Госсекретарь Клинтон в политике давно не стажер, и советники у нее — люди хорошо знающие, как устроены «да» и «нет» в Москве. Ее заместитель Уильям Бёрнс был послом США в России во время второго президентского срока Джорджа Буша-младшего, ее помощник Роуз Геттемюллер, специалист по вопросам разоружения, возглавляла Московский центр Карнеги, а сейчас отвечает за переговоры по новому договору по стратегическим наступательным вооружениям (СНВ) — прежний истекает 5 декабря. Однако то ли потому, что Россия давно ушла с главных радаров национальных интересов США, то ли потому, что американцы решили, что рынок изменил не только структуру собственности на пространстве бывшего СССР, но и мозги российских политиков, то ли Киплинга давно не читали, — короче, они поверили, что заверения президента Дмитрия Медведева, сделанные им не далее как в сентябре в США во время встречи «двадцатки», о том, что Россия готова поддержать жесткие санкции против Ирана, действительно отражают позицию российской власти. Прилетев в Москву, госпожа госсекретарь имела удовольствие убедиться в обратном.
Не совпали
Первым и ощутимым ударом стала некстати совпавшая с ее визитом поездка премьер-министра Владимира Путина в Китай. Очевидно, Путин мог бы вылететь в Поднебесную на полдня позже: заседание Совета глав правительств государств — членов Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) было назначено на 14 октября, а госсекретарь прилетела в Москву вечером 12 октября. Но он вполне демонстративно этого не сделал.
А в его отсутствие министр иностранных дел Сергей Лавров, которого все без исключения источники относят к людям команды Путина, заявил, что санкции «контрпродуктивны». Не повторил своих обещаний, данных в сентябре в Питтсбурге Бараку Обаме, и президент Медведев. Клинтон не оставалось ничего другого, как согласиться, что время санкций еще не пришло — новый раунд переговоров четырехсторонней комиссии (США, Франция, Россия, ООН) с представителями Ирана по поводу ядерных разработок последнего действительно назначен на 19 октября. Владимир Путин тем временем в Китае, как бы между делом, заметил сопровождающим его журналистам, что смысла в санкциях не видит.
Меченые карты
Никакой, конечно, трагедии в этом очередном изменении российской риторики в отношении Ирана нет.
В конце концов и американцы несколько снизили накал своего «последнего предупреждения»: от «ядерный Иран совершенно невозможен» — еще летом — до признания права Ирана развивать ядерную энергетику, но не ядерное оружие — в последние две недели.
Проблема нынешней американской администрации состоит в том, что она слишком много поставила на карту и сдала карты, добиваясь от России (и, кстати, Китая), чтобы она присоединилась к позиции США в отношении режима Ахмадинежада.
Сначала — отказ от размещения ПРО в Польше и Чехии, что вызвало бурю возмущения и дома, среди республиканцев, и у недавних еще близких союзников в «новой Европе». Следом — очевидное смягчение тона по поводу претензий России на особое влияние и особые интересы в республиках бывшего СССР, что заставило поежиться Грузию и Украину. Дальше — заявления высокопоставленных американских официальных лиц, что Белый дом готов смягчить свою критику (если не вовсе отказаться от нее) правительства России за то, что происходит здесь с правами человека. И хотя госсекретарь в своем плотном графике нашла 1,5 часа, чтобы встретиться с представителями гражданского общества России и в своем заявлении говорила и об убитых журналистах, и о том, что те, кто продолжает бороться за права и свободы в России, не должны думать, что они одиноки и мир в угоду геополитическим интересам их забыл, выглядело это не слишком убедительно.
Казанский сигнал
Понятно, что мусульманский мир — это главная головная боль США. Иран, Афганистан (куда американцы готовятся забросить дополнительный воинский контингент), Пакистан, где талибы ведут открытую войну с правительством и где только что прошла новая серия террористических атак, — это заботит Белый дом существенно больше, чем ситуация в России. Неслучайно из Москвы в Вашингтон госсекретарь Клинтон возвращалась через Казань: казалось бы, какие там права и свободы во вполне султанистском Татарстане, однако возможность быть увиденной в мечети, с платком на голове и без обуви, видимо, стоила крюка в 800 километров. Как, очевидно, и беседа с Минтимером Шаймиевым (по сравнению с которым «последний диктатор Европы» Александр Лукашенко — практически либерал) была рассчитана на реакцию мусульманского мира, который прежняя администрация США почти поголовно отнесла в зону «оси зла».
Так или иначе, а визит в Казань — пожалуй, то единственное, что сможет занести себе в актив Хиллари Клинтон. Если к 5 декабря не удастся подписать, как надеются американцы, новый договор по стратегическим вооружениям, то итоги визита и вовсе будут занесены в провальные.
Новое старое
Американцам еще предстоит понять, что в отношениях с Россией они столкнулись с новой для себя реальностью. Точнее, с новой старой. От былой во времена Бориса Ельцина дружбы не осталось и следа. Пожалуй, и Михаила Горбачева (даже времен его первых встреч с Рональдом Рейганом) они будут вспоминать с ностальгией. В этом смысле отношения между двумя странами вернулись куда-то в первую половину 80-х годов: холодная война — не холодная война, но уровень недоверия вполне сопоставим с тем, какой был в эпоху бывшего главы КГБ и недолгого генсека Юрия Андропова. Собственно, удивляться тут нечему: сегодняшнюю внешнюю политику России формулируют люди из его, Андропова, ведомства, для которых США — по-прежнему главный противник и главный источник угроз. Другой вопрос, что дети у них на Западе, и того военного потенциала, что был у СССР, нет. И воевать с Америкой они совершенно не хотят.
Хотят они другого: гарантий, что их личные интересы и личные капиталы, хранящиеся в западных офшорах, банках и бондах, останутся сохранными и не превратятся в разменную монету, которой пришлось бы платить за закручивание гаек внутри страны или за очередную аферу вроде Arctic Sea. Недавний процесс над бывшим перуанским президентом Фухимори (и потеря им большей части своих активов), проблемы зимбабвийского лидера Роберта Мугабе, еще не позабытые кадры экстрадиционных процессов над генералом Пиночетом — это тот ночной кошмар, который является вечным спутником всех автократов мира. Дальновидные люди хеджируют такие риски заранее. А что оказывается в залоге подобных сделок — газовый контракт с Китаем или перспектива иметь у себя под боком управляемый истериком ядерный Иран — с точки зрения этих личных интересов вполне вторично.
Не совпали
Первым и ощутимым ударом стала некстати совпавшая с ее визитом поездка премьер-министра Владимира Путина в Китай. Очевидно, Путин мог бы вылететь в Поднебесную на полдня позже: заседание Совета глав правительств государств — членов Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) было назначено на 14 октября, а госсекретарь прилетела в Москву вечером 12 октября. Но он вполне демонстративно этого не сделал.
А в его отсутствие министр иностранных дел Сергей Лавров, которого все без исключения источники относят к людям команды Путина, заявил, что санкции «контрпродуктивны». Не повторил своих обещаний, данных в сентябре в Питтсбурге Бараку Обаме, и президент Медведев. Клинтон не оставалось ничего другого, как согласиться, что время санкций еще не пришло — новый раунд переговоров четырехсторонней комиссии (США, Франция, Россия, ООН) с представителями Ирана по поводу ядерных разработок последнего действительно назначен на 19 октября. Владимир Путин тем временем в Китае, как бы между делом, заметил сопровождающим его журналистам, что смысла в санкциях не видит.
Меченые карты
Никакой, конечно, трагедии в этом очередном изменении российской риторики в отношении Ирана нет.
В конце концов и американцы несколько снизили накал своего «последнего предупреждения»: от «ядерный Иран совершенно невозможен» — еще летом — до признания права Ирана развивать ядерную энергетику, но не ядерное оружие — в последние две недели.
Проблема нынешней американской администрации состоит в том, что она слишком много поставила на карту и сдала карты, добиваясь от России (и, кстати, Китая), чтобы она присоединилась к позиции США в отношении режима Ахмадинежада.
Сначала — отказ от размещения ПРО в Польше и Чехии, что вызвало бурю возмущения и дома, среди республиканцев, и у недавних еще близких союзников в «новой Европе». Следом — очевидное смягчение тона по поводу претензий России на особое влияние и особые интересы в республиках бывшего СССР, что заставило поежиться Грузию и Украину. Дальше — заявления высокопоставленных американских официальных лиц, что Белый дом готов смягчить свою критику (если не вовсе отказаться от нее) правительства России за то, что происходит здесь с правами человека. И хотя госсекретарь в своем плотном графике нашла 1,5 часа, чтобы встретиться с представителями гражданского общества России и в своем заявлении говорила и об убитых журналистах, и о том, что те, кто продолжает бороться за права и свободы в России, не должны думать, что они одиноки и мир в угоду геополитическим интересам их забыл, выглядело это не слишком убедительно.
Казанский сигнал
Понятно, что мусульманский мир — это главная головная боль США. Иран, Афганистан (куда американцы готовятся забросить дополнительный воинский контингент), Пакистан, где талибы ведут открытую войну с правительством и где только что прошла новая серия террористических атак, — это заботит Белый дом существенно больше, чем ситуация в России. Неслучайно из Москвы в Вашингтон госсекретарь Клинтон возвращалась через Казань: казалось бы, какие там права и свободы во вполне султанистском Татарстане, однако возможность быть увиденной в мечети, с платком на голове и без обуви, видимо, стоила крюка в 800 километров. Как, очевидно, и беседа с Минтимером Шаймиевым (по сравнению с которым «последний диктатор Европы» Александр Лукашенко — практически либерал) была рассчитана на реакцию мусульманского мира, который прежняя администрация США почти поголовно отнесла в зону «оси зла».
Так или иначе, а визит в Казань — пожалуй, то единственное, что сможет занести себе в актив Хиллари Клинтон. Если к 5 декабря не удастся подписать, как надеются американцы, новый договор по стратегическим вооружениям, то итоги визита и вовсе будут занесены в провальные.
Новое старое
Американцам еще предстоит понять, что в отношениях с Россией они столкнулись с новой для себя реальностью. Точнее, с новой старой. От былой во времена Бориса Ельцина дружбы не осталось и следа. Пожалуй, и Михаила Горбачева (даже времен его первых встреч с Рональдом Рейганом) они будут вспоминать с ностальгией. В этом смысле отношения между двумя странами вернулись куда-то в первую половину 80-х годов: холодная война — не холодная война, но уровень недоверия вполне сопоставим с тем, какой был в эпоху бывшего главы КГБ и недолгого генсека Юрия Андропова. Собственно, удивляться тут нечему: сегодняшнюю внешнюю политику России формулируют люди из его, Андропова, ведомства, для которых США — по-прежнему главный противник и главный источник угроз. Другой вопрос, что дети у них на Западе, и того военного потенциала, что был у СССР, нет. И воевать с Америкой они совершенно не хотят.
Хотят они другого: гарантий, что их личные интересы и личные капиталы, хранящиеся в западных офшорах, банках и бондах, останутся сохранными и не превратятся в разменную монету, которой пришлось бы платить за закручивание гаек внутри страны или за очередную аферу вроде Arctic Sea. Недавний процесс над бывшим перуанским президентом Фухимори (и потеря им большей части своих активов), проблемы зимбабвийского лидера Роберта Мугабе, еще не позабытые кадры экстрадиционных процессов над генералом Пиночетом — это тот ночной кошмар, который является вечным спутником всех автократов мира. Дальновидные люди хеджируют такие риски заранее. А что оказывается в залоге подобных сделок — газовый контракт с Китаем или перспектива иметь у себя под боком управляемый истериком ядерный Иран — с точки зрения этих личных интересов вполне вторично.