Инициатор проекта «Последний адрес» Сергей Пархоменко крепит табличку на доме на Долгоруковской, Москва, 10 декабря 2014 года
Проект «Последний адрес» завершен — с таким неожиданным заявлением выступил с импровизированной трибуны в виде стремянки создатель проекта журналист Сергей Пархоменко. «Теперь появится движение, даже мемориал «Последний адрес», — продолжал Пархоменко, вглядываясь в лица собравшихся. На церемонии по случаю открытия знака у бывшего кооператива ГПУ-НКВД на 3-й Тверской-Ямской стояло с полсотни человек, примерно половина из них — правозащитники и журналисты. Тем временем на углу дома на высоте около двух метров от земли человек с шуруповертом прикручивал к стене мемориальный знак.
«Я живу здесь на цокольном первом этаже, это окно моей спальни, а рядом с ним теперь висит табличка. То есть люди будут проходить мимо и заглядывать ко мне в спальню!» — жалуется Надежда Владимировна, жительница этого дома. Кутаясь в шубу, она с неодобрением следит за тем, как табличку с именем Давида Самуиловича Гутермана** крепят к стене: «Таблички эти надо вешать, я не против, но давайте повесим рядом с подъездом!» «Перевесим обязательно», — успокаивает женщину заявитель мемориального знака Заур Афшалумов. Неожиданное недоразумение, похоже, все-таки кончится миром. В ближайшее время в столице появятся еще 8 табличек, процесс набирает обороты.
«Человеческие перспективы «Последнего адреса» очень хорошие, — рассуждает в беседе с NT один из инициаторов проекта архитектор Евгений Асс. — А вот политические... Завтра какой-нибудь чиновник скажет, что, мол, снимайте все, не надо этого». С ним не согласен приехавший на церемонию председатель Совета по правам человека (СПЧ) при президенте Михаил Федотов: проект поддержан правительством Москвы, и вообще, «все, что происходит здесь, соответствует линии президента страны на увековечивание памяти жертв политических репрессий».
Сергей Пастухов (1887–1940) перед арестом работал директором школы
Вдовий дом
Еще четыре мемориальных знака открыты 10 декабря на стене дома Наркомата внешней торговли на Долгоруковской улице, прозванного в народе «Вдовьим домом». По данным «Мемориала», 65 жильцов этого дома были арестованы и расстреляны в годы сталинских репрессий. Рашель Натапова, которая родилась и живет в этом доме, заказала две таблички с именами родителей ее одноклассников — она точно знает, что у этих людей никого не осталось. Об этом рассказывает ее дочь Марина, сама Рашель уже не выходит на улицу — возраст и здоровье не позволяют.
О сталинских репрессиях надо все время кричать, «тем более сейчас, когда о Сталине говорят так хорошо и о расстрелах стараются не вспоминать», — убеждена Ирина Сорока, заявитель еще одной таблички. Ее семья живет во «Вдовьем доме» с середины 1930-х годов. Ирина выбрала из базы «Мемориала» имя соседа по подъезду, которого наверняка знал ее дед — тому чудом удалось избежать посадки, потому что он в отличие от большинства своих соседей — работников Наркомата — не ездил за границу.
Принципиальное отличие табличек проекта «Последний адрес» от разных мемориальных досок, как считает председатель правления общества «Мемориал» Арсений Рогинский, в том, что впервые «в нашей стране, где больше миллиона человек были расстреляны, хоть на какой-то табличке указано слово «расстрелян». Рогинский привел в пример мемориальную доску маршала Михаила Тухачевского на Доме на набережной*** — там ничего не сообщается об обстоятельствах смерти военачальника.
«Все, это конец»
Первые мемориальные знаки в рамках проекта «Последний адрес» были повешены еще 7 декабря, но без привлечения внимания общественности. Как рассказал NT Сергей Пархоменко, это был своего рода пробный шар: три таблички появились на доме Наркомата иностранных дел в Хоромном тупике, рядом со станцией метро «Красные ворота», — это один из первых кооперативов для советской номенклатуры, построенный в 1928 году.
Прадед Марии Пастуховой, заявительницы одной из табличек, Сергей Пастухов купил квартиру в этом доме и жил здесь до своего ареста 16 мая 1939 года. Входная дверь ведет в узкую прихожую, слева две комнаты, прямо — еще одна, направо короткий коридор и крошечная кухня. По современным меркам это малогабаритная трешка, но в конце 1920-х годов, когда дом начали заселять, иметь такую квартиру было чем-то немыслимым. «Проходите, я — Маша», — правнучка советского дипломата одета в темную кофту и джинсы, взгляд внимательный и немного усталый. В квартире многое осталось неизменным со времени постройки: на кухне сохранился холодный шкаф во внешней стене дома (тогдашний аналог холодильника), отверстие с медной заглушкой для вывода трубы самовара, латунные дверные и оконные ручки.
Когда Сергея Пастухова арестовали, он уже ушел с дипломатической службы и работал директором школы. Обвинение стандартное — шпионаж, расстрелян 2 апреля 1940 года. «Наша семья чудом уцелела и осталась в этой квартире, — рассказывает Мария Пастухова. — Правда, в прадедушкин кабинет, из которого при обыске вывезли все, вселился нквдшник. Наша квартира превратилась в коммуналку, а моя прабабушка, которая никогда не работала, пошла работать поломойкой».
С Мариной Райской, заявительницей еще одной таблички, корреспондент NT встретился в привокзальном кафе — она специально приехала из-за города, чтобы рассказать про своего деда, который тоже жил в доме в Хоромном тупике. Марина поправляет воротник светлого свитера крупной вязки и раскладывает на столе старые фотографии. Михаил Карский был послом СССР в Турции, в июле 1937-го приехал в Москву вместе с большой турецкой делегацией. Когда его не позвали на прием в Кремль, он сказал жене: «Все, это конец». Через несколько дней Карский был арестован, а 25 ноября расстрелян по стандартному обвинению в шпионаже. Арестовали и его жену. «Моя мама, ей тогда было 15 лет, осталась в одной комнате нашей трехкомнатной квартиры, — голос Марины Райской дрожит, — а две другие занял следователь НКВД Якушин. Мама рассказывала, что он приходил после ночных допросов под утро и орал во сне». Марина считает, что проект «Последний адрес» — это не только дань памяти погибшим, но и форма гражданского сопротивления тому, что сейчас происходит в стране.
На открытие табличек проекта «Последний адрес» пришли несколько десятков человек, Москва, 10 декабря 2014 года
ТСЖ против
Кооперативный дом в Фурманном переулке строился в конце 1920-х на деньги богатых нэпманов. Потом политический курс сменился, нэпманов пересажали, а их квартиры раздали сотрудникам НКВД и инженерно-техническим работникам. Через несколько лет пришел и их черед. По данным «Мемориала», за время сталинских репрессий в этом доме были арестованы и расстреляны 8 человек, двое из них — работники НКВД, приближенные Генриха Ягоды*, предшественника Николая Ежова на посту главы ведомства. Глава ТСЖ «Дом на Фурманном» Татьяна Лебедева рассказала NT, что среди жильцов еще остались потомки и жертв, и палачей, поэтому прошлое ворошить не принято: «подавляющее большинство членов ТСЖ против того, чтобы на нашем доме появились такие таблички. Кроме того, расстрелянных так много, что это будет похоже на колумбарий!»
В «Доме на Фурманном» родилась и всю жизнь прожила еще одна собеседница NT Нонна Сорокер — ее трехкомнатную квартиру соседи называют частным музеем. В просторной прихожей на стене сохранился черный, еще довоенный телефон, огромный кофр, привезенный дедом Густавом Сорокером из командировки из США, и даже деревянная стремянка, сделанная лет 80 назад. На кухне — нетронутый кафель и плитка на полу, в комнатах скрипит паркет, которому скоро будет 90 лет. Нонна Сорокер, несмотря на солидный возраст, с увлечением показывает свою квартиру, быстро переходя из комнаты в комнату. «Мой дед провел 23 года в лагерях и ссылке. Ну как вы себе представляете, чтобы я согласилась на появление на нашем доме таблички Макса Станиславского — подручного Ягоды?» — возмущается собеседница NT. Дело в том, что главный критерий базы «Мемориала» по репрессированным — факт расстрела и последующей реабилитации человека вне зависимости от того, чем он занимался до ареста. Нонна Сорокер говорит, что одобряет проект «Последний адрес», но идеальным считает то, как поступили жители дома №13 на Маросейке. В арке своего дома они установили памятный знак: «1937-1952. 1941-1945. Всем, кто жил в этом доме, ушел и не вернулся».
Михаил Карский (1990–1937) был обвинен в шпионаже в пользу польской разведки.
| *Цель проекта, созданного частными лицами совместно с правозащитным обществом «Мемориал», — увековечивание памяти жертв политических репрессий. На сайте проекта любой желающий может выбрать имя репрессированного из базы «Мемориала» и за 4 тыс. руб. установить мемориальный знак на доме, который стал последним прижизненным адресом для жертвы террора. |
| **Замдиректора «Центромясоптица» расстрелян 3 ноября 1937 года по обвинению в участии
в шпионской диверсионно-террористической организации. |
| ***Здание на Берсеневской набережной, построенное в 1930-е годы специально для советской элиты. |
