«Языковой вопрос всегда производен от государственного»
Владимир Алпатов (Заместитель директора Института востоковедения РАН, доктор филологических наук, профессор) — Олегу Дусаеву
Всем нам хорошо известно, что такое политика, но мало кто знает, что такое политика языковая.
Языковая политика — совокупность действий властных структур, в первую очередь государства, в отношении языка. Ясно, что систему языка регламентировать нельзя, но можно регламентировать распространение тех или иных языков. Языковая политика может быть целенаправленной, осознанной, планомерной, а может быть чисто стихийной. В советское время языковая политика была целенаправленной, активной, причем она менялась: в первые 20 лет советской власти была цель развить все языки и дать возможность каждому человеку говорить, писать и читать на своем родном языке. Потом в центр внимания было поставлено распространение русского языка. Сейчас в нашей стране языковой политики нет, у нас спохватываются только тогда, когда происходит что-то серьезное. Например, в Татарстане, когда встал вопрос о латинизации татарского письма, — тут действительно начались какие-то действия. В целом, повторюсь, целенаправленная политика не ведется. Стихийно действуют законы рынка, в чем-то проявляется инерция советской политики, что естественно.
Вы говорите о стихийности. Однако давайте проясним такой вопрос: нужна ли нам вообще языковая политика?
Ее не может не быть, потому что всякая деятельность касается языка. У нас, например, вся российская армия пользуется русским языком. Заметьте, что национальных частей, где говорят не по-русски, никто не создавал, а это уже языковая политика. Она нужна, потому что, как сказал один ученый, «языки в контакте легко становятся языками в конфликте». Цель языковой политики — предотвращать конфликты, правда, иногда их и провоцировать — такое тоже бывает. Однако надо соблюдать интересы разных национальных групп: всегда есть необходимость поддержания баланса между двумя естественными человеческими потребностями. Каждому, с одной стороны, хочется говорить на том языке, который он хорошо знает с детства, а с другой — человеку необходимо понимать своих собеседников и чтобы его понимали тоже. Обе потребности удовлетворяются только в полностью одноязычном обществе, а таких почти не бывает. В Японии, и то не до конца.
Почему же в нашей стране языковая политика не ведется и на ком лежит ответственность за это?
Она не ведется по двум основным причинам. Во-первых, часто думают, что это была советская модель, и не всем это нравится. Во-вторых, проблем много, власти приходится латать то одну дыру, то другую, и до языковой политики уже руки не доходят. Только когда уже пожар — начинают тушить. Наша власть часто даже не понимает, какие «мины» лежат в области языка. Вдруг оказывается, что в Туве дети не знают вообще русского языка. В Якутии появилась идея, что надо общаться с миром через Берингов пролив, минуя Москву, там введено обязательное изучение английского языка. Надо сказать, правда, что там и межнациональное общение может идти на якутском языке, а не на русском.
А как ведется языковая политика в других странах?
Политика может быть очень разной. На одном полюсе, скажем, Турция, где все языки, кроме турецкого, были запрещены, их не разрешали учить и не разрешали в общественных местах на них говорить. Сейчас, правда, из-за их стремления вступить в европейское сообщество это стало мягче. В США, где никогда не упоминалось ни в конституции, ни в других законах, что английский язык государственный, — ясно, что просто огромное давление власти направлено на то, чтобы все эмигранты знали английский язык. Без этого языка в Соединенных Штатах реально трудно. Очень жесткая языковая политика до последнего времени проводилась в Великобритании и во Франции. Кстати, неверно представление, что чем демократичнее страна, тем либеральнее там языковая политика. Языковая политика Великобритании и Франции привела к тому, что языки национальных меньшинств там уже вообще никакой роли не играют. Там и шотландцы, и валлийцы, и бретонцы, и провансальцы — все говорят либо по-английски, либо по-французски. Та же Ирландия смогладобиться независимости, но не смогла восстановить ирландский язык. Есть случаи, когда политика, наоборот, очень либеральна, как, скажем, в Швейцарии и Бельгии. Швейцария — классический пример. Там если чиновнику звонит гражданин и обращается пофранцузски, то чиновник должен ответить по-французски. Обратились по-итальянски или по-немецки — ответ должен быть дан только на языке обращения. У нас пытались сделать нечто подобное, но все это осталось только на бумаге. Иметь переводчиков с чукотского или с хакасского на русский показалось нерационально.
2007-й — Год русского языка. Известно ли Вам, что лингвисты недавно предложили, чтобы был и День русского языка? О чем это говорит: явные проблемы, мы что-то теряем?
Очень резко падает международная роль русского языка, и тут ясно, что ее нельзя поддерживать чисто кампанейскими методами. Россия для этого просто должна быть привлекательна для мирового сообщества. В советское время была некоторая альтернатива западной модели и западной системе ценностей. Кого-то это отвращало, а когото, наоборот, привлекало. Было время, когда все японские студенты по естественным дисциплинам учили русский язык — после Гагарина, после спутников… Русский язык связывался в то время с тремя культурами: культурой Ленина, культурой Гагарина и культурой Пушкина. Теперь у нас провозглашена западная система ценностей, и понятно, что никто не будет обращать внимание на копию, когда есть оригинал. Успехи наши в науке и технике происходят по инерционной модели советского времени, но ясно, что все пошло сильно вниз. Культура Пушкина остается, но, например, сообщество франкофонных государств держится отнюдь не на Гюго и Бальзаке. Если держится на литературе, так на современной. В России же сейчас нет писателей — властителей дум. При Толстом, поверьте, на Россию обращали внимание, и хоть сейчас некоторые наши писатели переводятся, но по сравнению с литературой XIX века все очень незначительно. Это серьезно, за русский язык надо бороться.
Идеальная языковая политика в нашей стра- не — что это?
Идеальная ситуация — двуязычие. Один язык для души, что называется, для выражения эмоций, а другой для межнационального общения, официальных ситуаций и высокой культуры. Одна норвежка, по национальности саамка, сказала: «Я хорошо знаю норвежский, но плакать могу только по-саамски». Людям хочется иметь язык, на котором хочется выражать эмоции.
В нашем случае это что — язык русского мата?
Нет, мат — это все-таки другое, хоть он и распространен. Человек — существо биологическое, социальное и духовное. Конечно, есть люди, у которых биологическое начало подавляет все остальное. Мат есть в любом языке, хотя, например, в Японии его скрывают от иностранцев, но и там это есть. У нас в России мата, к сожалению, много. Советская социальная культура это не поощряла, а сейчас достаточно включить телевизор, и там подчеркиваются биологические стороны — секс, стремление убивать и так далее. Была, кстати, идея, что мат — единственная система русского языка, которую не испортили большевики, но ясно, что это были перегибы конца 80-х — начала 90-х. Некоторые люди, правда, так и остались в том времени. Нет, я уверен, язык выражения эмоций — не мат. Если человек сохраняет контроль над собой, то он без этого может обойтись.
Что ждет нашу страну в отношении языко- вой политики?
Предсказывать всегда очень трудно. Языковой вопрос всегда производен от государственного. Если Россия сохранится как единое государство, то сами экономические, административные, культурные потребности заставят сохранять русский язык. А вот что касается малых языков, то большое количество таких языков может исчезнуть. Опасности для русского же языка часто просто преувеличиваются.