Хорошо бывало в детстве — спрячешься за портьеру и смотришь в щелочку, как тебя ищут: как, например, бабушка притворно причитает, куда ж подевался наш родненький, или нарочито громким голосом грозит, мол, ну и ладно, без него обойдемся. А тебе и смешно, и немного страшно: а вдруг правда не станут искать?
Похожие чувства, видимо, испытывал на прошлой неделе президент РФ Владимир Путин: к моменту, когда издание РБК свело воедино его мартовский график, — и обнаружило блистательное отсутствие президента в этом графике, — Путин не появлялся на публике почти неделю. Отменялись зарубежные визиты, переносились уже назначенные переговоры, пресс-служба рапортовала об очередных президентских встречах, используя «консервы» — заранее снятые фотографии: последняя из них, со встречи с председателем Верховного суда, была предъявлена в пятницу, но это тоже ничего не доказывает. В иной ситуации это могло бы остаться незамеченным, но сейчас — на фоне кризиса, санкций, конфликта на Украине, и главное — спустя неделю после убийства Бориса Немцова, сразу после появления первых результатов расследования, говорящих как минимум о раздоре среди преданных ему силовиков, — исчезновение Путина бросалось в глаза и ничего хорошего не обещало. Заболел — плохо, отправился на косметические процедуры — если он может себе это позволить в такой момент, тогда совсем караул; удалился подумать в уединении — ну вот Иван Грозный тоже уезжал с похожими целями в Александровскую слободу, и чем дело кончилось?
На самом деле так уже бывало — самым запоминающимся, пожалуй, стало многодневное путинское молчание после аварии подводной лодки «Курск». И понятно, что если бы случилось что-то серьезное, вертолеты над Кремлем летали бы значительно чаще, рыночные индексы не замирали бы в оцепенении, а Дмитрий Песков не шутил бы в интервью про то, как президентское рукопожатие «ломает руки». Система власти в России — это черный ящик, о том, что происходит внутри, можно догадываться лишь по теням и бликам на его поверхности; и игра теней в марте 2015-го выглядит, скорее, отражением каких-то нерядовых возмущений внутри — чем отблеском катастрофы, способной уничтожить всю несущую конструкцию.
По логике путинских исчезновений, потребность в уединении возникает у первого лица в ситуациях, когда в его картине мира происходит незапланированный сбой, или в нее вторгаются неуправляемые стихийные силы, когда привычные ее элементы начинают вести себя несвойственным им образом, когда необходимо заново перечерчивать всю карту с обозначением друзей и врагов — и заново определять по отношению к ним границы допустимого. Ну то есть когда надо разрушать сложившийся баланс, принимать неприятное решение с непредсказуемыми последствиями — а не хочется. В последний раз такой момент случился год назад, но c Крымом было даже проще — исходя из путинской картины мира, там было очевидно, где свой, где чужой. А в деле об убийстве Немцова — все свои, социально близкие, силовые опоры режима, и каждый подталкивает тебя к действиям, от которых одна из опор неизбежно пострадает, — и оставить конфликт в подвешенном состоянии нельзя (слишком серьезные сделаны ставки), и невозможно встать над схваткой и подождать, пока сами друг с другом разберутся: или ты сохраняешь за собой функции верховного арбитра, или в следующий раз, когда ты спрячешься за портьерой, тебя уже не станут искать.
Но если отвлечься от происходящего внутри конфликта, то видно следующее. Война силовых структур — это, в конечном счете, война за то, чью сторону примет Путин. ВЦИОМ в отсутствие Путина публикует рекордные цифры рейтинга — бездействие удалившегося от дел президента одобряют уже 90 % населения России. Слежение за отказывающимся появиться Путиным оказывается делом настолько увлекательным, что на второй план в поле общественного внимания отходит даже расследование убийства Немцова, не говоря уж о перемирии на Украине. Путин — та гипотеза, в которой нуждаются политологи для объяснения происходящего, тот невидимый центр, вокруг которого вращаются по своим орбитам силовики, тот полюс, от которого отталкиваются оппозиционные силы. Человек за портьерой может быть доволен: когда он прячется, его ищут. Пока еще ищут.
Фото: Odd Andersen/AFP