Константин Богомолов породнился с «Ленкомом»: сезон открылся «Борисом Годуновым»

54_01.jpg
«Руководство Древней Руси обычно состояло из трех-четырех человек — Прокурора, Патриарха, Генерала и самого Царя» — сообщает бегущая строка над сценой (в ролях персонажей «царского пула» — актеры Алексей Скуратов, Александр Сирин, Иван Агапов) /фото: Александр Стернин / Пресс-служба театра «Ленком»
Марк Захаров давно присматривался к Константину Богомолову. Какое-то внутреннее чутье подсказывало — мы с этим парнем одной крови. И это действительно так. Их объединяет одна природа юмора — оба тяготеют к мрачному абсурду, веселой «чернухе», сарказму. Этого уже достаточно. Ну еще они любят, чтоб музыка была и чтоб пели. Любят «надругаться» над классикой — разбавить, дописать, скомпилировать, «поотсебятничать». Терпеть не могут патетику всякого рода, просто заболевают от нее. Оба любят рисковать, подставляться под критику, дразнить публику. Еще Сорокина любят, считают его главным русским автором современности. Захаров давно мечтает поставить «День опричника», но не придумался спектакль до сих пор. Богомолов принес на первый разговор в «Ленком» рукопись еще не изданной «Теллурии», но не случилось пока. «Борис Годунов» возник после долгих обсуждений названий и авторов, среди которых было немало классиков мировой драматургии. Первой работой Богомолова на сцене «Ленкома» могло стать что угодно — от Горького до Шекспира. Но стал «Годунов».

Пушкин в изгнании

Этот спектакль догоняет вас не сразу. Оглушенные, вы возвращаетесь домой: в голове «Танцуй — Россия! Плачь, Европа!», перед глазами — Збруев в гриме Хит Леджера-Джокера, и ни одной пушкинской строчки. «Как же так?» — возмущается поврежденный мозг. Где «достиг я высшей власти»? Где «мальчики кровавые в глазах»? Где «народ безмолвствует»? Какие-то побасенки вместо великой русской трагедии: песни Глюкозы, шашлычки на кремлевской лужайке, Сопот-79, менты-гомики, урка с заточкой и Тимошенко с косой, сын Березовского и «Познер в изгнании»… Где Пушкин?! Впрочем, Пушкина здесь в избытке — патриот Афанасий Пушкин, «советник царя по делам маленьких детей и несчастных стариков» и эмигрант Гаврила Пушкин, ведущий Самозванца на Кремль (обоих играет Виктор Вержбицкий). Есть еще один Пушкин — автор «Клеветникам России» (это специально для Проханова с Киселевым). И еще один — тот, который «ай да сукин сын!» Похоже, все без исключения московские критики, вернувшись с премьеры, бросились к первоисточнику, чтобы удостовериться: «сукин сын» написал КОМЕДИЮ!

«Комедия о настоящей беде Московскому государству» в пересказе Константина Богомолова выглядит жутким фарсом, кровавым лубком, волшебным блюдцем Бабы-яги, в котором она высматривала кошмары грядущего. Перед нами Россия, которой нет на карте мира. Россия стертая, срезанная, как бородавка, как червивый гриб. Страна, законопаченная в короб без окон и дверей (художник Лариса Ломакина), равнодушная, тупая, мертвая, застывшая огромной бесформенной кучей перед мерцающим экраном. «Шшшш...» — катятся шины по безлюдному граду Московскому. Пушкин знал, как безмолвствует народ. Народ зачищен.
54_02.jpg
Караван «Груза-200» нескончаемымым потоком плывет сквозь Кремль/ Пресс-служба театра «Ленком»

Клюквенный сок

Ритм спектакля рваный, распадающийся на куски, на обрывки человеческой речи, здесь все не-чле-но-раз-дель-но: и слова, и чувства, и поступки, и преступления. Подобно героям Оруэлла, мы изъясняемся на примитивном «новоязе», что вспыхивает титрами на экранчиках: «Монастырь. Сюда пришел ГАдунов», «На Руси шел 1579 год, а в Польше проходил фестиваль «Сопот-1979», «На границе стоит ресторан «На границе»… Народ в зале послушно читает все, что ему пишет режиссер. «Народ, — читает народ, — терпеливо ждет, когда ему скажут, что дальше» (на этих словах народ понимающе усмехается). «Народ, — читает народ, — тупое быдло» (народ слегка озадачен, он не понимает — ему шутят или его оскорбляют). Когда эта надпись будет повторяться и повторяться в гробовой тишине, народ начнет волноваться. Когда надпись вспыхнет раз в десятый, из неспокойного, но еще послушного зала раздастся голос смельчака: «И долго это будет продолжаться?!» Народ начнет радостно оборачиваться и ободряюще посмеиваться — типа, молодец, правильно! Однако веселая народная поддержка смельчака быстро угаснет и сменится угрюмым раздражением, наглядно демонстрируя короткую дистанцию между «молодец-правильно» и «заткнись-козел». (Один из зрителей уже признался в соцсетях, как он повелся на провокацию и даже вскочил со своего места, намереваясь выкинуть хулигана из зала.) Этот забавный капустник кончается совсем уж лубочным выстрелом и растекающимся кровавым пятном на белой рубашке «недовольного зрителя», картинно заламывающего руки и истекающего «клюквенным соком». В жизни-то ненависть разлита не клюквенная, а самая что ни на есть кровавая, горячая, липкая — и этой обыденностью смерти, насилия, садизма спектакль наполнен до края.

Гришка Отрепьев изъясняется на фене, а любимец государя – с откровенно «кадыровским» акцентом

Как и политическими аллюзиями — прямыми, площадными, ярмарочными, бьющими прямо в лоб, да с такой силой — что искры из глаз. Золотые часы Патриарха, бесконечный караван «груза-200», текущий сквозь Кремль, несдираемая с головы «шапка Мономаха», зачищенная под инаугурацию Москва, Чудов монастырь как лагерная зона (чем не Соловки?), Пимен, набивающий свои «сказанья» татуировками на спинах монахов-шестерок, телевизионные «вести с фронта», иллюстрирующие преступления «польских оккупантов» жуткими кадрами из «Александра Невского» — когда тевтонские рыцари швыряют в огонь орущих белокурых младенцев («Смотреть на это нет сил, но смотреть это необходимо», — комментирует телеведущая с интонациями Кати Андреевой).

Страна, застывшая во времени, провалившаяся в него, эксгумированная, но не воскрешенная, залитая кровью, но бескровная как вампир, страна гробовой тишины и животного воя, страна бессмысленных смертей и пустых жизней. «Убей побольше русских и жидов», — наставляет Марина Мнишек своего Самозванца. Пленный русский солдат Рожнов умирает за Родину с криком «Пидарасы!» Вся многовековая история Руси уместилась в одном слове. Вся наша национальная гордость. Все наши победоносные войны.

Лики и лица

Зеркального отображения нынешнего безумия авторам удалось добиться: опрокинутые то ли в средневековье, то ли в советский «третий рейх», то ли в секту православных коммунистов, мы мучительно ищем оправдания нашему убожеству, нашей покорности, нашей слепоте, нашей готовности принимать логику зверя. А надо просто поменять смыслы, перевести стрелки, прочистить горло водкой, поставить свечку — и вот уже мурло Самозванца из Новороссии и не мурло вовсе, а лик.

В «Годунове» нет массовых сцен, на пороге церкви царя встречает Юродивый в балаклаве, Гришка Отрепьев изъясняется на фене, Марина Мнишек — через переводчика, а любимец государя — с откровенно «кадыровским» акцентом.

Актеры, как это заведено у Богомолова, играют не роли — а спектакль. Это особый способ сценического существования, когда роль не прорастает сквозь тебя ботвой, не разъедает твою плоть, а существует в виде аксессуара — вроде сумочки в руке или пиджака, наброшенного на плечи, который ты можешь в любой момент скинуть. Игорь Миркурбанов (Отрепьев), Виктор Вержбицкий (Пушкин и Пушкин), Павел Чинарев (Солдат, Басманов и еще много ролей) этот «богомоловский» стиль давно освоили и справляются с ним буквально «играючи», свободно, с каким-то наглым куражом. Ленкомовские актеры (Александр Збруев (Годунов), Мария Миронова (Мнишек), Иван Агапов (Патриарх), Александр Сирин (Шуйский), Семен Шкаликов (Курбский)) вписались в эстетику чужого языка блестяще, что еще раз доказывает наличие внутренней кровной связи между худруком «Ленкома» и режиссером Богомоловым. Ждем продолжения.


×
Мы используем cookie-файлы, для сбора статистики.
Продолжая пользоваться сайтом, вы даете согласие на использование cookie-файлов.