Открывающаяся на днях выставка в Отделе личных коллекций музея на Волхонке — это более 200 произведений живописи и графики из музейных и частных собраний России и Грузии: работы Нико Пиросмани (Пиросманишвили), Ладо Гудиашвили, Давида Какабадзе, Александра Бажбеук-Меликова (Меликяна), Елены Ахвледиани, Ираклия Гамрекели, Петрэ Оцхели и Зиги Валишевского, а также материалы, связанные с другими выдающимися деятелями грузинской культуры, редкие книги, газеты, плакаты, эскизы декораций и фильмы. Экспозиция охватывает первые тридцать лет XX века — самую яркую и одновременно трагическую эпоху в художественной жизни Грузии. Это были годы тесных взаимоотношений двух культур, когда молодых деятелей русского авангарда можно было встретить в Тифлисе едва ли не чаще, чем в Петербурге. В Москву из Кутаиси едет будущий футурист Владимир Маяковский, в Тифлисе делают поэтическую революцию братья Зданевичи, выпускники Петербургского университета и Академии художеств, поэты-футуристы Алексей Кручёных и Игорь Терентьев вдохновляют грузинских авангардистов, сторонников зауми в поэзии, — на протяжении всего прошлого века Грузия оказывалась для русских поэтов, художников, философов родным домом, куда они прибегали в трудную минуту и всегда находили понимание и поддержку: Мандельштам, Пастернак, Заболоцкий, Есенин…
Наивный гений
Официальное название выставки — «Грузинский авангард. 1900–1930 годы». На деле же речь идет о 10–20 годах прошлого века. Пожалуй, самой яркой историей этого периода стало открытие великого живописца Нико Пиросмани, человека, ставшего легендой еще при жизни. Среди его шедевров на выставке будут представлены «Пастух в бурке», «Девочка и гусыня с гусятами» (1917), «Брат и сестра», «Портрет Ильи Зданевича» (1913). В 1912 году приехавший в Грузию из Москвы художник Михаил Ле-Дантю, тифлисец, поэт-футурист Илья Зданевич (NT писал о нем в № 42 от 14 декабря 2015 года) и его брат Кирилл открыли творчество Пиросмани сначала русской, а затем и европейской публике. Они первыми сопоставили работы Пиросмани с произведениями знаменитого примитивиста, француза Анри Руссо, вокруг которого в начале
1900-х объединились Пабло Пикассо, Анри Матисс, Андре Дерен и многие другие. Для грузинских художников «нового» поколения картины Пиросмани стали если не источником вдохновения, то примером свободного от «академической косности» чистого искусства.
История открытия Пиросмани напоминает детектив и довольно не плохо известна. Если вначале картины Пиросмани, которые братья Зданевичи разыскивали и покупали всюду, не стоили почти ничего, то позднее духанщики стали требовать за них значительные суммы. Константин Паустовский рассказывал, что при нем был случай, когда покупка картины Пиросмани посадила всю семью Зданевичей на хлеб и воду.
В своей среде Пиросманишвили пользовался устойчивой репутацией психически нестабильного человека, с которым невозможно иметь дело. Отчасти этому способствовали его утверждения, что он видит святых, а его кисть «пишет сама». Основные эпитеты в его адрес звучали удручающе: «семь пятниц на неделе», «не от мира сего». По большей части Пиросмани писал красками собственного изготовления. Материала не было, и потому он начал писать на том единственном, что находилось всегда под рукой в каждом, даже самом дешевом, духане, — на простой клеенке, снятой со столика. Клеенки были черные и белые. Пиросмани писал, оставляя там, где это было нужно, незакрашенные куски клеенки.
А потом наступило другое время. В 1918 году картины Пиросмани, несмотря на его известность, уже никто не покупал — в Грузии была революция, и не было денег. Из более чем двух тысяч работ Пиросмани сохранились около 300, не уцелело ни одной стенной росписи. Из вывесок, которые Нико писал для духанов, зимой делали трубы для буржуек — очевидцы вспоминали, что на этих трубах можно было разглядеть надписи или остатки росписи.
Умер Пиросмани в нищете, от голода. Несколько дней он жил в холодном подвале у знакомого, о нем забыли, а когда спохватились, художник почти не дышал. В больнице, куда его отвезли, сделали безымянную запись: «7 апреля 1918 года в приемный покой доставлен мужчина неизвестного звания, бедняк, на вид лет 60. Доставил милиционер Иван Чанадпрадзе с Антоновской улицы… в тяжелом состоянии, с отеками всего тела, со слабым пульсом, без сознания, и через несколько часов, не приходя в сознание, скончался». Тело было погребено на Кукийском кладбище св. Нины, в дальнем углу, отведенном для бездомных. Точное место так и не определено.
Методы убеждения
Выставка в Пушкинском задумывалась как живописная, хотя для тех лет было весьма характерно соединение живописи, поэзии, прозы, теоретических текстов, книгоиздания. Маяковский был поэтом и художником, братья Зданевичи — художниками и литераторами, Михаил Ле-Дантю — вдохновителем литературно-художественной группы футуристов «Бескровное убийство». Во время войны Ле-Дантю был призван на фронт и 25 августа 1917 года сорвался со ступенек поезда, который попал под обстрел. Его невеста позднее писала Илье Зданевичу в Париж: «Он не был убит в сраженьях, а выйдя невредимым из целого ряда боев, в которых командовал полком, стал жертвой несчастного случая с поездом…» В августе 1918 года в помещении богемного тифлисского «Фантастического кабачка» Илья Зданевич прочитал доклад о покойном друге и позднее, уже в эмиграции, посвятил его памяти свою важнейшую дадаистскую книгу — «лидантЮ фАрам», выпущенную в Париже в 1923 году под грифом «41°». Гриф, кстати, взялся не из ниоткуда.
1920-е годы в Грузии — время футуристов, которые пришли на смену символистам. Этой теме посвящены многие экспонаты выставки. «Сорок первый градус» — так называлась авангардная группа футуристов, образованная в Тифлисе в начале 1918 года московскими поэтами и просуществовавшая до 1920 года. Ее члены — Кручёных, Терентьев, Илья Зданевич — называли себя «ироническим дуэтом трех идиотов».
А в марте 1924 года была создана другая группа футуристов — «H2SO4». Ее участники выбрали себе противниками поэтов-символистов из объединения «Голубые роги», созданного поэтом Паоло Яшвили. На их концертах они устраивали акции, которые иногда откровенно перекликались с «химическим» названием их группы. Началось все с того, что 5 мая 1922 года на вечере поэзии «голуборожцев», приуроченном к национальному празднику Грузии — дню Поэзии, поэт Семен Чиковани огласил манифест футуристов «Грузия-Феникс» — это было началом движения за новое искусство. В ответ на выступление Чиковани «голуборожцы» попытались прибегнуть к физическим «методам убеждения» — в молодых футуристов, которым было тогда по 19–20 лет, полетели столы и стулья, но «молодняк» устоял.
Вид футуристов был под стать манерам: вместо галстуков они носили рыбу или редиску, складки на брюках заглаживали сбоку
Впрочем, и сами футуристы не гнушались эпатажных, на грани хулиганства, акций. Так, например, на один из вечеров поэт Николай Чачава пронес флакончики со зловонной жидкостью. Он спрятал флакончики в разных местах зала и по ходу вечера открывал их. Когда его арестовали и доставили в милицию, он начал читать там свои футуристические стихи. На другом вечере футуристы испортили воздух сероводородом. Когда их выгнали из зала, они залезли на деревья и стали декламировать оттуда. Вид футуристов был под стать манерам: вместо галстуков они носили рыбу или редиску, складки на брюках заглаживали сбоку, Чачава часто носил пиджак задом наперед. Из его ботинка торчала лилия, другая была нарисована на щеке поэта. В общем, все как у московских футуристов, где тон задавали Маяковский, Каменский, Крученых, Ларионов.
Родные горы
Впрочем, несмотря на историческое наступление футуристов в начале 1920-х, поэтов-символистов тоже можно было все еще причислять к авангарду — во всяком случае, они относятся к той же эпохе в искусстве, что обозначена Пушкинским музеем на афише выставки. Да и начавшиеся вскоре политические репрессии уравняли в правах тех и других. Поэта-символиста Тициана Табидзе расстреляли в 1937 году — ему было тогда 47 лет. То есть в начале грузинского футуристического бума ему еще не было тридцати — как и большинству футуристов.
В 1937-м в Москве и Ленинграде с большим успехом прошли творческие вечера Табидзе, а в конце того же года он был арестован. Показательно, что причиной ареста поэта стал его отказ дать показания против друга детства и юности, поэта Паоло Яшвили (1895–1937), которого обвинили в шпионаже в пользу иностранной разведки. К тому моменту самого Яшвили уже не было в живых — он застрелился, не выдержав травли и психического напряжения от ожидания ареста. У Табидзе был выбор: с одной стороны, лично Берия, в ту пору первый секретарь ЦК КП(б) Грузии, предлагал ему свое покровительство, если он подпишет бумагу с обвинительными показаниями, с другой — неминуемый арест и расстрел. На предложение Берии поэт ответил так: «Если я подпишу, не будет иметь смысла ничего из того, что мной уже сделано и написано».
За 10 лет до своей гибели Табидзе написал такие строки:
…Поют родные горы хором, —
На смерть сейчас меня пошли —
Я даже и тогда укором
Не упрекну родной земли.
С поэта большего не требуй,
Все пули на меня истрать,
И на тебя я буду с неба
Благословенье призывать.
(Август 1927 года, Кобулети. Перевод Бориса Пастернака)
Фото: частная коллекция; собрание Иветы и Тамаза Манашеровых/пресс-служба ГМИИ им. А.С. Пушкин
