Тома Гомар, директор Центра по изучению России:
Сейчас мы находимся на новом витке милитаристской политики — с обеих сторон. В ЕС раньше говорили о неких рисках для безопасности в Европе, а теперь поняли, что речь идет не о рисках, а о прямых угрозах, — это привело к пониманию необходимости активных действий, в том числе в рамках НАТО.
Арно Дюбьен, директор франко- российского аналитического центра «Обсерво»:
Это невозможно — пока Россия остается ядерной державой. Да и на Западе никто не готов умереть за Донбасс.
Владимир Гельман, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге и Хельсинкского университета:
Есть два принципиальных отличия от времен Холодной войны. Во-первых, советское руководство не опасалось вызовов внутри страны, в то время как российские власти сегодня боятся не столько внешней агрессии, сколько потери власти из-за действий своих сограждан. Проще говоря, Путин знает, что однажды он может разделить участь Януковича, и эти риски со временем могут нарастать. Представления Кремля о ведущей роли Запада в свержении авторитарных режимов лишь усугубляют эти риски. Во-вторых, во времена Холодной войны Советский Союз возглавляли люди, пережившие Вторую мировую войну как глубокое личное потрясение и искренне разделявшие лозунг «лишь бы не было войны». Оттого они вели «борьбу за мир» посредством ядерного сдерживания и глобальной конфронтации с Западом по всему миру. Для сегодняшнего российского руководства война не является табу, и оттого угрозы применения ядерного оружия начинают выступать в качестве аргумента, причем не только во внешней политике. Нельзя исключить, что если угроза свержения путинского режима (при поддержке Запада) будет восприниматься российскими властями как реальная, они не остановятся перед превентивными ядерными ударами по странам Запада, стремясь захватить вместе с собой в мир иной и своих политических противников. По крайней мере, Кремль может прибегнуть к угрозам такого рода, стремясь минимизировать риски потери власти. Поэтому речь идет не столько о войне в привычной или непривычной нам форме, сколько об опасности мести со стороны загнанных в тупик политиков, для которых нет выхода.
Марк Креймер, директор Программ по изучению Холодной войны Гарвардского университета:
Страны-члены НАТО совершенно однозначно дали понять, что они не собираются использовать военную силу для защиты Украины, и я полагаю невозможным, чтобы государства-члены НАТО решились бы эту свою позицию изменить. Этот урок уже был однажды преподан Грузии в августе 2008 года во время войны с Россией. Вероятности военного конфликта между Россией и странами НАТО по поводу Украины я не вижу.
Федор Лукьянов, главный редактор журнала «Россия в глобальной политике»:
Если считать Европой Украину, то да — в случае, если президента серьезно спровоцируют (концентрацией иностранных сил в непосредственной близости от Украины или на ее территории), Путин может ответить возобновлением масштабной войны на востоке Украины. В остальной Европе — нет, «горячая война» невозможна.
Гётц Нойнек, замдиректора гамбургского Института проблем мира и безопасности:
Военный конфликт между Россией и США или Россией и Европой вряд ли случится. Однако пока стороны проводят военные маневры у границ друг друга, теоретическая возможность «горячей войны» есть.
Строуб Тэлботт, президент Brookings Institute, заместитель госсекретаря США
в администрации президента Клинтона в 1994—2001 гг.:
Кошмар прямого столкновения нельзя исключить, особенно если Путин попытается проверить готовность стран-членов НАТО, прежде всего — прибалтийских государств. Прокси-войны — они возможны.
Дмитрий Тренин, директор Московского Центра Карнеги:
Нынешняя ситуация опаснее, чем период конца 1940—1980 годов. Отсутствует — особенно на Западе — и чувство опасности. В США и ЕС перестали бояться ядерной войны. Все это при определенных обстоятельствах может иметь фатальные последствия. Холодная война, в конце концов, осталась холодной. В отношении нынешнего конфликта таких гарантий нет.
