«Многие говорят: надо школу снести, она рождает негативные эмоции, давит, напоминает о страшном. А вот я думаю, что должен остаться хотя бы зал, чтобы можно было зайти, вспомнить людей, молитву прочитать...»

Владимир Воронов
Беслан

О трагедии школы № 1 здесь, в Беслане, напоминает все. Хотя прошло уже три года. Никому из прилетающих и улетающих не миновать кладбищенского мемориала — памятника по убитому будущему Беслана. «Виновных нет и никто не наказан» — таково мнение абсолютного большинства жителей Беслана, опрошенных The New Times.

— Кладбищенские диалоги —

Даже зная масштаб трагедии, чудовищность ее в полной мере представляешь только на этом бесланском кладбище, когда видишь шеренги одинаковых надгробий. Почти на всех дата смерти одна — 3 сентября 2004 года. Читать год рождения еще страшней: 1992... 1996... 2002. Успел ли Георгий Дауров двух лет от роду в своей короткой жизни хотя бы услышать такие слова, как «Чечня», «международный терроризм», «вертикаль власти», понять, за что его так? На шести надгробиях одна и та же фамилия — Тотиевы. 1 сентября 2004 года в школу ушли восемь Тотиевых, выжили лишь двое.

Женщина и седой мужчина моют памятник, женщина берет ведро и отходит к другой могиле: «Саша, там у Белки вазу сломали, нужно поправить». Римма и Саша Гумецовы здесь каждый вечер, приезжают к своей Азе, а Белка — Белла Кокойти, подружка Азы, она в соседнем ряду. «Такая была чудесная компания, — выдавливает из себя Римма, — наша девочка стихи писала, Элла превращала чтение стихов в такие моноспектакли, Белка — просто вундеркинд математики, Света... Все теперь вместе. Мы приезжаем каждый день, а куда нам еще?»

На оборотной стороне надгробия выбито:
«Это все произошло
И не рано, и не поздно,
Потому, что навсегда,
Потому, что все так сложно.
Мне билет заказан в рай,
И туда добраться скоро
Первым рейсом я смогу...»
Эти до жути пророческие строки Аза Гумецова сочинила до трагедии, в августе 2004 года. Ей не было 12 лет...

Еще недавно можно было слышать отзвуки слухов, ходивших с первых дней после штурма, — что прорвавшиеся боевики якобы увели с собой часть детей. Но это лишь миф, в самом Беслане тема закрыта. Нет никаких уведенных и пропавших без вести — известны имена и судьбы абсолютно всех заложников, живых и мертвых: «исчезнувшие» нашлись среди мертвых. «Просто некоторые дети так обгорели, что медики поначалу не могли установить даже пол», — говорит Израил Тотоонти, помощник Станислава Кесаева, вице-спикера североосетинского парламента. Тотоонти готов ответить за каждое имя, уже три года методично и упорно выясняя детали трагедии.

— Жизнь после ада —

3 сентября 2004 года, 13 часов 06 минут, две минуты спустя после первого взрыва в школе: этот человек одним из первых бросился спасать людей. Нам неизвестно его имя, но мы точно знаем, что уже за первые минуты он вытащил из ада нескольких детей

Тамара Биченова тогда повела сына Дамира в первый класс. «От первого взрыва было ощущение, что меня всю словно в кипяток опустили. Потеряла сознание», — говорит она. Потом был второй взрыв, Тамара помнит: в центре зала — обрушенный потолок, обломки прямо на людях. Дамир бросился бежать, увидев, как после взрыва мама упала вся в крови: «Убили!» Выжили...

Что изменилось за три года? Тамара пожимает плечами: «Каждый день видим школу... Многие говорят: надо ее снести, она рождает негативные эмоции, давит, напоминает о страшном. А вот я думаю, что должен остаться хотя бы зал, чтобы можно было зайти, вспомнить людей, молитву прочитать. Дамир с друзьями туда тоже периодически заходят, смотрят фотографии, вспоминают». «Почему его жизнь началась с такого ужаса?! — плачет Тамара. — Шли на праздник, а попали в ад. Дамир временами совершенно меняется — молча лежит, смотрит в стенку: «Мама, неужели ты не понимаешь, что я не могу все так быстро забыть».

Тамару буквально трясет, когда она вспоминает свои походы по чиновничьим инстанциям: «Нам затыкают рты, говорят, раз дали денег, нечего тут выступать. У вас, мол, есть деньги — так поезжайте и лечитесь. Почему, перенеся такой ужас, я должна еще и обивать пороги, что-то доказывать, ходить по инстанциям, ощущая себя скотиной? У главы администрации района в школе внук погиб, казалось бы, человек должен нас понимать. Так ведь нет, к нему даже невозможно попасть на прием: секретарша все время говорит, что его нет и когда будет — неизвестно. Нам уже просто почти открыто дают понять, что пора все забыть». Впрочем, между бывшими заложниками, говорит с горечью, тоже нелады: «Когда там все сидели — были равные, а потом стали считать, кто сколько получил и куда по путевкам съездил».

Сусанна Дудиева из комитета «Матери Беслана» показывает фотографию: сгоревший мальчик возле шведской стенки. Плачет — это ее сын. «Все хотят всё забыть. Но кому-то ведь надо отвечать за это», — говорит она. Потом долго рассказывает о попытках комитета хоть как-то расшевелить власть: «Нужно помочь выжившим, но программа помощи свернута, никаких путевок для пострадавших уже нет. Недавно и вовсе стали менять записи в медкартах, пишут там теперь детям «инвалид детства» или «общее заболевание». Ребенок без селезенки — это «общее заболевание»?! У многих детей в теле осколки, им с ними расти, жить и страдать — они что, на детской площадке эти осколки получили? Или вот понижают инвалидность у ребенка, потерявшего глаз: у него что, глаз вырос? Да они вообще все инвалиды! Депрессия, вспышки агрессивности — это ведь у многих. Один лишь миг воспоминаний — исчезает блеск в глазах, садится голос, ночами не спят. У них исчезло детство, а вокруг — равнодушный город, которому до них нет дела».

— Дорога жизни —

Тропинку через двор Николая Кокаева, что в частном секторе на улице Батагова, полушутя прозвали «дорогой жизни». Хотя какие уж тут шутки: когда начался кровавый хаос 3 сентября, по ней бежали люди, вырвавшиеся из спортзала, — человек 70 примерно. По ней же добровольцы вытаскивали и раненых. «Когда детишки пробегали через мой двор, увидели котел с дождевой водой, бросились к нему, опустили туда головы и стали пить, — вспоминает Николай. — Когда они ушли, вода там была кровавой».

И без перехода вдруг показывает на окрестные дома: «Тут многие семьи потеряли детей. И вот, словно знамение свыше, у некоторых из них вновь появились дети. Вот семья Руслана Батагова, у него в школе погибла внучка — родился внук. Лариса Сокаева была в школе с дочкой Альбиной, девочка погибла у нее на руках. Теперь у них с мужем Володей сын появился, а ведь ей сорок шесть лет, это же не так просто родить в таком возрасте! Еще вот у Шавлоховых там погиб племянник, но у самих родился сын. У Дударовых в школе был в заложниках годовалый мальчик — он в числе тех, кого 2 сентября Аушев вывел, — так вот, у них еще один сын родился. В округе снова стали появляться дети у тех, кто там был. Бог этого хочет».


×
Мы используем cookie-файлы, для сбора статистики.
Продолжая пользоваться сайтом, вы даете согласие на использование cookie-файлов.