#Точка зрения

#Только на сайте

Майский день русского национализма

11.02.2015 | Ревзин Григорий | № 4 (355) от 9 февраля 2015 года


О тех, кто странным образом формирует сознание Владимира Путина

Была такая женщина, Валентина Федоровна Чеснокова, значительнейший националист-социолог. Она в начале 1970-х написала (под псевдонимом Ксения Касьянова) книгу «О русском национальном характере» (издана в 1994 году). Работа основывалась на методиках американской социологии 1930-х годов, индексе MMPI (Minnesota Multiphasic Personality Inventory) — несколько парадоксальный извив истории идей, соединяющий святое с «пиндосами». Она ввела понятия русского «ментального кода», основанного на системе «духовных скреп». К ним, следуя методике многофакторных опросов MMPI, были отнесены нестяжательство (имеется в виду идеал, а не грешная коррупционная реальность), самопожертвование (на миру и смерть красна), коллективизм (он же соборность и общинность) и сакрализация государственной власти. Валентина Чеснокова умерла в 2010 году, в возрасте 75 лет. А сейчас, как мне кажется, она формирует сознание Владимира Владимировича Путина методом потустороннего воздействия на психику — повторяя ее слова, он демонстрирует растерянную раздумчивость и несвойственную ему замедленную речь, какие свойственны лицам, подвергшимся гипнозу.

Диссидентские истоки

А вот еще случай. 31 декабря 1970 года Анатолий Михайлович Иванов, знаменитый православный расист, составил «Слово Нации». Глагол «составил» принято употреблять в описании этого эпизода, поскольку текст был плодом коллективного труда. У Николая Митрохина, главного историографа советского национализма, получается, что «Слово…» стало результатом объединения двух ветвей националистов: диссидентской (к которой принадлежал сам Иванов, Митрохин также упоминает политзаключенных И. В. Авдеева, В. Н. Осипова, В. В. Ильякова и отца Дмитрия Дудко) и легальной, группировавшейся вокруг общества охраны памятников (ВООПИКа), — С. Н. Семанов, М. П. Кудрявцев, В. А Виноградов. Так вот, в «Слове…» 1970 года читаем следующее:

«В пределах Украины живет 7 миллионов русских и, наверное, не меньшее число обрусевших украинцев, так что целые области Украины правильней было бы отнести к России. Мы уже не говорим о такой вопиющей несправедливости, как передача Украине Крыма, преобладающее русское население которого теперь заставляют учить «украинскую мову». Если бы встал вопрос о самостийном бытии Украины, неизбежно потребовался бы пересмотр ее границ. Украина должна была бы уступить:

а) Крым, б) Харьковскую, Донецкую, Луганскую и Запорожскую области с преобладающим русским населением,

в) Одесскую, Николаевскую, Херсонскую, Днепропетровскую и Сумскую области с населением, в достаточной степени русифицированным, исторически освоенные усилиями русского государства. На что могла бы рассчитывать оставшаяся часть без выхода к морю и без основных промышленных районов — пусть подумают сами украинцы».

Этот текст выглядит настолько программным для сегодняшней политики России, что кажется даже несколько не русским. Уинстон Черчилль, если верить его воспоминаниям, еще в конце 1920-х, сидя в отставке в своем имении, продумывал стратегию войны с Германией, которую и начал реализовывать в 1940-м. Но в России так не бывает, русские политики не склонны просчитывать варианты на полвека вперед. А перед нами план действий на случай начала самостийного бытия Украины, написанный 44 года назад, который теперь исполняется в деталях.

По несправедливости истории, Анатолий Михайлович Иванов или Валентина Федоровна Чеснокова — совсем не черчилли в смысле известности. Путь раздумий Иванова привел его к изучению катаров французского средневековья, с которыми он вел в книгах живые дискуссии, тамплиеров, масонства, сатанизма, и он так погрузился в эти враждебные материи, что, можно сказать, общество его потеряло. Валентина Чеснокова, хотя изначально была светским националистом-государственником, в последние годы жизни очень воцерковилась и тоже оставила мирское. И вот эта потерянность, на мой взгляд, вообще свойственна истории русского национализма.
38-cit-01.jpg
Болезненные фантазии

Великий русский историк Александр Янов, чтение недавно вышедшей «Русской идеи» которого отчасти подвигло меня на написание этого текста, перечисляет десятки имен националистов — и это захватывающее повествование. Но герои его отличаются если не малозначительностью, то заметной малоизвестностью. Там есть, конечно, одно великое имя, Александр Солженицын, но он, как националист православного извода, не очень подходит к делу, и можно даже предположить, что война с православной Украиной его бы, может, и расстроила. А вот Виктор Чалмаев, Владимир Осипов, Станислав Куняев, Сергей Викулов — я понимаю, что для кого-то это родимые тени и пророки земли русской. Но для человека, не вовлеченного в предмет всей душой, повествование Янова отчасти напоминает начало учебника древнегреческой философии. Анаксимен, Ксенофан Колофонский, Мелисс Самосский, Антисфен, Диодор Крон — от каждого осталось по одной странной сентенции: у кого «все из воды», у кого «из воздуха» или «из огня», — а больше ничего. То же с советскими носителями нынешнего острого патриотизма — у кого «все от крови», у кого «от почвы», у тех «все из церкви», у этих «все из империи», у всех — «зло от жидов», а более ничего, кроме болезненных фантазий о мессианском предназначении русского этноса и гнусных заговорах против него.

Вовсе не хочу обсуждать суть этих, увы, неблизких мне истин. Русский национализм меня интересует как институциональное чудо. Если бы идеи, высказанные в 1971 году, начали воплощаться в 2013-м, но между этими датами располагались ученики, книги, кафедры, журналы, конференции, партии и т.д., — тогда понятно, тогда это естественная преемственность глубоко укорененных национальных программ. А в том, что абзац, составленный Анатолием Ивановым 43 года назад, вдруг перескакивает в программу Владимира Путина, есть что-то мистическое и необъяснимое. Я уж не говорю о Валентине Чесноковой — очевидно, в ее псевдониме была скрыта особая духовная энергия. Без мистического вмешательства святой Ксении Петербургской и святого Касьяна ее духовное воздействие на Владимира Владимировича остается необъяснимым.

Я очень высоко ценю Александра Янова и, прочитав его «Русскую идею», решил перечитать его старую, вышедшую еще в 1990-е книгу «Веймарская Россия». Интересна она не столько тем, что вполне определенно предсказывает возрождение русского национализма (в сопоставлении с Веймарской Республикой правильнее сказать «русского фашизма»), сколько тем, что рассматривает возможность его победы не сегодня, а тогда, гораздо раньше, в начале 1990-х. И я вот подумал, ну хорошо, а что было бы, если бы они победили тогда? Причем мне это интересно не вообще: тут все понятно, чего бы было, и слава Богу, что не было, — а с точки зрения истории идей. Даже конкретнее: а что было бы с историей русского западничества и либерализма, если бы у нас не случилось Егора Гайдара, Евгения Ясина, Анатолия Чубайса или других дорогих мне людей?
38-490-02.jpg
Участник «Русского марша» в День народного единства, Москва, 4 ноября 2014 года

38-490-03.jpg
Граффити на стене здания в Севастополе, май 2014 года

Либералы vs националисты

Более или менее понятно, что на сегодняшний день это националистическое русское государство оказалось бы уже в прошлом. Некий президент, возможно, даже тот же самый, говорил бы, что свобода лучше, чем несвобода, Россия — страна европейская, союз с Западом — основа ее благосостояния, вступление в НАТО — цель реформы вооруженных сил, а братские народы Грузии и Украины оказались пионерами на этом пути, за что мы им благодарны бесконечно. И какой-нибудь склонный к игре ума националистический публицист изумлялся бы, откуда же это все?! Конечно, говорил бы он, в истории советского либерализма есть одно великое имя, Андрей Сахаров, но он не очень походит к делу, поскольку говорил о конвергенции социализма и капитализма, то есть, в сущности, был не либерал, а социал-демократ. А вот эти Александр Гинзбург, Александр Есенин-Вольпин, Юрий Орлов, Юлий Даниэль, Владимир Буковский, Константин Азадовский — понятно, что для кого-то это святые имена, но кто же их знает? Как получилось, что вдруг странные идеи этих маргинальных людей попали в голову самому главному и он их прямо берет и высказывает? Не гипноз ли здесь?

Прошу прощения за безответственный пассаж в духе альтернативной истории, но иногда полезно в своих, как выразился бы президент, «коллегах» увидеть самих себя. Сегодня — майский день русского национализма, но кроме того, чтобы ужасаться его идеями, стоит сравнить его с майским днем русского либерализма двадцатилетней давности. Тогда, вместе с небывалым энтузиазмом, что наше все: гражданские свободы, либеральная экономика, союз с Западом, — из неясных мечтаний стало прямой государственной программой, нас подтачивала тревога, что вот ведь Ельцин — сливает свободу, сдает Гайдара, заигрывает с коммунистами. Теперь тот же подточенный энтузиазм слышится в истерическом патриотизме наших «коллег». Как и теперь, когда не выдерживающий неопределенности Гиркин рвется открыто рассказать, как все было на самом деле, потому что чувствует: сдадут, бросят, чужие, чужие, предатели, — так и тогда регулярно кто-нибудь из либералов не выдерживал и вдруг кричал «караул» — и было зачем. Как рядом с Гайдаром («злобным придурком», по мнению «коллег») у Ельцина где-то маячили Полторанин или Коржаков, у Путина есть, скажем, «злобный придурок» (по мнению коллег, без кавычек) Мединский, а где-то рядом — Силуанов или Набиуллина.

Слабости либеральной программы для России после 70 лет СССР были видны сразу, и люди из национально-государственнического лагеря неустанно о них предупреждали. Нет смысла повторять — ни про геополитическое ослабление государства, ни про развал армии, образования, здравоохранения, ни про потерю научно-технического потенциала, ни про социальное расслоение, ни про общее обнищание, ни про крах рубля, ни про все остальное. Во всем в этом либералов и обвинили, и это превратилось в официальную версию истории девяностых годов. Теперь, кстати, по закону не может быть и пересмотрено. Слабости националистической программы для сегодняшней России точно так же очевидны, и люди из либерального лагеря неустанно о них предупреждают. Нет смысла повторять — это и война с братским украинским народом, и геополитическая изоляция, и эмиграция элит, и выпадение из мирового научно-технического обмена, и крах рубля, и экономика в руинах, и раскол государства по этническому принципу, и все остальное. Не то что мы обязательно до всего этого доживем, но во всем этом их обязательно обвинят в ближайшем будущем. И это превратится в официальную историю 2010-х годов. И, по закону, не сможет быть пересмотрено.
38-cit-02.jpg
Цели

Знаете, мы вот говорим, что у нас власть заменяет собственность. Но как-то не делаем из этого некоторых выводов. Собственность — это даже не капитал, капитал вкладывают, чтобы получить новый — он должен работать. А с собственностью такого нет. По отношению к ней есть две задачи — чтобы ее было больше и чтобы ее никто не отобрал. Это и есть то, зачем наше государство.

Оно не инструмент, чтобы чего-то достичь, его ни во что не вкладывают. Выстроить из России европейскую страну, выстроить из России русский мир — господи, что за дичь. Государство само есть главное достижение себя, у него две задачи: чтобы его было больше, чтобы власть была надо всем, до чего можно дотянуться, и чтобы ее никто не отобрал. Все остальное — дымовая завеса для достижения этой цели.

А идеологи нужны, чтобы напустить дыму, обфрустраться и идти лесом. На этом пути они все время встречаются и лаются друг с другом, в результате чего как раз и получается дым (для государства) и вода (смысловая — как отходы производства). Это чрезвычайно интересный, содержательный и волнующий процесс.

Фото: Валерий Мельников/Коммерсантъ, Антон Новодережкин/ИТАР-ТАСС, Stringer/Reuters



×
Мы используем cookie-файлы, для сбора статистики.
Продолжая пользоваться сайтом, вы даете согласие на использование cookie-файлов.