О «Сыне полка» Валентина Катаева — соцреалистической и эстетской повести про «живую душу», которая должна подчиниться начальству
Катаева я видел лет в девять в моем парижском детстве. Он зашел к нам в школу при советском посольстве (видимо, обязали прийти) и рассказал о чем-то, что он сравнил с длинной-предлинной, как такса, кошкой, но потом добавил, что мы, школьники, не поймем сравнения. Я совсем забыл, что говорил тогда рвавшийся душой из школы вон на парижские просторы Катаев, но про кошку помню до сих пор. Он так и остался для меня с длинной кошкой. Но я не об этом.
В 1944 году Валентин Катаев написал повесть «Сын полка» — образцовое произведение социалистического реализма, которое вместе с тем противоречит многим канонам соцреализма. Оно может быть прочитано и как трогательная эстетская вещица о детской душе.
Вообще, слово «душа» в повести повторяется многократно и с тайным намерением показать, что «живая душа» — не игрушка, в том числе не игрушка и в руках власти. Одновременно «оптимистическая трагедия», которая разыгрывается в этой небольшой книжке, являет собой энциклопедию именно советского стиля жизни, смерти, войны, безукоснительного подчинения и победы. Здесь выработана с анатомической ясностью советская мифология войны, которая досталась нам в последние годы по наследству, из чего видно, что корни успеха и бед скрыты в глубокой и все еще живой, полезной для пропаганды архаике.
Образ спящего в сыром осеннем лесу (его подробное описание наводит на мысль о переделкинском лесе) героя повести Вани Солнцева, немытого три года, голодного, больного сироты — это — и по самой его фамилии, и по состоянию души и тела — образ языческого, славянского божества на грани вымирания. Нам, видимо, всякий раз нужен образ отчаяния для того, чтобы встать с колен.
Ваня на протяжении всего повествования именуется пастушком — вторая мифологема подлинности его народной души, которая никогда не подведет и которая (в этом есть некая катаевская подпольная крамола) важнее советской надстройки. Пастушок сильнее, хитрее, значительнее всех живущих на этой земле. У Катаева он наделен острым, длинным гвоздем и букварем, который он носит в торбе, чтобы не разучиться читать. Однако наметившийся розовый образ просвещенного пастушка дальше не находит в повести развития. Ваня по воле автора движется в сторону образцового вояки.
Больного Ваню находят в лесу великаны-разведчики и приводят в полк. В этих разведчиках поразительно сочетаются черты русских богатырей с повадками неподкупных лазутчиков, которые безусловно милы чекистской составляющей русского мира. Разведчики — душа этого мира и основоположники великой победы: здесь Катаева можно поздравить не только как хитрую лису, но и как провидца.
Языческую, анархическую душу Вани Солнцева автору нужно привести в соответствие с советской ментальностью. И здесь помогает война — справедливая битва с агрессором. Чтобы стать советским человеком, нужно, судя по повести Катаева, полностью и окончательно подчиниться начальству. Выжить и расцвести в русском мире можно путем отказа от собственной индивидуальности, и даже улыбка солдат в этой талантливой повести описана как общая, коллективная. Катаев одновременно и разоблачает коллективный мир, и присягает ему — это противоречивая позиция, и каждый прочтет здесь что-то свое.
Мир по-манихейски поделен на своих и чужих. У немцев все плохо, вплоть до цвета глаз и ушей, у наших все хорошо и, что самое важное, культурно. Главное политическое управление рукоплещет писателю. В повести возникает опять же актуальная ныне тема нашей культуры как лучшей в мире. Мы не скифы: у нас самые чистые сапоги, и даже портянки заворачиваются с шиком. Наши солдаты едят досыта, курят вдоволь, пьют чаи с рафинадом, а у немцев с удовольствием описаны только трупы. Здесь разворачивается вечная тема нашего превосходства, и даже небо над Восточной Пруссией у Катаева имеет какой-то особый, отвратительный вид.
Сын полка — не только военный термин. Это тема единой общенациональной семьи, которая сильнее любых других человеческих союзов. Сын полка — это и новый поворот к архаике. Погостили в правде советизма, а теперь надо идти к вечному, к единой семье, и в этом залог нашей победы.
Но победа не дается легко. Героическая смерть капитана Енакиева — чис-тая, как смерть комиссара у Петрова-Водкина, — не только писательский прием (Катаев убивает одного из цент-ральных героев), но и ответственный ход пропагандиста, подчеркивающего неустанную жертвенность нашего национального существования.
И, наконец, тема, которую я уже рассматривал на страницах NT (см. номер от 17 февраля 2014 года) на примере Василия Теркина. У Катаева война идет на границе с Германией, победа близка, и разведчики радуются, что там, в Германии, уже началась паника. Известно, что немцы паниковали не зря, да они и получили по заслугам. Но с чем, с какими мыслями вступает за границу полк, усыновивший Ваню Солнцева?
В том, как Катаев показывает солдат, отражен устойчивый быт российской дореволюционной крестьянской семьи, сильно потревоженный коммунизмом. Опираясь на архаическую нелюбовь ко всему чужому, крестьянский мир изначально подозрителен к Европе во всех ее проявлениях. Фашизм в обыденном сознании солдат тесно связан с европейскими ценностями, а победа над фашизмом превращается в торжество исключительно национальных ценностей над универсальными. Трогательный Ваня Солнцев, воспитанник суворовского училища, будет достойным охранителем основ. Возможно, судя по возрасту, он до сих пор все еще на боевом посту.
Но Катаев не был бы Катаевым, если бы в его военную повесть не проникло тонкое волокно эстетства и формализма. Оно — в описании ярко-красной баранины, которую рубит военный повар, или в том, что автор включает самого себя в рассказ под видом писателя, которого под минометным огнем бреет выдающийся парикмахер по кличке «Восемь Сорок». Писательство требует ярко-красной баранины, а российская власть — безупречного служения. Соединив в своей повести то и другое, Валентин Катаев, сам того, может быть, не желая, представил нам непростую морфологию победы.
