На самом деле это совсем не праздный вопрос, даже если вы в душе анархист: еще Макс Вебер, основоположник теории бюрократии, в начале прошлого века писал, что бюрократия нужна для того, чтобы делать действия правительства предсказуемыми. Сегодня мы обычно говорим то же самое, имея в виду институты — то есть писаные и неписаные правила и организации, им подчиняющиеся и ими руководствующиеся, которые позволяют как-то упорядочить нашу вполне хаотическую реальность.
В Советском Союзе таким важнейшим институтом было Политбюро ЦК КПСС: передвижение или смена лиц внутри этого ареопага позволяли хоть как-то прогнозировать действия советских властителей. Хотя, как писал один из умных наблюдателей, физиология и стала фактором советской внешней и внутренней политики, имея в виду, что средний возраст членов Политбюро в брежневские времена был 75+ и работа их перистальтики впрямую влияла на качество решений и серьезно повышала издержки как внутри страны, так и за ее пределами. Контрагенты советского МИДа определяли степень влияния «консерваторов» и «прогрессистов» в Политбюро по их перемещениям на трибуне Мавзолея во время праздников, а ЦРУ вычисляло передвижения дивизий советской армии по количеству потребляемых мучных изделий в том или ином регионе СССР. Ошибки были, что называется, в «дано» и обходились налогоплательщикам в миллионы и миллиарды долларов по обеим сторонам океана.
В постсоветской России выстраивание институтов шло тяжело, болезненно, иногда с кровью (расстрел Верховного Совета в 1993 году), но худо-бедно появился парламент, исполнительная власть (правительство), институт главы государства. Уход Ельцина в отставку после двух отведенных ему Конституцией сроков давал надежду на то, что российская государственность будет выстраиваться в рамках, принятых в цивилизованном мире, что эпоха азиатчины постепенно уходит в прошлое. Ан нет. В первые восемь лет Путина под аплодисменты — в том числе либералов, был уничтожен институт законодательной власти — парламент, подотчетность региональных властей — выборы губернаторов, федеративный принцип построения страны, заложенный в Конституции, сама Конституция как Основной закон прямого действия постепенно превратилась в погост. Институциональный фронт продолжал держаться на двух пилонах — институте президентства и институте исполнительной власти (правительство): 24 сентября 2011 года, устроив свою знаменитую рокировку с Медведевым, Путин враз обрушил оба, вновь сделав невозможным нормальный процесс передачи верховной власти в стране. Есть ли жизнь за пределами 2018 года и какова она — вопрос этот подвешен точно так же, как аналогичные, когда умер Сталин, впадал в маразм Брежнев, умирал в ЦКБ Андропов и не мог самостоятельно стоять перед камерами Черненко. С точки зрения инвестиций, развития бизнеса или построения нового, даже семейных планов — будущего нет, горизонт заканчивается на 2018 годе, любые попытки заглянуть за него обременены колоссальными издержками, не совместимыми с развитием.
Что есть?
Любой прогноз в отношении персоналий и, как следствие, возможных решений сегодня строится на двух переменных: лояльность/близость к первому лицу и наличие в анамнезе службы в КГБ СССР. Отсюда — выход на первый план Совета безопасности как одного из главных центров управления страной — совещательного органа при президенте, призванного служить консультативной площадкой по согласованию различных интересов в сфере безопасности и внешней политики, но ставшего — в силу институционального вакуума — некой особой надстройкой, оперирующей за пределами закона, поскольку специального закона, определяющего и описывающего функции СБ просто нет (читайте на стр. 28) «Проблема нашей власти в том, что она устроена как царский двор. При дворе есть фавориты, среди структур — в том числе. В прошлом десятилетии фаворитом было Управление по внутренней политике (администрации президента), в этом — Совет безопасности», — говорит Глеб Павловский, автор книги «Система РФ». Как устроен СБ, кто в него входит, каковы правовые рамки его деятельности и на что это похоже в бывшем СССР — об этом в главной теме номера.
