До последней капли.
Налоговики снова обратились с иском о взыскании с «ЮКОСа» почти $11 млрд в виде налогов от продажи имущества в ходе банкротства. Наши налоговые органы не оригинальны. Их поведение и мотивация описаны еще в 1930-е годы. Пьеса французских авторов Луи Вернейя и Жоржа Берра «Школа налогоплательщиков» — уникальное сатирическое произведение на фискальную тему. Написанная в 1934 году и впервые напечатанная в Советском Союзе в 1935-м, она переиздается сейчас в издательстве «Минувшее». Чтение пьесы, фрагмент из которой мы публикуем, будет полезно современным налогоплательщикам. «Школу налогоплательщиков» комментирует налоговый адвокат, управляющий партнер компании «Пепеляев, Гольцблат и партнеры»
То, что в пьесе высмеивалось семь десятилетий назад, в прошлом веке, в нашем обществе обсуждается сейчас самым серьезным образом. Так, одним из ключевых сатирических мотивов, к которому по ходу пьесы авторы возвращаются несколько раз, стала идея оценки платежеспособности лица по внешним признакам, прежде всего по уровню его расходов.
«Приходится отыгрываться на дураках»
Герой пьесы, директор департамента подоходного налога министерства финансов Фромантель, ловко расспрашивает рантье Альфреда Меню о его жизненных обстоятельствах, заставляет выкладывать сведения о квартире, даче, автомобиле, которые затем использует против него же для доначисления налога. Дело доходит до абсурда: уже и здоровый внешний вид мсье Меню служит оправданием повышенного налога.
Даже даму полусвета Бетти Дорланж налоговый инспектор оценивает по «внешним признакам» (правда, не тем, что интересуют ее любовников). В то же время у него «государство не входит в тонкости», когда бюджет может недосчитаться налогов.
Зато главный герой пьесы, директор «Школы налогоплательщиков» Гастон. Вальтье, — налоговый минимизатор: с необычайной легкостью он составляет множество рецептов «гримировки» внешних признаков благополучия и ухода от налогов. Одному он советует «превратить» свое шикарное поместье в гостиницу и поселиться там «туристом», другому предлагает обосновать большие траты имеющимися сбережениями, третьему рекомендует переписать имущество на слугу…
Авторы серьезных научных трудов о налогах считают, что уклонение от налогообложения приводит к неравному налоговому бремени, ставя кого-то в лучшие конкурентные условия. Ту же мысль словами инспектора Фромантеля драматурги выражают проще и понятнее: «Хитрецы обкрадывают нас… Приходится отыгрываться на дураках… Те, кто не знает законов, расплачиваются за тех, кто знает законы слишком хорошо».
С откровенным цинизмом Фромантель заявляет, что сила налогового ведомства — в послушных дураках: «Добрая половина наших сограждан все еще верит, что государство никогда не ошибается, и когда с них требуют деньги на бумаге со штампом «Французская республика», они платят без спора. Только благодаря этим добрякам нам удается иной раз свести бюджет».
Однако за заботой об интересах бюджета явно проглядывает личная выгода чиновника: ему поступает пять сантимов с каждого франка доначисленных налогов. Его наполненные патриотическим пафосом слова созвучны заявлениям современных налоговых карьеристов: «Прежде всего я служу родине, а справедливость — это второе дело». Инспектор Фромантель не видит ничего зазорного в том, чтобы облапошить несведущего налогоплательщика. При этом он вообще не считает нужным для себя читать законы о налогах: «Бесполезно изучать их. Завтра они будут изменены».
Директор «Школы налогоплательщиков» Вальтье отлично разбирается в мотивах поведения налоговых инспекторов и дает своим клиентам главный совет: «Не бойтесь! Как только инспектор увидит, что вы знаете свои права, он оставит вас в покое. Не надо уступать этим людям: они стригут только тех, кто позволяет себя стричь…»
Однако и для финансового ведомства существуют табу.
Прежде всего это политики, «номенклатура». Фромантель приказывает замять дело в отношении сенатора Курвалена, бывшего министра, виновного в сокрытии крупных доходов. Еще бы: «Такой влиятельный член радикальной партии! …Уличить его в мошенничестве будет непростительно».
Другое табу зиждется на чувстве самосохранения. Фромантель доначисляет незадачливому рантье Меню значительную сумму налога, но «забывает» взыскать штраф. Свою «оплошность» он объясняет младшему коллеге Жиру так: «Вопрос не в том, чтобы исчислить, сколько нам должны, а в том, сколько можно потребовать, не восстанавливая против себя общественного мнения. Существует предел, который ни в коем случае не следует переступать».
Именно с этой позиции следует оценивать некоторые современные предложения профинансировать те или иные расходы за счет дополнительных доходов «от улучшения администрирования налоговых сборов». Реализация подобных пожеланий как раз и заставляет переступить ту самую черту, о которой говорит герой пьесы.
«Антифискальная кампания, борьба с государством…»
В сюжете обыгрывается еще одна тема, вокруг которой в современной России кипят настоящие страсти. Речь идет о проблеме экономической оправданности расходов.
Инспектор Фромантель не признает в качестве профессиональных расходов Меню затраты на содержание секретаря: «Это ваше личное дело! Вы могли бы с таким же успехом платить три тысячи танцовщице из балета». Свое решение инспектор объясняет тем, что не понимает, для чего Меню нужен секретарь.
Некоторые ретивые сотрудники налоговых органов сегодня также склонны признавать только те расходы, которые считают целесообразными со своей точки зрения.
Напротив, директор «Школы налогоплательщиков» подсказывает «профессионалке» Бетти Дорланж, какие расходы она могла бы вычесть из дохода в качестве производственных. Если ее профессия — нравиться мужчинам, то расходы, обычные для всех женщин: на парикмахера, маникюр, массажиста, платья, белье, — для нее становятся профессиональными, а значит, вычитаемыми при налогообложении. «Школу налогоплательщиков» финансовое ведомство откровенно недолюбливает, называя ее работу «антифискальной кампанией, борьбой с государством, бунтовщическими действиями».
На эти обвинения в свой адрес Гастон. Вальтье дает министру финансов извечно актуальный совет, который ни одна власть не спешит выполнять: «Вместо того чтобы думать об увеличении поступлений, я старался бы сократить расходы. Меньше чиновников, меньше бюро, комиссий, меньше бумаг… Вы дошли до головокружительных налогов. Я не даю вам окончательно разорить буржуа — нашу дойную корову. Тем самым я спасаю капитализм. Вы не ругать меня должны, а благодарить». Директор «Школы» не является таким уж альтруистом, бескорыстным поборником справедливости. Он изобретательный, расчетливый, деятельный предприниматель, не забывающий о своем благополучии. В наше время его поступки не всегда можно было бы назвать этичными. Некоторые из его советов сейчас квалифицировали бы как соучастие в уклонении от налогообложения, преследуемое уголовным правом.
Описанные в пьесе ситуации — вневременные и интернациональные. Поэтому и сейчас, спустя более семидесяти лет после создания пьесы, ее так увлекательно читать.
______________________________________________________________________
«Школа налогоплательщиков», фрагмент пьесы Луи Вернейя и Жоржа Берра
______________________________________________________________________
Входит Министр финансов.
|
|
Гастон. Господин министр! Я так удивлен… и польщен. Чему я обязан честью?
Министр. Кризис, как видно, вас не коснулся. Вы устроились по-королевски.
Гастон. (небрежно). О, по-королевски…
Министр. Вы занимаете все здание?
Гастон.. Да. Контора занимает четыре нижних этажа, а я живу в двух верхних.
Министр. Помещение почти такое же, как у министерства финансов.
Гастон.. Не преувеличивайте.
Министр. Во всяком случае, лучше меблированное.
Гастон. (усмехаясь). Здесь больше денег.
Министр. По-видимому. Я знаю, что у вас превосходные дела.
Гастон.. Не жалуюсь.
Министр (смеясь). И все за наш счет!
Гастон.. Помилуйте, господин министр!
Министр. Еще бы! Разве вы не получаете двадцати процентов со всех сумм, которые нам недоплачивают?
Гастон.. Откуда вы это знаете?
Министр. Нет такого француза, который не знал бы «Школы налогоплательщиков» и ее тарифов.
Гастон.. Вы мне льстите.
Министр. В итоге то, что поступает сюда, составляет пятую часть того, что не попадает к нам.
Гастон.. Вы прекрасно вычисляете.
Министр. Это мое ремесло. Нелегкое ремесло, смею вас уверить.
Гастон.. Да, я предпочитаю быть здесь, чем на вашем месте.
Министр. Я вас понимаю. Сейчас мы составляем бюджет. Предстоит дефицит в шесть миллиардов.
Гастон.. Не может быть.
Министр. Уверяю вас. Не знаю, как выпутываться.
Гастон.. Вы введете новые налоги.
Министр. Хорошенькое дело! Вы устроите так, что их не будут платить.
Гастон. (скромно). Сделаю что смогу.
Министр (меняя тон). Хорошо, господин Вальтье, давайте поговорим серьезно. Долго это будет продолжаться?
Гастон. (невинно). Что именно, господин министр?
Министр. Вся ваша антифискальная кампания… ваша борьба с государством… ваши бунтовщические действия?
Гастон. (протестует). О!
Министр. Полтора года назад прямые налоги поступали плохо. Но все-таки мы получали от восьмисот миллионов до миллиарда в месяц. Можно было жить!.. С тех пор как плательщики налогов ходят в «Школу», наши поступления падают из месяца в месяц. А с момента, когда вы открыли отделение во Франции, это падение стало вертикальным. Знаете ли вы, сколько мы собрали за прошлый месяц?
Гастон.. Нет, но мне интересно было бы знать.
Министр. Девяносто семь миллионов.
Гастон. (сочувственно). Ой!
Министр. Вы отдаете себе отчет, милостивый государь? Вы уменьшили ресурсы государства на девяносто процентов.
Гастон.. Это большой успех.
Министр. А! Вы находите?
Гастон.. Для меня.
Министр. Будь вы министром финансов, вы бы говорили иначе.
Гастон.. Прежде всего я бы иначе действовал.
Министр (иронически). Ах вот как? И что бы вы сделали, господин Вальтье?
Гастон.. Я бы экономил. Вместо того чтобы думать об увеличении поступлений, я старался бы сократить мои расходы. Меньше чиновников, меньше бюро, комиссий, меньше бумаг.
Министр (пожимает плечами). Подумаешь, открытие! Но разве можно трогать чиновников. Ведь они наши избиратели… то есть я хотел сказать, что они необходимые колеса в социальной машине.
Гастон.. А! Хорошенькая машина, чтобы добить людей.
Министр. Не я ее изобрел. Моя задача — просто свести бюджет.
Гастон. (с сожалением). А каким способом? К чему вы только не прибегаете! Лотереи! Скоро вы расставите карточные столики во Дворце правосудия и устроите рулетку на площади Согласия!
Министр (живо). Это неплохая идея. Я поговорю со своими коллегами. (Меняя тон.) Я пришел сюда не для того, чтобы просить у вас совета.
Гастон.. Совершенно верно. Зачем же вы тогда пришли?
Министр (решительно). Чтобы тронуть ваше сердце француза. Клянусь вам, что с тех пор, как вы защищаете налогоплательщиков, Республика в опасности.
Гастон. (скромная улыбка). Слишком много чести.
Министр. Нет, господин Вальтье. Я не собираюсь говорить вам комплименты. Я хочу с вами договориться, если это возможно.
Гастон.. Как? Не станете же вы просить меня закрыть «Школу»?
Министр. А если вам предложат хорошую компенсацию?
Гастон.. Какую?
Министр. Я не знаю. Хотите стать депутатом?
Гастон. (гримаса). В такой момент — спасибо. И кроме того, вы мне для этого не нужны. В любом округе, где я выставлю свою программу «Долой налоги», меня изберут единогласно.
Министр. А вы сумеете сдержать слово и осуществить эту программу — «Долой налоги»?
Гастон.. Дело ведь не в том, чтобы сдержать слово, господин министр. Дело в том, чтобы стать депутатом. Это две совершенно разные вещи.
Министр. Вы правы. Хотите, я назначу вас директором налогов? Вы подходите для этого поста больше, чем Фромантель. С вашей помощью мы сбалансируем бюджет.
Гастон.. Увы! Слишком поздно, господин министр! Сколько бы я ни старался, не в моих силах исправить все те ошибки, которые Третья Республика нагромоздила за шестьдесят четыре года. Я могу облегчать страдание ее жертв.
Министр. Черт побери! Налоги существовали во все времена. Назовите мне хоть одно правительство, которое обходилось бы без налогов!
Гастон.. Да, но есть разные степени. А вы дошли до головокружительных налогов. Я не даю вам окончательно разорить буржуа — вашу дойную корову. Тем самым я спасаю капитализм. Вы не ругать меня должны, а благодарить.
Пауза.
Министр. Так ли уж необходимо сохранять капитал?
Гастон. (вскакивая). Что?!
Министр. Вы затронули вопрос, который нас занимает! Мы подумывали о налоге не только на доходы, но и на самый капитал… Лично я — старый демократ. Все люди равны… все товарищи… Когда я беру такси, я всегда сажусь рядом с шофером. А когда я схожу, я пожимаю ему руку.
Гастон.. Он предпочел бы получить на чай.
Министр. Я помогаю бедным. Если завтра умрет мой любимый дядя Ласегиньер, я с радостью отдам государству сорок процентов наследства. Шестьдесят процентов, милостивый государь, если с меня потребуют! Все за одного! Один за всех! Вот как я понимаю жизнь.