Мирная правда о военной лжи

Первая мировая война, случившаяся 100 лет назад, была бессмысленной, некрасивой, грязной, без тени романтики бойней. Россию эта война вообще погубила.

85 лет назад вышли две книги, два антивоенных романа, по обе стороны бывшей линии фронта. Когда Эриху Марии Ремарку был всего 31 год, он написал «На западном фронте без перемен». А 30-летний американец Эрнест Хемингуэй, сражавшийся в итальянской армии, издал лирический памфлет «Прощай, оружие!».

Конечно, военный быт лейтенанта из небедной семьи был легче и свободнее, чем солдатская жизнь ремарковского бедняка Пауля, но ненависть к войне и пафосу ее развязавших правительств, газетчиков, вербовщиков и «отцов отечеств» — одинакова у обоих авторов. Пауль нежно любит больную мать, а лейтенант Генри — английскую медсестру Кэтрин. Паулю, конечно, хуже. В немецкой армии голодно. Но у него чудесные товарищи. Семь товарищей. К концу книги погибают все. Потом погибает и сам Пауль. Их всех погубили учителя, которые твердили им, «что нет ничего выше, чем служение государству». Учителя, отцы, министры, начальники. Учитель Канторек называл их «железной молодежью», а они были так молоды, что не успели пустить корни. Пауль думает: «Война нас смыла. Мы отрезаны от разумной деятельности, от человеческих стремлений, от прогресса. Мы больше не верим в них. Мы верим в войну. Мы сидим за решеткой, прутья которой — траектории снарядов».

Лейтенант Генри выживает — но какой ценой! Вместо него умрет Кэтрин. Хемингуэй пишет о войне еще резче: «Я считаю, что все, кто наживается на войне и кто способствует ее разжиганию, должны быть расстреляны в первый же день военных действий доверенными представителями честных граждан своей страны, которых они посылают сражаться. А если бы под конец нашлись доказательства, что я сам повинен в начавшейся войне, пусть бы и меня расстрелял тот же стрелковый взвод».

Лейтенант Генри мучается от раны, хотя и в английском госпитале, в отдельной палате. Паулю еще хуже: он в общей палате, в общем аду. Им обоим дают отпуска, но они возвращаются в геенну огненную. Паулю некуда и не с чем бежать. Генри бежать стыдно. В конце концов, убегает обратно в Германию товарищ Пауля, бывший крестьянин Детеринг. Он бежит к своему вишневому саду и, конечно, попадает в зубы к полевым жандармам. Вишневый сад обойдется Детерингу в расстрел.

«Я считаю, что все, кто наживается на войне и кто способствует ее разжиганию, должны быть расстреляны в первый же день военных действий…»

А лейтенанту Генри есть куда бежать, и у него есть деньги. В тот день, когда та же, но италоязычная полевая жандармерия пытается его расстрелять ни за что вместе с другими офицерами: их — за отступление, его — за то, что он немецкий агитатор в итальянском мундире, раз говорит с американским акцентом, — Генри «заключает сепаратный мир». Бежит, бросается в реку, скрывается, забирает Кэтрин, и они переплывают на лодке огромное озеро, чтобы укрыться в Швейцарии.

От советско-финской войны остались романтические зарисовки Аркадия Гайдара — без тени раскаяния. От афганской войны — гневный фильм Владимира Хотиненко «Мусульманин».

От чеченской войны мы имеем роман Владимира Маканина «Асан» и рассказ «Кавказский пленный». И даже фильмы: «Кавказский пленник» Бодрова и «Время танцора» Абдрашитова и Миндадзе.

Сегодня, на грани русско-украинской войны, мы слышим какофонию милитаристских труб и барабанов. «Ведь что-то есть в нем, ведь что-то есть в нем, в лукавом марше, боевитом и бесчестном, что манит вдаль, сулит раскрашенные цацки, уже мишень наметя в центре лба… Под эти звуки мы все отважны, куда идти, уже практически не важно, мозги промыли флейты да гобои, и душу рвет мошенница-труба» (Нателла Болтянская).