Есть твердое ощущение, что все мы оказались где-то в начале 1970-х годов: власть стабильна, как никогда, народ и партия едины, углеводородный дурман застит зрение и отменяет необходимость реформ, отечественный спорт на небывалом подъеме, в телевизоре — радостные вести с полей и грустные новости из мира чистогана. А главное — не виден горизонт. Власть не вертикальна, она горизонтальна и вечна.
Основной эмоциональный эффект от операции «Преемник», в ходе которой В.В. Путин стал преемником самого себя, — это чувство полной безысходности и утраты перспективы, характерное для СССР 35-летней давности.
И тогда, и сейчас жизнь продолжалась. Только был утрачен ее динамизм, надежда на лучшее, на сменяемость власти.
Неопределенность временного горизонта пребывания у власти Путина отменяет, по крайней мере на время, ясность с перспективами. Лет десять жизни при государстве, вмешивающемся во все, жизни в отсутствие конкуренции в экономике и политике нам гарантированы. Значит, многие из тех, кто обнаружил свет в конце тоннеля в «ужасные» 1990-е, уже могут не увидеть его на своем активном веку.
Есть, правда, одно утешение. В Белоруссии все началось раньше, чем у нас, и, может быть, раньше и закончится. И тогда мыслящий российский класс эвакуируется в Минск — транзитом через Киев.
Но и у нас наступит какой-нибудь 2017-й, год 100-летия Октябрьской революции и 25-летия антинародных реформ Гайдара— Чубайса. Эрозия режима не может не начаться. Ведь даже после 1970-х наступил 1985-й — это железные, почти марксистские законы истории. Тем более что эра уже не индустриальная, а постиндустриальная, и Россия рискует отстать от передовиков капиталистического производства на несколько десятилетий, даже несмотря на всенародную борьбу за развитие нанотехнологий. Пока мы будем вкладывать туда государственные деньги, а также разрабатывать передовую модель народного автомобиля на базе какого-нибудь «Ауди» 1980 года рождения, супостаты еще что-нибудь изобретут специально для того, чтобы мы отстали.
Система власти, регулярно адаптируемая под потребности одного-единственного политика страны, тоже должна со временем начать трещать по швам, зашитым белыми нитками изменений в законе о правительстве. В советской истории и коллективное, и неколлективное руководство много раз приспосабливало систему под себя. После смерти Сталина пленум ЦК принял постановление «О расширении прав Совета министров СССР» — под товарища Маленкова и его соратников Берию и Хрущева. В 1957 году Хрущев, наоборот, ослабил власть Совмина и учредил совнархозы. В 1977-м Брежнев объединил посты генсека и председателя президиума Верховного совета, потому что ему надоел Подгорный. В 1989-м примерно то же самое сделал Горбачев, потому что центр власти перемещался от партии к Советам. В 1990-м для удержания прежних полномочий потребовался уже пост президента.
Сегодня, чтобы сохранить власть, Путину нужен пост премьер-министра и расширение прав правительства. Возможно, спустя несколько лет потребуется должность председателя земного шара — это дело вкуса и техники.
Но такая конструкция власти обвалится. Жаль только, Андрей Амальрик, написавший в 1969 году эссе «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?», умер. Не у кого спросить — когда?