоточку. Держать мышьяк нужно в темном месте. С ком. приветом».
Венок на могилу
Дзержинский вошел в историю как фанатик социальной утопии и апологет организованного насилия ради ее (утопии) достижения в краткосрочной перспективе. Террор и репрессии большевики считали локомотивом общественного прогресса. «Республика не может быть жалостлива к преступникам и не может на них тратить больших средств, — утверждал Дзержинский зимой 1924 года. — Они должны покрывать своим трудом расходы на них. Ими должны заселяться пустынные, бездорожные местности — на Печоре, в Обдорске и пр.» За этими словами скрывались будущие бесчисленные концлагеря и спецпоселки для раскулаченных. Поэтому неубедительны попытки смягчить образ Дзержинского при помощи рассказов о широкой и разносторонней деятельности первого чекиста в рамках любезной его сердцу модели «государственного капитализма». Ленинцы создавали тупиковую систему, которую председатель ОГПУ страстно защищал, не понимая ее исторической бессмысленности и обреченности.
Особенно первого чекиста беспокоило вмешательство в дела ОГПУ представителей Наркомата юстиции, который, по его словам, «растлевает революцию»
Феликс Дзержинский умер 20 июля 1926 года, после пленума ЦК ВКП(б), посвященного нараставшим хозяйственным проблемам крестьянской страны. В августе 1926 года для ликвидации кризиса на хлебном рынке впервые были привлечены сотрудники Экономического управления ОГПУ — и это означало начало конца нэпа, беспомощного и обреченного под прессом таких управленцев, как Дзержинский. В наследство он оставил не только Ягоду, Берию и Ульриха, но и целую организацию, создававшую и искоренявшую врагов по указаниям руководящих органов сталинской партии.
Сотрудники тульского ГПУ возложили на могилу Дзержинского венок, состоявший из винтовок, револьверов и скрещенных шашек.
Ничего живого в нем не было.
Впервые опубликовано в NT № 23-24 от 3 июля 2016 года
Фото: EAST NEWS