2 сентября, на заседании совета по вопросам проведения итогового сочинения в выпускных классах, министр образования и науки Дмитрий Ливанов предложил не учитывать грамотность при оценке школьных сочинений.
фото: ИТАР-ТАСС
«Называется он Какографополь. Многошумный, грохочущий, суетливый город, каких много. Как будто ничем не отличается от знакомых нам городов. Разве только — вывесками. Почти на каждой — какой-нибудь рисунок; без рисунков почти и не видно. Написано: «ремонд Шлябб» — и нарисована шляпа с аккуратной заплатой (значит, только что из ремонта). Немного дальше — «Овасчи и фруккты». На рисунке репа, морковь, яблоки. Недалеко снова такая же вывеска: «О! Выщчи ифругкты» и повторяется рисунок. Полвека назад этими словами начал одну из глав своей книжки об орфографии замечательный русский лингвист Михаил Викторович Панов. Похоже, к построению Какографополя в масштабе всей страны мы уже изрядно приблизились.
Несколько дней назад министр образования и науки Дмитрий Ливанов заявил: «Считаю, ставить оценку за грамотность не нужно. Это сковывает, человек боится сделать ошибку и пишет совсем не так, как мог бы или хотел».
Безусловно, инициатива господина министра будет способствовать дальнейшему падению уровня грамотности — в изучении любого предмета, и русский язык не исключение, школьники мотивированы предстоящим экзаменом очень сильно. Кроме того, труд учителей, проверяющих сочинения, грозит превратиться в труд дешифровщиков, поскольку фонетическая система русского языка устроена так, что одно и то же слово можно написать множеством различных способов (что и показал М.В. Панов в приведенной выше цитате).
„
Если человек не умеет писать грамотно — это, по сути дела, означает, что он вообще не умеет писать, он неспособен к письменной речи
”
Само предположение, что написать приличное сочинение способен человек, знакомый с орфографией столь скверно, что сам факт ее существования не дает ему выразить мысль и перекрывает поток речи, абсолютно абсурдно. Напрасно ждать от человека, пишущего «извените», «порламинт», «рилегеозный» и ставящего чуть ли не в каждой фразе запятую между подлежащим и сказуемым, хорошего и внятного письменного текста. Орфография — это не виньетка письменной речи, тем более — не сковывающие ее цепи. Орфография — глубоко органичная и неотъемлемая ее часть. Если человек не умеет писать грамотно — это, по сути дела, означает, что он вообще не умеет писать, он неспособен к письменной манифестации речи. Письменная и устная речь — два разных вида речевой деятельности, и у культурного образованного человека сформированы они оба. Вообще, как мне кажется, главная задача школьного сочинения — как раз формирование и закрепление у ребенка навыка свободной письменной речи. Именно отсутствие этого навыка порождает тот жуткий нечитаемый канцелярит, которым изобилуют сегодня, например, пресс-релизы российского МИДа и других госструктур.
Впрочем, предложение министра Ливанова нисколько не удивительно. Оно вполне соответствует общей установке нынешней власти на презрение (и подозрение) к людям, грамотно и свободно владеющим как устной, так и письменной речью. (Кстати, коллега Ливанова, министр культуры Мединский в те же дни посетовал, что гуманитариев в стране развелось пруд пруди).
А как же при этом защита русского языка, провозглашаемая сегодня со всех государственных трибун? В свете событий последних месяцев могу предположить, что человек, защищающий русский язык с оружием в руках на территории другой страны, более удобен для власти, чем тот, кто безупречно этим языком владеет и тонко его чувствует.
Зато всем скоро будет позволено писать, как защитнице духовных скреп, Елене Ваенге: «Меня трисёт. Попробовали бы они так в мичети».