В Москве начались юбилейные торжества, приуроченные к 75-летию композитора Родиона Щедрина.
О заказе в композиторском искусстве, о его коммерциализации, о собственном пессимизме Щедрин рассказал The New Times
Родион Щедрин — Олегу Дусаеву
Родион Щедрин: «Сразу после искусства — спорт!» |
Сейчас я живу по современным меркам. Заказ. Мне заказывают сочинения. Иногда очень неожиданные предложения бывают, даже парадоксальные. Например, Нюрнбергская филармония заказала — и я осуществил этот заказ — написать вступление к Девятой симфонии Бетховена. На тот же состав оркестра, что и у Бетховена. Каждый такой заказ — своего рода экзамен. Либо ты завоюешь еще какие-то очки, как спортсмен, либо, наоборот, потеряешь, потерпишь поражение. Заказ замечателен еще и тем, что там есть определенные сроки.
Дисциплинирует?
Да, у меня всегда лучше получается, когда я знаю, что время меня подхлестывает и партитура к такому-то числу должна быть уже у моего издателя. «Работа не волк, в лес не убежит» — тут уж так не получится.
А творческим планам это не мешает? Вам, может, симфонию писать сейчас хочется, а заказали очередной цикл прелюдий и фуг?
Это форма моего материального существования. Шоферу такси тоже, может, не хочется везти пассажира вдаль, но это его заработок. Для меня моя профессия тоже заработок, и я не стесняюсь это сказать. Такого рода профессионализм мне только помогает. Вы говорите, хочется симфонию написать. Кто вас держит — садитесь и пишите. Выбирайте: сидеть голодным с симфонией или выполнить заказ и получить гонорар. Я когда-то делал мюзикл по заказу японцев на японском языке. Сроки были предельно сжатые. Прямо там, в Японии, в течение двух месяцев до премьеры надо было все написать, 33 номера на тему русской сказки. Я не понимал, почему выбор на меня пал. Но уже после премьеры заказчики мне объяснили, что заложили сведения в компьютер на 100 русских современных композиторов, там было множество пунктов: владеет ли оркестром, голосовой мелодикой, употребляет ли алкоголь, каков почерк, точен ли в сроках и так далее. И компьютер назвал им мое имя.
Как-то расчетливо у вас получается… Композитор вроде должен исключительно в высоких материях существовать.
Я же не могу открыть ларек и торговать спиртными напитками. Меня обманут в первые же десять секунд. Новая система в жизни образуется. Все насмотрелись голливудских фильмов, где у композиторов в голове сразу готовы и симфонии, и оперы… Все это не так-то просто. Бах был обязан писать каждую неделю по кантате, или не получил бы дрова, чтобы отапливать свой дом, и бочонок пива, которое он очень любил. Гайдн жил у князя Эстергази, и соседом его был кучер. Творчество композитора было приравнено к такого же рода службе. Князь говорил: «К следующему воскресенью извольте новый струнный квартет». Все великие художники служили у спонсоров, говоря по-сегодняшнему. Были обязаны создавать новые произведения. И сейчас так же. Просто заказчики изменились. Но если ты посвятил жизнь писанию музыки и люди в тебя верят — по существу, все осталось таким же, как и было.
Какие сейчас проблемы в современном композиторском искусстве?
Вопрос наисерьезнейший. Мне кажется, что проблем миллион. И они наинаболевшие… Та «диктатура авангарда», которая правила бал в композиторском творчестве лет 35 — 40, очень отрицательно сказалась в первую очередь на взаимоотношениях слушателей и композиторов. Современные композиторы утеряли аудиторию за эти годы. Они очень хорошо показались в глазах друг друга, навыдумывав интереснейшие с точки зрения профессионала новшества и в оркестровке, и в формообразовании, и в агогике, и в динамике.
Но аудитория, которая ходила слушать эту музыку, не увлеклась ею, не возлюбила ее и в результате отошла от современной музыки. В первую очередь музыка такого рода стала слишком предсказуемой. Идя на концерт «музыкального авангарда», публика заранее знала, что ее ожидает. Все было суперпредсказуемо: рваные пространства, нервные всплески, страх, дрожь, рефлексии и так далее. Для прикладной музыки это годится. Но для музыки концертного зала там ох как много не хватает…
Обед для любимой жены Майи Плисецкой |
В образовавшееся пространство ринулся шоубизнес, который нас одолевает повсеместно. Это, как я называю, «принудительная музыка». Я пошел вчера купить солнечные очки в аптеку — и там эта музыка. В девять утра тебе уже в уши вкладывают шоу-див и добрых молодцев. Я уже молчу про поезда, гастрономы, кафе, рестораны и аэровокзалы. Везде! Просто совершают над тобой насилие! Приходишь в какой-нибудь магазинчик, где продавец стоит с утра до вечера и все это время ему вбивается в голову эта «музыка». Неужели вы не устали, не обалдели от этого? Нет, попривыкли… Тотальная коммерциализация крепчает с каждым днем. Для того чтобы сыграть современное сочинение, филармония и оркестр должны платить деньги. Менеджеры и продюсеры стараются избегать музыки, за которую надо платить. Авторское право… Оно охраняется в большинстве стран 70 лет. Нужно всем платить — автору или его наследникам, залу, издателю, за прокат нотного материала. Молодым композиторам, начинающим свой путь сегодня, предстоит очень нелегкая профессиональная жизнь.
В основном молодые композиторы занялись педагогической деятельностью или ушли в коммерческое телевидение. Сейчас во многих крупных консерваториях, например в Америке, открыли факультеты коммерческой музыки. Там учат, как писать секунда в секунду для рекламы зубной пасты или женских прокладок… Теперь это блистательно делают. Материально эти композиторы благоустроились, завели семьи. Но не думаю, что у них есть творческое удовлетворение от писания прикладной музыки в 16 секунд или в 32 секунды… Вначале это занятно, но потом начинает осточертевать. Ситуация, не побоюсь этого слова, плачевная…
Вы согласны с тем, что в современном искусстве все определяет не артист, а менеджер?
Ни одному крупному исполнителю без менеджмента просто не прожить. Только самые крупные имена могут презреть мнение своего агента. Десяти пальцев хватит пересчитать, а может, и меньше. Остальные, хотят или не хотят, должны подчиняться мнению продюсеров. У меня, к счастью, много раньше сложились отношения с крупными музыкантами, которые могут продиктовать своим менеджерам, что хотят играть. А лично у меня менеджера нет — у меня есть издательство Schott. Им сегодня принадлежит каждая нота, выходящая из-под моего пера. У Schott на меня права во всем мире, кроме России. Мне издатель заменяет менеджера. Все мои взаимоотношения с оркестрами, фестивалями идут только через них. Издатель выясняет сроки, суммы, всю эту деликатную часть взаимоотношений в современном музыкальном искусстве берет на себя. Даже целый ряд бытовых вопросов.
Вам повезло. Но в будущее классической музыки вы смотрите…
С очевидным пессимизмом! И с сочувствием к тем, кто только начинает свой жизненный путь.
