О состоянии тяжелобольного солдата-срочника Романа Рудакова руководство госпиталя Бурденко еженедельно докладывает министру обороны Анатолию Сердюкову.
Корреспондент The New Times, назвавшись дядей больного, проник в военный госпиталь имени Бурденко и навестил Рудакова
Мой первоначальный план был прост: постараться передать родственникам Романа на время посещения больницы диктофон или как минимум подробно расспросить их о состоянии больного сразу же после посещения. Но сестры Рудаковы, не зная, что ждет их внутри, попросили меня пойти с ними, предложив представиться дядей Романа. По стечению обстоятельств на тот момент я был прописан в Псковской области, где родился Рудаков. Этой прописки и поручительства сестер оказалось достаточно, чтобы мне выдали пропуск. Мы вошли на территорию военного объекта, закрытого для всех журналистов Москвы.
— В Бурденко —
Бабушка Романа Рудакова с портретом больного внука |
40-е отделение реанимации и интенсивной терапии расположено на первом этаже хирургического корпуса. От остальных помещений оно отделено стальной дверью с электронным замком. Мы назвали себя по внутренней связи, и нас впустили внутрь. За дверью реанимационного отделения стоит шкаф, в котором хранятся стерильные пластиковые халаты, бахилы и шапочки. Рядом находится контейнер для утилизации использованных вещей: ни один из защитных предметов не используется дважды. После того как мы облачились в стерильную одежду, к нам вышли лечащие врачи Романа Рудакова.
Первое, что бросается в глаза при посещении реанимации, — утомленность и нервная взвинченность врачей. Каждый из них в разговоре периодически упоминал о давлении со стороны СМИ и распространяемой ими дезинформации. Врачи утверждали: обостренный интерес к делу Рудакова не помогает им в работе, а бесцеремонные звонки и расспросы вовсе отвлекают от исполнения обязанностей.
Действительно, внутри стерильного, тихого реанимационного отделения положение Романа воспринимается иначе. Отсутствие публичных сведений о его здоровье, объявленное «во внешнем мире» информационной блокадой, внутри оказалось простым исполнением 31-й статьи закона об охране здоровья граждан (врачебная тайна), запрещающей без согласия пациента (или родных) передавать сведения о его диагнозе и состоянии здоровья посторонним людям. Рядом с Романом на тумбочке лежит телефон, который он редко включает из-за плохого самочувствия.
Роман Рудаков всегда хотел служить в армии
«Нам нечего бояться, нечего стыдиться, нечего скрывать, — утверждают хирурги госпиталя Бурденко. — Тромбофилия — наследственное заболевание, неразличимое при простом медосмотре. Да, Романа призвали на военную службу. Могли изменения режима и армейские нагрузки повлиять на здоровье? Современная медицина точно не знает. Может, да, а может, нет. До проявления болезни люди с тромбофилией выглядят абсолютно здоровыми и ведут полноценную жизнь. Чтобы выявить такое заболевание еще в военкомате, нужно проводить генетическую экспертизу. Пропускать через нее каждого призывника невозможно: заболевание очень редкое, встречается чуть ли не у одного из миллиона. А генетическая экспертиза стоит больше 7 тысяч долларов и для объективного результата должна проводиться в двух независимых центрах».
— В палате Сычева —
Роман лежит в палате, которую за несколько месяцев до него с тем же тяжелым заболеванием занимал рядовой Андрей Сычев. Врачи признают: обострение тромбофилии вызывается грубым внешним воздействием или сильным стрессом. И в деле Сычева, и в деле Рудакова судом был установлен факт неуставных взаимоотношений. Оба раза врачи не решались с уверенностью сказать, что конкретный удар или толчок повлек за собой развитие болезни. Но при разборе дела Андрея суд посчитал необходимым признать эту связь, при разборе дела Романа — нет. «Поймите, это обострение могло произойти от чего угодно, например от толчка в автобусе сразу после дембеля, — рассказал один из лечащих врачей Рудакова. — Но «на гражданке» пациент с таким тяжелым диагнозом практически никогда не выживает. Здесь же он бесплатно получает лучшее дорогостоящее лечение».
Рядовой Рудаков подключен к аппарату искусственной печени (по словам врачей, один сеанс стоит 10 тысяч долларов), аппарату искусственной вентиляции легких. Раз в месяц ему проводят процедуру иммунозаместительной терапии (вводится препарат стоимостью 8 тысяч долларов), раз в две-три недели для улучшения крови вводится импортный белок, аналогов которого в стране не производится. Он постоянно нуждается в антибиотиках (один пакетик — 3 тысячи рублей). Из-за отсутствия части кишечника Роман не может питаться обычной пищей, и необходимые вещества вводятся ему внутривенно. «Знаете, ведь это первый случай в мировой практике, чтобы человек с подобным заболеванием и такими травмами прожил больше полугода. А здесь он живет практически год, — говорят лечащие врачи Рудакова. — Даже знаменитый хирург Готье сказал, что ни в одной больнице России такого пациента не смогли бы сохранить так долго. Мы не гонимся за пиаром, но этот случай может стать примером для будущей медицины».
Московские врачи хорошо отзываются о своих петербургских коллегах, опровергая слухи о том, что в Санкт-Петербургском военном госпитале Рудаков не получал должного ухода. «Петербургские коллеги сработали изумительно! На них легло самое тяжкое бремя: им надо было сохранить жизнь пациента в тот момент, когда большинство подобных больных погибает, — считают медики госпиталя Бурденко. — Они ему помогали, сколько могли, но поняли, что дальше не потянут. Перевоз Романа в Москву был абсолютно целесообразен: главный госпиталь снабжается лучше, чем большинство клиник страны, в том числе и частных». Похоже врачи не знают, что предложение перевезти больного солдата в Москву впервые поступило именно от правозащитников, тогда как Сергей Иванов, занимавший в тот момент пост министра обороны, настаивал, что все необходимое лечение больной может получить в Петербурге.
— Шансы есть —
Руководитель центра трансплантации Института скорой помощи имени Склифосовского Алексей Чжао на прошлой неделе заявил, что операция Рудакову будет сделана уже в октябре и шансы на ее успешное завершение есть. До сих пор родственников солдата больше всего волновал вопрос: почему так и не была сделана операция по трансплантации кишечника? Если вначале речь шла лишь о пересадке тонкой кишки и рассматривалась возможность использовать в качестве донора отца пациента, то теперь Рудаков дополнительно стал нуждаться в пересадке печени.
Проблема осложняется тем, что главный военный госпиталь страны не занимается трансплантологией. Операции такого уровня практически не делаются в России. Свою задачу сотрудники Бурденко видят в первую очередь в подготовке пострадавшего к операции.
За все прошедшее время подходящий материал для пересадки был найден лишь однажды, но Романа в тот момент не смогли прооперировать из-за внезапного ухудшения здоровья. В таком же тяжелом состоянии он находился и в день нашего посещения госпиталя. По словам начальника центра анестезиологии и реанимации Владимира Пасько, состояние больного протекает волнообразно. «Мы не можем держать его постоянно на заместительной терапии, — рассказал Пасько в интервью The New Times. — Она ослабляет резервы организма и лишает его иммунитета. Попутно, препятствуя образованию тромбов, мы вводим ему препараты, лишающие кровь способности свертываться. В таком состоянии любое осложнение может сопровождаться обильным кровотечением. Поэтому ухудшения самочувствия неизбежны, особенно при перепадах погоды. Но мы заверяем вас, что в ближайшее время он станет чувствовать себя лучше и будет готов к трансплантации».
— «Он хочет в армию» —
Роман Рудаков лежит в большой просторной палате, опутанный трубками, как и перед отъездом из Петербурга. Очень худой. Желтый. Желтизна окрасила даже белки глаз. Из-за катетера во рту он может лишь слабо улыбнуться входящим. Узнает всех и понимает, о чем ему рассказывают. В его распоряжении телевизор с DVD-плеером, игровая приставка Sony Play Station, только врачи жалуются, что в последнее время он ими не пользуется. «Рома очень сильный человек, немногие смогли бы продержаться настолько долго в тяжелом состоянии между жизнью и смертью. Но он начинает уставать, появляются капризы, — жалуются хирурги. — Сейчас ему нужна воля для борьбы. Персонал у нас квалифицированный, все желания Романа по возможности учитываются».
Начальник госпиталя Игорь Максимов не исключает возможности того, что Рудаков будет прооперирован за рубежом. «Этот вопрос сейчас обсуждается, — рассказал Максимов The New Times. — Опытом проведения таких операций обладают врачи Израиля и Германии. В Германии лечение лучше. Сейчас руководство госпиталя пытается выйти на Сергея Иванова или другого заместителя председателя правительства, с тем чтобы поставить их в известность о нашей ситуации. Все сроки ожидания заканчиваются, пора принимать экстренные меры. В качестве возможных мест лечения мы рассматриваем клиники в Тюбингене и Берлине. Этот вопрос должен решиться в течение ближайших дней».
Родные покидают госпиталь Бурденко немного приободренные. Мама Рудакова, Людмила Михайловна, рассказывает: «Знаете, Рома не держит обиды на службу. Когда отец приезжал, сын долго не признавался, говорил, что заболел от тяжести кастрюль. А потом уже сказал, что его бил офицер. Бил в живот сапогами. И сразу у него появились эти рези в животе. А Рома очень хотел в армию идти. Я, когда последний раз разговаривала с ним, спрашивала: Рома, а ты сейчас пошел бы в армию служить? Он говорит: да».
Роман Рудаков, 1986 года рождения, был призван из Псковской области в ряды Вооруженных сил РФ и проходил службу в Ленинградской области, в стройбате. Как стало известно уже после госпитализации, во время службы Романа избивали старослужащие и офицеры, в подчинении которых он находился. В конце сентября прошлого года, за месяц до демобилизации, он был доставлен в окружной военный госпиталь Санкт-Петербурга с диагнозом «непроходимость кишечника». До ближайшей медицинской части больному солдату пришлось добираться с места службы пешком. В госпитале Роману срочно была удалена тонкая кишка. У него обнаружилось врожденное заболевание крови. Оно-то и стало причиной страшной внутренней болезни. Врачи не отрицают, что спровоцировать резкое ухудшение состояния больного могла внешняя травма. Однако расследование военной прокуратуры и медицинской комиссии не выявило связи между побоями и кризисом, повлекшим за собой операцию. При этом сам факт неуставных отношений был установлен.