#Сюжеты

#Выставки

После бала, или Все впереди

24.10.2016 | Мокроусов Алексей | №35 (423) 24.10.16

Современное русское искусство на выставке в Дюссельдорфе

Три розовых игрушечных зайца без устали крутят педали велотренажеров. На большом киноэкране перед ними — еще один розовый заяц, он смотрит на крутящих педали и на рассаженных у стены других зайцев-зрителей. Они тоже розовые и плюшевые, при этом страх и трепет вызывает киноэкранный герой, а интерес — те, кто его делает, то есть крутящие педали.

Ростан Тавасиев, «Кино», 2006 год. Фото: Ivo Faber

Одним инсталляция Ростана Тавасиева «Кино» напоминает о культовом французском мультфильме «Трио из Бельвилля», рассказывающем о мафии в велоспорте, другим — о массмедийной составляющей современного мира. Вряд ли можно найти более точную метафору взаимоотношений между нарциссической властью, являющей себя на экране, покорными СМИ (предпочитающими изображать себя велосипедистами), и публикой, немой от восторга, оказывающейся не в силах ни вымолвить, ни сглотнуть слова восхищения властью.

ИСКУССТВО В ПОДЗЕМЕЛЬЕ

Зайцы — первое, что видит зритель на выставке современного российского искусства «… После гламура», открытой в залах KIT в немецком Дюссельдорфе. Это, наверное, самый необычный выставочный зал не только в городе, но и на берегах Рейна вообще, и не только потому, что оборудован он на месте сгоревшей некогда автостоянки. Формально зал — часть дюссельдорфского Кунстхалле, но со своим независимым куратором. Чтобы попасть в него, надо войти в стеклянное кафе на набережной в центре города, а затем спуститься вниз на несколько метров — там и обнаруживаешь огромный, в 900 м2 зал, аккуратно вкопанный между балок длинного автомобильного тоннеля, идущего под набережной. Отсюда и полное название пространства — Kunst im Tunnel, «Искусство в тоннеле». Зал, вытянутый словно длинный огурец, и впрямь напоминает тоннель, он тянется на полторы сотни метров и заметно сужается в дальнем от входа углу: в самом широком месте он достигает восьми метров, в самом узком — один метр. Это пространство не в первый раз отдано русскому искусству, творческие связи с музеем поддерживает Московский дом фотографии. Свою первую выставку он провел здесь еще в 2003 году, среди последних проектов музея Ольги Свибловой — «I Am Who I Am. Молодые российские художники и ведущие представители современного российского искусства».

Ольга Кройтор, «Изоляция», 2014 год

Новое общество консьюмеризма заставляет себя верить в то, что все главные цели в жизни достигнуты: «Суперэлитная, эксклюзивная ультраплюс-экстракартинка»

ТУЧНЫЕ ГОДЫ ПОЗАДИ

В этот раз работы 11 авторов (самому старшему 52 года, самому младшему — 30) здесь показывают без подписей (впрочем, план зала с названиями экспонатов можно взять при входе). Эта анонимность в какой-то момент делает выставку похожей на погружение в мир фантазмов, особенно когда видишь картины Константина Латышева с их издевательскими подписями типа «Петя идет на митинг, а Митя идет на петинг» (изображен бритоголовый молодой человек, облапивший барышню в желтой майке и шортах). Или его же крупноплановый портрет многое в жизни понявшей и ныне полностью состоящей из высококачественных духовных скреп девушки: «Она видела Путина». А вот лицо другой востор-женной современницы, разглядывающей кольцо с драгоценным камнем: «Ее первое Тиффани». Подпись к еще одному женскому портрету напоминает о простодушных, но действенных приемах самовнушения, при помощи которых новое общество консьюмеризма заставляет себя верить в то, что все главные цели в жизни достигнуты: «Суперэлитная, эксклюзивная ультраплюс-экстракартинка». В отличие от многих политологов-самоучек, художники хорошо чувствуют тонкости нейролингвистического программирования и все же оставляют при этом зрителю шанс не до конца поверить в собственное безумие: на московские вернисажи Латышева приходит публика, до боли похожая на персонажей его картин. Интересно, в какой степени они отдают себе отчет в наступившей новой эпохе: тучные годы позади, шальных денег все меньше, а место глянца упрямо занимают Instagram и другие социальные сети, где связи не так важны, как в СМИ, зато успех измеряется конкретными цифрами лайков и подписчиков.

Евгения Чуйкова, «Найти место в жизни. Объект 1», 2015 год

ПУСТОТА БЕЗ ЦЕНЗУРЫ

Выставка не заточена на политически ангажированное искусство, многие художественные высказывания касаются социально значимых тем опосредованно — и, быть может, от этого кажутся только сильнее. Так, «Железная свадьба» Анны Желудь выглядит набором пустых вешалок, болтающихся на длинной штанге, — впечатляющий образ маркированной пустоты, пришедшей из прошлого и обещающей будущему нулевой в прямом смысле слова бэкграунд. Возможно, в нынешней ситуации тотальной романтизации 1990-х это не самое приятное напоминание о дурно понятой светскости, на многие годы овладевшей столичным бомондом, но наследие тех лет включает в себя и такое. Главное — обсуждать и показывать без цензуры. А то картину без названия Виктора Кириллова-Дубинского из цикла «Рождение мира» (2015), изображающую широко раскинувшиеся женские телеса, в Германии показывают в варианте «как оно есть», сняв все лишние покровы, а на сайте Московского музея современного искусства, в сотрудничестве с которым делалась выставка, эта картина дана в «удобоваримой» форме — модель обзавелась трусиками, что, впрочем, выглядит гораздо эротичнее.

Леонид Сохранский, «Близнецы», 2016 год

Но есть на выставке в Дюссельдорфе и оптимистичное искусство, по крайней мере что-то обещающее в будущем, пусть и не всякому среди зрителей удастся удостовериться в том, что эти обещания сбудутся.


 

ВСЕ ЛУЧШЕЕ ДЕТЯМ

Инсталляция Андрея Кузькина «Все впереди!» состоит из 28 ящиков разного размера, установленных друг на друга и образующих небольшую горку. Изначально ящиков было на один меньше, пять лет назад в Москве в них на глазах многочисленных свидетелей были запакованы вещи из мастерской художника — произведения искусства, одежда, включая последнюю рубашку, посуда и даже рабочий компьютер со всеми находившимися в нем рабочими файлами, в том числе последний на тот момент эскиз. Во время перформанса в столичной Открытой галерее художник сложил в еще один ящик остававшиеся у него документы и даже свои волосы — Кузькин постригся прямо на глазах у публики. Все это тщательно упаковали и закрыли, а вскрыть ящики можно будет лишь в 2040 году, когда сыну Кузькина исполнится столько же лет, сколько было отцу самого художника в год его смерти. Пока же ящики возят в качестве иллюстрации того, как отдельная личность примеряет к себе феномен русского психотипа, выраженный во фразе: «до основанья, а затем…» Как считает сам художник, «затем», как правило, у нас получается так же, как и «раньше», но опыт «до основанья» очень важен для нашей культуры и истории.

Важен ли он для заграницы? Наверняка, особенно сегодня, когда Европа в очередной раз задумалась, что такое Россия и кто такие русские.

РУССКИЕ ИДУТ. НОВАЯ СЕРИЯ

Конечно, «о какой-либо серьезной рецепции русского современного искусства на Западе говорить не приходится. А что касается наличия интереса, то да, он, конечно, есть», — считает Наталия Гершевская. Вместе с Евгенией Чуйковой она стала куратором выставки 
«… После гламура». Но факт очевиден — русского искусства на Западе снова становится много: в том же Дюссельдорфе в ноябре открываются еще две выставки из российских собраний, в том числе шедевров музея в Коломенском.

Взаимные санкции и сокращение экономических контактов сослужили хорошую службу культуре — как и в годы Холодной войны, она опять вышла на первый план, но место матрешек и ансамбля «Березка» оказалось занято искусством музейного уровня и театрами, далекими от эстетики соцреализма. Конечно, есть еще классическая музыка, и тут мало что нового: исполнители из России давно задают тон на концертных площадках, будь то оперные театры всего мира, где выступает множество певцов — выпускников консерваторий Москвы и Петербурга, или Зальцбургский фестиваль — в будущем году его впервые в истории откроет не Венский филармонический оркестр, а пермский оркестр под управлением Теодора Курентзиса.

Но вот прорыв российского теат-ра — событие уже другого порядка. Программа, подготовленная Мариной Давыдовой для Венского фестиваля, стала открытием для многих, особый успех выпал на долю мхатовской постановки «Идеального мужа» в режиссуре Константина Богомолова и «Трех сестер» новосибирского театра «Красный факел» — к Тимофею Кулябину сразу потянулись западные интенданты, а за культурной жизнью российской провинции давно уже следят и производители компакт-дисков, и отборщики крупнейших фестивалей.

ВЗАИМНЫЕ САНКЦИИ И СОКРАЩЕНИЕ ЭКОНОМИЧЕСКИХ КОНТАКТОВ СОСЛУЖИЛИ ХОРОШУЮ СЛУЖБУ КУЛЬТУРЕ — КАК В ГОДЫ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ, ОНА ОПЯТЬ ВЫШЛА НА ПЕРВЫЙ ПЛАН

Изобразительное искусство тоже снова в моде. После повышенного внимания перестроечных лет и громких аукционов произведений неофициального искусства конца 1980-х интерес к нему, казалось бы, сошел на нет. Но недавний дар парижскому Центру Помпиду огромной, включающей 250 произведений, коллекции российского послевоенного искусства и открывшаяся в Бобуре в связи с этим выставка вернули российским художникам их законное место в мировой арт-жизни (хотя бóльшую их часть по-прежнему игнорирует арт-бизнес, но здесь причины скорее экономические и связаны с конкуренцией, а не эстетикой). Чем менее понятными становятся коды общения в промышленной и военной сферах, тем важнее выглядит язык культуры — то немногое, что если не объединяло, то хотя бы примиряло советскую цивилизацию с остальным миром и что оказывается главным в общении двух политических систем сегодня.

Не все считают новую культурную дипломатию ответом на политический кризис, разразившийся в отношениях России и мира. Так, интендант Бетховенского фестиваля в Бонне Нике Вагнер (она правнучка Рихарда Вагнера и праправнучка Ференца Листа) считает, что постоянный выбор ее фестивалем исполнителей из России определен качеством этих исполнителей, он неизменно высок еще с советских времен. Но при этом для многих «русские афиши» вверенных им фестивалей есть личный ответ существующему противостоянию.

Другое дело, что массовое мышление среднестатистического европейского гражданина мало чем отличается от мышления среднестатистического россиянина — все полны стереотипов, и мало кто готов с ними расставаться. В этом отношении «… После гламура» для кого-то покажется неподъемной интеллектуальной тяжестью. Куда проще было бы оценить оду российской салонной жизни — пусть эта жизнь и кажется имитацией, но ведь понятна до мелочей.

Фото: Ivo Faber, фото предоставлено Евгенией Чуйковой


×
Мы используем cookie-файлы, для сбора статистики.
Продолжая пользоваться сайтом, вы даете согласие на использование cookie-файлов.