О народе, не испорченном державностью
Николай Пимоненко, «Пасхальная заутреня в Малороссии», 1891 г.
Патриархальная гоголевская Малороссия может создать иллюзию, поднятую сейчас на щиты, на копья, на орудия страной-агрессором: украинцы и русские — один народ. Плюс Беларусь. Взяли и порезали на куски ножом «геополитической катастрофы».
После ухода на Оку, в северные леса, после смешения с финно-угорскими племенами русский характер стал меняться, и не в лучшую сторону. Ключевский считает, что более скудные почвы и более мелкие реки сделали князей авторитарнее и скареднее, а народ — более забитым. Уходит лествичное право, когда все князья были связаны родственными узами, на юге остается щедро кормивший всех чернозем, а княжества делаются теснее и скученнее: Ока и Москва-река — не Днепр. Мрачные леса рождали мрачные помыслы.
Владимир и Суздаль не очень-то чтили Киев. Владимирский князь Андрей Боголюбский первым из русских князей встал на путь репрессий, подозрительности и автократии. Его можно считать идейным предшественником Иоанна Грозного. И когда он в 1169 году взял Киев, разрушил его почище будущих монголов, жег церкви, убивал и гнал на юг на продажу мирных жителей — это стало концом теплого славянского мифа о Киеве, матери русских городов.
После разорения Киева монголами он, на свое счастье, становится провинциальным городом по отношению к Золотой Орде и к будущей орде Московской. А Галицко-Волынская и Правобережная Украина все больше и больше подпадают под власть и обаяние Великого княжества Литовского. В 1362 году они становятся его частью, а это значит — воля, конфедеративная структура прежней Киевской Руси, пользование Статутом — одной из самых ранних европейских конституций. В XV веке Киев получает Магдебургское право.
„
Ветер свободы гулял по полям Украины и «люди длинной воли» бежали туда от душного московского деспотизма
”
А в будущей Великой России в 1378 году ломается конфедеративный принцип: на Москве казнят боярина Ивана Вельяминова за попытку до сих пор вполне законного перехода к другому князю. Отныне это государственная измена.
В XVI веке вместе с Литвой Украина становится частью Речи Посполитой. А это очень слабая центральная власть, и каждый магнат тянет одеяло на себя, и королей выбирают на «коло» (что-то вроде парламента на пикнике), и есть право индивидуального вето на сейме. Каждый шляхтич мог сказать: «Не позволям!» — и закон не принимался.
Украинцы жили с поляками в вечных стычках из-за земли и религии, несмотря на Унию. И это закаляло украинский характер. Вспомните военную демократию Запорожской Сечи. А латинская ученость проникла даже в бурсу. Хома Брут пел канты на латыни. Я уж не говорю про Киево-Могилянскую академию. Она тоже давала вполне западную подготовку. Ветер свободы гулял по полям Украины и «люди длинной воли» бежали туда от душного московского деспотизма, потому что железные обручи унитарного государства сомкнулись вокруг Великой России уже при Иване III.
Украина осталась при первых трех традициях: вольнолюбивой, индивидуалистической скандинавской; мягкой, гуманитарной — славянской и наконец хмельной, неукротимой традиции Дикого поля.
А Московия подцепила византийскую традицию — раззолоченную «державчину» и тяжкую, рабскую — ордынскую. Сравните два гимна: в украинском речь идет все больше о казаках, воле и свободе, а в российском — о державе.
Советский Союз подмял, искалечил Восточную Украину, но общей украинской сущности изменить не смог. И вот после 23 лет Холодной войны мы снова накладываем на нее свою тяжелую длань. Она встречает нас с ужасом и недоумением: бедная, чистая Украина, без чеченской крови на руках и без имперского яда в сердце. Блок был прав: мы скифы. Накидываем аркан и волочим по земле в рабство, в полон.
иллюстрация предоставлена Рыбинским государственным художественным музеем
