Корреспондент The New Times поговорил с украинской семьей, решившей спастись от гражданской войны в Ростове-на-Дону
Бабушка Марина, беженка из Краматорска, с внуком Тимуром на вокзале Ростова-на-Дону /фото: Михаил Мальцев
54-летняя Марина, с которой мы разговариваем в машине по дороге на их новую временную квартиру, просит не указывать в журнале ее фамилию: «Пожалуйста, не надо. Мало ли что… Там с каждым днем все хуже. Непонятно, чем закончится».
Марина, ее двухлетний внук Тимур и 34-летний сын Александр — из Краматорска.
Сын Александр молчит. Он — аутист.
Тимур на своем певучем, пока что не знающем слов языке вступает в беседу. Взволнованно мычит и лопочет, пытается что-то объяснить. Маринина младшая дочь, мать Тимура, осталась дома, но как только они устроятся, она тоже приедет в Ростов.
— Трудно выбирались из Краматорска?
Марина пожимает плечами: «Выехали рано утром, обстрела уже не было. Ночью бухало где-то в районе Славянска. Минометы, наверное».
Немного помолчав, добавляет:
«Вот в Красном Лимане беда случилась. Правосеки там в больнице людей расстреляли». (Этот факт украинские источники The New Times категорически опровергли. — TNT.)
Люди и цифры
Разговор не клеится, Марина явно не хочет ничего говорить о боевых действиях. Удается узнать, что из ее родственников никого в ополчении нет. «Ополченцев мы не боимся, — говорит она. — А вот нацгвардию боимся. Не представляю, как после всего этого мы будем жить в одном государстве».
— Почему решили уехать из Краматорска?
|
*Референдум о самоопределении прошел на Востоке Украины 11 мая 2014 г.
|
«В городе проблемы с водой, поврежден водопровод. Начинаются проблемы с электричеством», — Марина говорит все это таким безнадежным тоном, что понимаешь: ей очень страшно. Некоторое воодушевление появляется в ее голосе, лишь когда она вспоминает о референдуме*: «Весь город пришел. Я такого единения народа, вот правда, никогда не видела».
В Краматорске железнодорожные пути повреждены, и Марина с семьей села на проходящий из Киева в Ростов поезд на соседней станции.
— А почему Ростов?
«Связалась с ростовскими волонтерами, и стало понятно, что в городе будет где жить. Тогда и решили добираться железной дорогой».
„
«В голове не укладывается, что все это может происходить в XXI веке, буквально в нескольких часах езды от нас»
”
4 июня губернатор Ростовской области Василий Голубев ввел режим чрезвычайной ситуации в девяти районах области, граничащих с Украиной. С 23 по 30 мая, по данным регионального управления ФМС, на территорию области въехали 6514 граждан. Но беженцы далеко не все, настоящих беженцев гораздо меньше. Так, например, в оздоровительном центре «Дмитриадовском» в Неклиновском районе, по информации обладминистрации, их всего 210 человек, в том числе 122 ребенка.
С официальной статистикой вообще какая-то чехарда. Детский омбудсмен Павел Астахов, посетив 4 июня Ростовскую область, отписался в своем микроблоге: «За минувшие сутки в Ростовскую область въехало рекордное число граждан Украины — более 7000! С каждым днем число беженцев растет». Семь тысяч в сутки — это очень много. Это серьезные проблемы уже для самой Ростовской области. Но стоит копнуть чуть глубже, и оказывается, что «более 7000!» — это общее количество людей, пересекших границу на ростовском участке. Сколько людей хотят получить статус беженца или российское гражданство — верных цифр пока нет в природе.
«Нужно им помочь»
Киевский поезд, на котором в Ростов прибыла семья Марины, мы встречали на Ростовском вокзале вместе с волонтером Анатолием Котляровым. Он — организатор и координатор волонтерского движения «Братская помощь». Помогает беженцам с Восточной Украины: встречает, отвозит туда, где принимают, — на турбазы и в пансионаты. Или в ростовские семьи, готовые предоставить приют бегущим от войны. А таких семей на миллионный Ростов-на-Дону пока немного. Несколько десятков.
Встреча с хозяйкой квартиры, в которой будет жить Марина с сыном и внуком, проходит так же буднично, как и разговор в машине. Ни объятий, ни торжественных знакомств — вообще ни капли сантиментов. Женщины выглядят смущенными. Друг на друга, кажется, и не смотрят.
— Идемте. Восьмой этаж.
Хозяйку квартиры тоже зовут Марина, и она тоже просит не называть ее фамилии:
«А зачем? Не хочу, чтобы на работе узнали. Начнутся расспросы, болтовня…»
Недавно отремонтированная двухкомнатная квартира. Досталась по наследству. Тихий центр. Тысяч тридцать в месяц, если сдавать внаем. Хозяйке лет сорок пять. Сама живет в соседнем доме, там у нее еще одна двушка. Видимо, она и есть — средний класс.
«Нужно им помочь, — объясняет она, почему решила поселить к себе незнакомую семью беженцев. — В голове не укладывается, что все это может происходить в XXI веке, буквально в нескольких часах езды от нас. Там такой ужас…»
Разговор с Мариной-хозяйкой, как и с Мариной-беженкой, укладывается в куцые неброские фразы, в которых «беда» и «ужас» не выделяются никак — ни малейшей паузы, никакой специальной модальности. Через три слова от «ужаса» мы спокойно обсуждаем, куда поставить столик на кухне — впритык к мойке или лучше вдоль длинной стены.
«В ближайшие дни, думаю, хлынет поток людей, — прогнозирует Анатолий Котляров. — Мои координаторы насчитали примерно восемьсот человек, которые готовятся сегодня выехать в Ростов. И это только те, которые вышли с нами на связь. А большинство выбирается самостоятельно».
На бумаге и в жизни
Котляров показывает переписку с координаторами группы в смартфоне — цепочки торопливых, без заглавных букв, без запятых сообщений: «выезжают машиной», «будут у вас», «мама с четырехмесячным младенцем», «двое пожилых». С кем-то из тех, кого нужно встретить, связь пропадает на полуслове: роуминг прожорлив. Кто-то звонит с блокпоста или с пограничного пункта: «Нас не пропускают. Что делать?»
«Беженцы должны еще как-то попадать туда, где планируется их размещать, — Котляров, человек темпераментный, волнуется. — Но украинские пограничники некоторых людей на машинах не выпускают: то страховка просрочена, то машина куплена в кредит, а по украинским законам на таких нельзя выезжать за рубеж».
«Если люди пересекли границу пешком, — продолжает Котляров, — то до ближайшего поста ГАИ им добираться километров десять. Проблема еще и в том, что ни по одному из телефонов горячих линий, предоставленных областной администрацией, дозвониться в вечернее время невозможно». К примеру, на днях в Таганроге отказали семье Грабарь. Причина: закончились квоты на документы на получение гражданства. Отправили в Ростов.
…Оглядевшись и попив водички, маленький Тимур пускается исследовать свое новое пристанище. Из мебели — один диван. Похлопав по нему ладошкой, Тимур решает проверить, что там за дверью. Аутист Саша ходит за ним по пятам и что-то говорит — монотонно, совсем неслышно. Но Тимур его слышит. И что-то даже отвечает. Отмахивается — мол, оставь, не мешай — и бежит к следующей двери.