Нынешний год юбилейный — 150 лет судебной реформе. 20 ноября 1864 года Александр II начертал в судебных уставах: «быть по сему». По сему - это значит учредить на Руси «суд правый, скорый и милостивый». Очень интересно, что в этой реформе, которая была, конечно же, кардинальной для самодержавной России 19 века, появилась самостоятельная судебная власть, отделенная от власти административной. Были учреждены мировые суды, а судебное следствие отделили от полицейского сыска. Но главное — был учрежден суд присяжных и присяжная адвокатура.
Самая эффективная реформа
Категория справедливости очень опасная. Все революции и реформы происходили в поисках этой самой справедливости. И бывало так, что поиски справедливости приводили к еще большей несправедливости.
А потому мне бы хотелось поговорить о странности справедливости правосудия. В последнее время звучала такая фраза, которая произносится разными представителями нашей власти и политики: «Россия не Европа». Второй момент — Россия в силу своей обширности другим странам пример давать должна. Третий — справедливость состоит в том, чтобы на основе судебного разбирательства был осужден и подвергнут справедливому наказанию виновный и был оправдан невиновный. Сейчас на существующий порядок судопроизводства была предпринята атака Следственного комитета, который говорит о том, что надо ввести в уголовно-процессуальный кодекс высокое слово «истина». Понимаете, нет истины, которая была бы сопряжена со справедливостью. На фоне этого утверждения я пытаюсь рассуждать на тему того, каким должно быть справедливое правосудие. И оттолкнуться хочу от того, что произошло 150 лет назад. Судебная реформа кардинально изменила всю ситуацию судопроизводства в России. Она оказалась самой последовательной, эффективно реализованной и давшей плоды почти мгновенно.
Ничего подобного в России просто не было. 300 лет в царской России существовал абсолютно безгласный инквизиционный процесс. Не было никакого состязания сторон, гласного, устного судебного разбирательства. Когда появлялись сведения о том, что совершено преступление, виновников задерживали, появлялись ходатаи и стряпчие. Слово «адвокат» считалось ругательным, потому что адвокатов считали виновниками всех потрясений, всех революций.
И в 1864 году у нас было учреждено правосудие по самым высоким мировым стандартам. Появился суд присяжных, причем в классическом англо-саксонском варианте, когда представители народа решали вопросы виновности и невиновности по самым тяжким преступлениям. Были введены мировые судьи, появились адвокаты.
Казалось бы, никаких условий для реформы не было. Опасения, что реформа не удастся, были оправданы. У народа, веками подвергавшегося угнетению, по Мирабо, изменяются все чувства, рабство изменяет их, создает социальное привыкание, чуждое всяким переменам, ибо утрачивается способность размышлять. Поскольку три века в России существовала именно такая ситуация, удивительно, что общество мгновенно откликнулось на этот порыв к свободе и праву, который, конечно же, был осуществлен сверху. Пора воздать должное самому великому правителю России Александру II.
Красные бюрократы
Говорят, что все реформы — отмену крепостного права, земскую реформу — Александр II провел с кучкой «красных бюрократов». Красными их называли потому, что они перестали краснеть за дикость и крепостничество. Удивительно, в стране полуфеодальной, в которой крепостничество проникло во все поры общественной жизни, вдруг, мгновенно сыскались люди, которые сразу же вошли в новый порядок судопроизводства. Казалось бы, это не вписывалось в ту закономерность, которую вывел Мирабо.
Была определена задача создать суд «правый, скорый, милостивый». Что это означало? Правый — отделить виновных от невиновных, скорый — не затягивать. А что означало «милостивый»? Сергей Александрович Зарудный, которому Россия более всех обязана принятием судебных уставов, определил суть правосудия так: правосудие требует не только твердости и непреклонности решений, но и снисходительности к неизбежным слабостям человека.
Как человечество решало эту задачу справедливого правосудия? Судопроизводство было всегда вписано в некоторый контекст — культурный, общественно-психологический.
Наша цивилизация стоит на трех китах: рационализм древних греков, монотеизм Ветхого Завета и единое право для всех.
Одним из наиболее древних видов судопроизводства был суд присяжных, гелиастов. Греческие граждане выбирали 5 тысяч представителей из народа, на каждое дело отбирался 501 человек, которые судили. Как раз эти гелиасты в свое время судили Сократа.
Римляне подхватили этот классический тип процесса, в который государство не вмешивалось. А дальше наступило Средневековье. Общество было религиозное, считало, что все от бога, и поэтому рациональных поисков истины не было.
Истина и пытка
Когда эти предрассудки все-таки были преодолены, средневековые юристы-глоссаторы стали двигаться в том направлении, что все должно проверяться разумом. Поставили задачу поисков истины. И они столкнулись вот с чем. Абсолютно правильным шагом вперед было осознание, что установить, было ли совершено преступление и кто его совершил, можно по тем следам, которые остались в сознании людей и в объективной обстановке. Этот прорыв обусловил дальнейшее развитие судопроизводства. Но с чем они столкнулись? Сплошной субъективизм - люди, везде люди. Одни люди, судьи, судят других людей, обвиняемых, на основании свидетельств третьих людей. Кругом несовершенство, ненадежные элементы, а истину надо установить. Они были преданы Истине, они ее обожествляли. И как сделать так, чтобы не было никаких сомнений? Они пришли к выводу, что универсальным средством достижения истины является пытка. Причем человек, которого пытали, должен был не просто закричать «Виновен!», а проявить виновную осведомленность, то есть сообщить о таких обстоятельствах, которые не могли быть известны невиновному. Была разработана система формальных доказательств. И это мало чем отличается от нынешних норм, которые записаны в курс криминалистики.
И в полном соответствии с истиной они пытались описать все доказательства, которые возможны. Так возникла система формальных доказательств. Совершенным доказательством считалось признание, согласные показания двух свидетелей и все многообразные улики. Но достичь этого абсолюта было невозможно, и появилась самая главная проблема — недоказанной виновности. Все усилия употреблены, собрали все, что могли собрать, но нельзя прийти к выводу: виновен человек или не виновен. И поэтому судьи выносили один их трех вердиктов: виновен, не виновен и оставлен в подозрении. И вердиктов «оставлен в подозрении» было до 80%. То есть сотни тысяч людей в Средневековой Европе до конца жизни носили ярлык неразоблаченного преступника.
И подобное продолжалось в России до 1864 года. Что появилось в уставах уголовного судопроизводства? Появилась презумпция невиновности. Давно уже существует поговорка: «Лучше десять виновных оправдать, чем одного невиновного осудить». Но презумпция невиновности не работала, потому что фактически на суд возлагалась обязанность оправдания обвиняемого.
Тогда появился новый контекст, который состоял в том, что право должно господствовать на основе некоторой фикции, но фикция эта вырастает из признания более высокой ценности, нежели истина. И ценность эта — права и достоинство личности. Поэтому пытка недопустима для раскрытия преступления. Должна быть гласность состязательного процесса, где судья никакой истины не ищет. Истина - достояние инквизиционного процесса. А здесь суд организует процедуру и пространство, где состязаются две стороны: обвинения и защиты. И все упирается в проблему доказанности.
То, что царь-батюшка доверил решать вопросы представителям народа, говорит о том, что он доверял своим подданным. Он верил, что народ честный, добросовестный и справедливый. И вот суд присяжных и присяжная адвокатура прославили матушку Россию.
Представители народа решали сложные дела. И абсолютно опровергли все обвинения вроде - как они могут решать, если не обладают специальными познаниями. А смысл в том, что не нужно никаких специальных познаний для того, чтобы сделать оценку на основе непосредственного восприятия доказательств, непосредственного свидетельства состязания, когда прокурор и адвокат спорят между собой. Здесь нужны только здравый смысл и совесть.
Советская инквизиция
Суды присяжных просуществовали до 1917 года, а потом эта система была просто порушена.
Ленин писал так: «Важно не то, чтобы за преступление было назначено суровое наказание, а то, чтобы каждый случай преступления не остался нераскрытым». Меня в свое время это поразило, ведь есть же латентная преступность. Я полез в первоисточники, раскрыл Чезаре Беккариа* «О преступлениях и наказаниях»: «Каждое преступление, сделавшееся известным, не должно остаться безнаказанным, но бесполезно отыскивать того, чье преступление скрыто во мраке».
У Ленина получается утопическая конструкция. И в 1961 году утопия была развита дальше в программе КПСС. Была поставлена такая задача: в обществе, строящем коммунизм, не должно быть правонарушений и преступности. И отмерялось 20 лет, а в 1981 году преступность должна была исчезнуть. Но преступность идет своим путем. Это привело к тому, что в годы советской власти стал привычным неоинквизиционный процесс. Он привел к массовому сокрытию преступлений от учета. Никто же не хочет работать плохо.
Вы знаете, какая была статистика в 70—80-е раскрытых краж. А процент раскрытых убийств приближался к ста. Пыточное следствие. Отличие было лишь в том, что средневековые глоссаторы действительно считали возможным с помощью этого установить истину, а у нас с помощью пыток важно было добыть признание.
Советскому судье выдавалось дело, огромный том, и судья был изначально заряжен на то, чтобы вынести обвинительный приговор. Вот для этого и нужен суд присяжных. Именно поэтому на протяжении 20 лет в России не было оправдательных приговоров. Был институт возвращения дела на доследование. Если в суде не была доказана вина или, более того, была доказана невиновность, оправдательный приговор не выносился, дело отправлялось на доследование, и там все гасло в тиши кабинета следователя.
И сейчас, когда в 2002 году был принят новый Уголовно-процессуальный кодекс - а Уголовный кодекс не может существовать без процедуры, - у нас пошло отделение судебной власти от стороны обвинения и стороны защиты. De jurе это так, а de facto презумпция невиновности у нас в судах отсутствует, и сомнение не трактуется в пользу обвиняемого, потому что судьи наши не ведают сомнения.
В УПК РСФСР одна и та же задача ставилась перед оперативным работником, следователем, прокурором и судом. Все они раскрывали преступления, изобличали виновных и искали истину.
И сейчас Следственный комитет предлагает вернуться в прошлое. Он вознамерился ввести категорию истины, которую должен искать суд. И в тех случаях, когда прокурору не удалось доказать обвинение, суд вовсе не должен, согласно этому законопроекту, выносить оправдательный приговор. Он должен отправить его на доследование.
Какой парадокс: высокое слово «истина» используют для того, чтобы фактически закопать справедливость правосудия, потому что никакой истины нет. Перед тобой сидит человек на скамье подсудимых, и вопрос ставится не так: «Кто совершил?» Вопрос ставится такой: «Он совершил?» И ставится этот вопрос по отношению к человеку, которого уже арестовали, который уже под стражей и томится там месяцы или годы. Вот он - виновен или не виновен.
И хорошо, что представители уголовно-процессуальной науки в большинстве своем высказались отрицательно по поводу этого законопроекта, потому что в основе судопроизводства демократического правового государства лежит то, о чем сказал Монтескье: должна быть защищена невиновность. Если не защищена невиновность, не защищена и свобода.
Если не защищена невиновность, не защищена и свобода.
