Картины и старинные книги, средневековые рукописи и фотографии, немые фильмы и современные инсталляции — большая выставка в Еврейском музее Берлина рассказывает об одном из самых странных персонажей европейской культуры и искусства — големе. Она состоит из семи частей и эпилога, а открывается разделом «Голем жив».
Этот образ пришел из средневековой каббалистической мифологии: в переводе с древнееврейского «голем» означает «нечто неоформленное», «комок», слово связано с верой в способность знатоков каббалы оживлять человеческую фигуру, слепленную из красной глины (так появился и прародитель Адам). Тому, кто оживляет фигуру, надо повторить весь алфавит над каждым органом голема. На лбу голема написано слово «эмет» («истина»). Если получится стереть первую букву, возникнет слово «мет», что значит «мертв» — так голем погибает.
Голем означает «нечто неоформленное», «комок», слово связано с верой в способность знатоков каббалы оживлять человеческую фигуру, слепленную из красной глины (так появился и прародитель Адам)
В раввинской традиции все незавершенное определяется как голем, например, даже еще не родившая женщина. Первые известные письменные тексты о големе относятся к XII веку, когда в Вормсе Элиезер бен Йехуда создал комментарии к «Сефер Йецира», одному из главных текстов каббалы (до наших дней эти комментарии дошли не полностью). Прародителем же пражского голема, ставшего героем большинства современных книг и фильмов, считается Иуда Лёв бен Бецалель (Махараль) — именно он оживил в XVI веке глиняную фигуру, чтобы защищать евреев от притеснений и погромов. Позднее тоже считалось, что големы призваны охранять евреев от насилия и преследований, причем роль защитника требовала от них постоянной готовности к собственной агрессии. Кстати, не стоит удивляться меняющемуся написанию — то голем, то Голем: периодически имя нарицательное становится именем собственным.
Литературные вариации легенды о пражском големе появились в 1830-е годы, немецкий писатель Бертольд Ауербах упоминал его, например, в романе «Спиноза» (1837). Но еще прежде им заинтересовались романтики — после того как Якоб Гримм напечатал в 1808 году заметку о големе, он в том или ином виде стал появляться в текстах многих авторов, например Ахима фон Арнима, и заметно повлиял на творчество Гофмана. Правда, антисемитизм романтиков не позволил им полюбить искусственного персонажа, он был символом холодного и отчужденного отношения к миру, выглядел враждебно, а не дружественно, скорее снобом, чем другом.
Персонаж из головы
Выставка построена как путешествие по миру артефактов. Искусство постоянно интересовалось големом, самым известным его воплощением стал роман «Голем» австрийского экспрессиониста Густава Майринка (1868–1932) — один из ключевых текстов ХХ века, рассказывающий о «человеке из пробирки». Действие происходит в пражском гетто и не ограничивается историей искусственно созданного героя.
В свое время Майринк переехал из Вены в Прагу и подпал под обаяние города, где смешалось множество культур. В его романе тоже смешались традиции — каббалистики, буддизма, алхимии и европейского спиритуализма. Свое понимание Голема он описывал так: «История эта восходит к XVII веку. Восстановив утраченные формулы каббалы, некий раввин создал искусственного человека — так называемого Голема — дабы тот звонил в колокола в синагоге и выполнял тяжелые работы. Однако то не был человек, как все остальные, в нем едва теплилась глухая, растительная жизнь. Да и та — лишь днем, и поддерживало ее влияние магических слов на записке, которую ему засовывали за зубы и которая притягивала из вселенной свободные звездные токи. Однажды перед вечерней молитвой раввин забыл вытащить записку изо рта Голема; тот впал в неистовство и побежал по темным улицам, убивая всех, кто попадался на его пути. В конце концов раввин его догнал и порвал оживляющую его записку. Голем рухнул наземь. От него осталась лишь жалкая глиняная фигурка, которую теперь показывают в пражской синагоге». Имелась в виду Старонова синагога в Праге, вход на крышу которой, по легенде, был запрещен еще в XVI веке — именно там якобы и похоронен голем, возрождающийся каждые 33 года.
Опубликованный в 1915 году роман Майринка сразу стал бестселлером — во многом благодаря тому, что было выпущено дешевое, так называемое полевое издание, распространявшееся среди солдат в окопах, тираж книги быстро достиг 100 тыс. экземпляров (подобный же успех ожидал и российское переиздание романа на заре перестройки, были выпущены огромные тиражи старого, неважно сделанного перевода, так что если довелось читать роман Майринка тогда, стоит вернуться к нему и сегодня).
Правда, знатоки еврейской старины сразу заговорили о поверхностном знакомстве писателя с первоисточниками, о том, что перед читателем возникают картины какой-то декоративной мистики, об этом в одной из книжных рецензий писал, в частности, друг и душеприказчик Франца Кафки Макс Брод. Ничего удивительного: имитациям проще всего овладевать массами, но и художник имеет право на интерпретации, далекие от оригинала. При этом у самого Кафки есть два небольших наброска, связанных с големом, Майринка же он не любил. Позднее големом интересовался Даниил Хармс, а Хорхе Луис Борхес посвятил ему стихотворение, которое считал одним из лучших в своем творчестве.
Три фильма
Не меньшей популярностью, чем роман Майринка, пользовался и фильм немца Пауля Вегенера «Голем, как он пришел в мир» (1920), режиссер сам сыграл здесь заглавную роль. Это была уже третья вегенеровская картина о Големе, первая появилась на экране в один год с романом Майринка, но она дошла до наших дней не полностью, равно как и вторая его лента, комедия «Голем и танцовщица» (вообще из немых фильмов в мире сохранилась едва ли четверть, большинство из них сознательно уничтожались с приходом звукового кино как не имеющие особенной художественной ценности). Зато третья считается сегодня классикой, а сам голем в интерпретации Вегенера напоминает некоторым критикам мускулистого еврея периода раннего сионизма, далекого от клишированного образа еврея из гетто.
В отдельном зале, названном «Хоррор и магия», в витринах выставлено множество рисунков, фотографий со съемочной площадки и подготовительных материалов к фильму — они происходят из Музея кино во Франкфурте-на-Майне (другие 250 экспонатов предоставили музеи со всего мира — от Музея современного искусства Нью-Йорка и бостонского Музея изящных искусств до Музея Израиля в Иерусалиме и Городской галереи Праги). Во всех трех лентах снималась жена режиссера, чешская актриса Лида Салмонова. Судьба самого Вегенера (1874–1948) развивалась причудливо: он сыграл в одной из первых немецких постановок пьесы Горького «На дне», долго работал в театре знаменитого Макса Рейнхардта, где считался звездой, после Первой мировой снимал в Голливуде, с приходом к власти нацистов участвовал в пропагандистских фильмах, а после войны, говорят, стал советником по вопросам культуры советского военного коменданта Берлина — возможно, потому, что помогал участникам немецкого Сопротивления и прятал у себя дома тех, кому угрожала опасность. Его последней крупной ролью стал Натан Мудрый в пьесе Лессинга. Так замкнулась карьера: от голема к Натану.
Предок роботов
В качестве привета-рифмы Вегенеру из сегодняшнего дня в Еврейском музее показывают восьмиминутную киноинсталляцию Штефана Хуртига и Детлефа Вайца AE/MAETH. Она состоит из 60 фрагментов кино- и телефильмов, воссоздающих историю голема. Вообще, современного искусства на берлинской экспозиции много, авторы произведений — более 30 художников из Чехии, Канады, Испании и других стран. В одном из залов показывают созданную специально для выставки скульптуру калифорнийского художника Джошуа Абарбанеля — тело Голема сформировано здесь выполненными из дерева буквами еврейского алфавита.
В наши дни голем воспринимается многими как прототип искусственного разума, его потомками считаются роботы, киборги и андроиды. Как говорит куратор выставки Мартина Любеке, все посетители музея знают голема, хотя, возможно, и не все подозревают об этом. Сегодня избежать встречи с ним все труднее, тем более если речь идет о потребителях компьютерно-телефонных игр — от «Майнкрафта» и Clash of clans до покемонов. Неудивительно, что фигурки компьютерных героев — первое, что видит зритель в Еврейском музее.
В наши дни голем воспринимается многими как прототип искусственного разума, его потомками считаются роботы, киборги и андроиды
В 1965 году известный каббалист Гершом Шолем (в Берлине показывают фрагмент его рукописного текста) дал одному из первых израильских компьютеров имя «Голем». В одном из романов Станислава Лема тоже появляется суперкомпьютер «Голем XIV». Возможно, оба события связаны с высказыванием создателя кибернетики и основоположника теории искусственного интеллекта Норберта Винера в его книге «Акционерное общество «Бог и Голем»: «Комьютер — это современный двойник голема пражских раввинов». На выставке приводят и вдохновленные образом голема три закона роботехники, сформулированные фантастом Айзеком Азимовым. Стоит ли после этого удивляться, что голем появляется даже в «Симпсонах»?
Менее благоприятные коннотации связаны с нынешней избирательной кампанией в США — канадский журналист Нил Макдональд еще год назад вспомнил о големе в связи с выдвижением Дональда Трампа. Встречается это слово и при описании взглядов Хиллари Клинтон на Америку. При этом сама фигура персонажа, слепленного из глины, остается предметом университетских исследований — так, в издательстве New York University press только что вышла книга «Голем, современные войны и их монстры». Век назад о таком повороте событий вряд ли кто мог подозревать, но ведь и нынешний мир тоже с трудом бы поместился в голове человека столетней давности, разве что Густава Майринка или Пауля Вегенера.
Обилие интерпретаций — свойство всеобъемлющих образов. Так в Големе проступают его основные качества: способность быть универсальной метафорой и при этом не принадлежать никому.
Фото: © jÜdisches museum Berlin/Yves Sucksdorff