Южный Судан: война на лбу написана

«Я родился во время войны, теперь уже старею, а война все идет. Сначала мы боролись против Севера, сейчас воюем друг с другом. Может, мы просто привыкли так жить?» — ополченец Алекс Финнис Фесто принадлежит к народности динка, самой многочисленной в самом молодом государстве Африки и всего мира*. Динка сейчас воюют с нуэрами — второй по величине этнической группой более чем из двухсот населяющих страну.

Еще недавно динка и нуэры были союзниками в борьбе с Севером — авторитарным режимом Омара Аль-Башира в Хартуме, который долго противился курсу неарабского и нефтеносного (правда, лишенного выхода к морю) Юга на независимость**. «Наша страна — двухлетний ребенок. Нам нужен мир, потому что мир — это стабильность, а стабильность — это развитие. Пока наши дети не будут ходить в школу, где им объяснят, что мы братья и не должны убивать друг друга, до тех пор у этой страны нет будущего», — через несколько дней после этого разговора Алекса похитили ополченцы-нуэры. Найти его так и не удалось.

15 декабря 2013 года в Джубе, столице Южного Судана, вспыхнули беспорядки, в дело вмешалась армия, также этнически неоднородная — динка и нуэры стали заклятыми врагами. По разные стороны баррикад оказались президент Салва Киир — он принадлежит к народности динка — и вице-президент Риек Машар Тени, взявшийся верховодить повстанцами-нуэрами. Для поддержания порядка страны Восточной Африки одобрили отправку в Южный Судан 5,5 тыс. военнослужащих, пока наконец представителей противоборствующих сторон не усадили за стол переговоров в столице Эфиопии Аддис-Абебе — там-то 23 января и было заключено перемирие. Весть об этом прилетела в Южный Судан, когда на раскаленную и истощенную зноем землю опустилась густая ночь. В полной темноте — в стране нет электричества, как нет ни еды, ни питьевой воды, ни санитарных служб, ни школ — люди начали тесниться вокруг радиоприемников, чтобы узнать подробности. Некоторым, чтобы найти человека, у которого дома есть радио, приходилось идти много часов. Даже если аддис-абебское соглашение о перемирии в итоге окажется лишь формальностью, страна получила передышку от насилия. Ведь люди здесь все еще живут призраками «большой» гражданской войны, длившейся практически всю вторую половину XX века и забравшей 2 млн жизней.

До 1956 года этот регион был шахтой, а население — рабами, всем управляла Великобритания совместно с Египтом, который в итоге согласился уступить Хартуму часть своей искусственной власти над ним, чтобы контролировать Судан де-факто. Но сделать это было непросто: мусульмане и арабы — на севере, африканцы и христиане — на юге, расстояние между ними минимальное, взаимная ненависть нарастает, несмотря на то что и те и другие называют себя суданцами: Судан так и остался гигантским яблоком раздора. Политика здесь стала этническим фактором.

Честно говоря, президент Северного Судана Омар Аль-Башир никогда не оставлял мыслей о тех 75% ресурсов, которые он потерял, когда Юг взбунтовался против его правительства. Обычно падкий на комментарии, он не проронил ни слова, когда в декабре на Юге, «земле черных» — именно так переводится африканское слово Судан — вспыхнул этнический конфликт, прикрытый маской взаимных политических обвинений. Племенные столкновения разделили население на военизированные группировки, оставляющие на своем пути горы жертв: согласно неполным данным, 10 тыс. убитых и 500 тыс. беженцев, устремившихся в соседние Эфиопию и Уганду, 1600 военнослужащих которой под предлогом «обеспечения безопасности» своих граждан в Южном Судане фактически ввязались в эту войну на стороне президента Киира.

Вообще-то Уганда всегда поддерживала Народную армию освобождения Судана (НАОС) во главе с Кииром, которая на референдуме о независимости в 2011-м получила поддержку более 98% населения. Казалось, Южный Судан вот-вот встанет на длинный, казавшийся бесконечным путь восстановления. Но в декабре 2013-го все рухнуло. 

«Это была резня, бойня, но теперь Бог должен наставить наших лидеров на путь истинный», — разъясняет текущий момент корреспонденту The New Times протестантский священник Ноэль Найт в Джубе. Он окружен верующими, которые настолько привыкли к убийствам на расовой почве, что неделями прячутся в зарослях буша*, по нескольку дней живут в пустыне, подальше от населенных пунктов, где солдаты отбирают сотовые телефоны, у кого они есть, а также алкоголь и еду.

Ополченец Алекс Финнис Фесто неслучайно говорил про школу и про детей. «Школа» — это слово здесь у всех на устах. Каждый, у кого есть хоть капля опыта, знает: без образования эта страна, где грамотны и умеют считать больше чем до десяти только 5% населения, где власть имущие не только не пытаются оставить в прошлом племенные распри, но и сознательно провоцируют их с целью управлять массами, обречена.

Самое поразительное: различие между нуэрами и динка отнюдь не генетическое: шесть шрамов в виде горизонтальных полос на лбу вырезают в 15 лет всем нуэрам, шесть шрамов в форме буквы V — всем динка. «Их вырезают нам наши отцы, когда мы вступаем во взрослую жизнь, ими мы должны гордиться, всегда», — говорит раненый ополченец-нуэр, с которым мы беседуем в госпитале в городе Люи, в южно-суданском штате Западная Экватория. С тех пор как он здесь, в его палату и днем и ночью пытались ворваться ополченцы динка. Теперь помимо шрамов, обозначающих его принадлежность к племени, у него останутся еще и шрамы на ногах в память об этих страшных днях. А вот в городе Бор, в штате Джонглий, наоборот, нуэры убили в госпитале десятки раненых безоружных динка — военных и гражданских.

Корреспонденту The New Times у ворот госпиталя в Люи удалось побеседовать с Джеймсом Табаном, он представился как «главнокомандующий шестым батальоном армии Южного Судана» (динка): «Зачем вы сюда приехали? — сразу спросил Табан. — Здесь все спокойно, ничего не происходит». — «Сколько всего ваших раненых солдат умерло в госпитале?» — «У нас все живы. Вы бы лучше помогли прислать к нам на базу партию сигарет, я уже устал курить эти дрянные BusinessRoyal из соломы, ведь врут же, что они «Сделаны в Лондоне», как тут написано».

Табану наплевать на данные помощника Генерального секретаря ООН по правам человека Ивана Симоновича, который заявил о массовых убийствах, этнических казнях, мародерстве и рекрутах-детях в Южном Судане. Кроме того, по словам представителей Всемирной продовольственной программы ООН, 10% гуманитарной помощи Южному Судану (3700 тонн) расхищено мародерами для перепродажи на черном рынке — этой помощью можно было бы кормить 180 тыс. человек целый месяц. «Хищения? Вы с ума сошли! У нас не воруют!» — голос командира Табана, гордого представителя динка, преисполнен возмущения.

Из 10 млн населения Южного Судана динка — примерно миллион. За последний год президент Киир передал динка из своего клана все привилегированные посты в правительстве и на местах. Изгнание нуэров из политики привело к коллапсу политической системы — курс президента Киира начали называть «динкократией». А отставка вице-президента Машара, верного союзника Киира в борьбе за освобождение Южного Судана, обвиненного в попытке государственного переворота, зажгла фитиль этнической борьбы. Машар, прежде чем скрыться, успел зажечь в своих сторонниках пламя ненависти к динка — и гражданским, и военным. Киир ответил тем же. «Армия устала от Киира и хочет его отставки», — заявил Машар из своего секретного убежища.

Южный Судан занимает третье место в субсахарской Африке по количеству разведанных запасов нефти. В борьбе с Машаром президент Киир первым делом взял под свой контроль три месторождения черного золота на Белом Ниле — Бор, Малакал и Бенту. Первые два через неделю боев захватили нуэры, но потом они все же были отвоеваны динка. Тысячи нуэров после этого попытались укрыться в лагере ООН в Боре, президент Киир послал туда солдат, но их в лагерь не пустили. Киир не решился воевать с ООН — он просто объявил ее «теневым кабинетом» нуэров и других, «не динка» народностей. Тем временем дезертиров-повстанцев, преданных Машару, ООН обвинила в мародерстве и грабеже беженцев по всей стране. Порой кажется, что Машар лишь доводит до логического конца то, что предпринимает Киир…

Шесть шрамов в виде горизонтальных полос на лбу вырезают в 15 лет всем нуэрам, столько же, только в виде буквы V, — всем динка

Западные наблюдатели только разводят руками: ведь Южный Судан купается в черном золоте и мог бы стать одной из самых процветающих стран в мире. Но сейчас это — пир для мух, кружащих над трупами детей, умерших с голоду, шалаши из грязи и соломы, анимистические культы, которые ставят племенные нормы над законом. Вот так пути племенного строя и этнических разногласий пересекаются с нефтепроводами и контролем над нефтью-сырцом. Этническая борьба замарана красной кровью и черной нефтью: два ручейка впадают в одну и ту же реку смерти.

Пока Киир и Машар скрещивают шпаги, добыча нефти в стране сходит на нет, движение транспорта прервано из-за невозможности обеспечить безопасность на дорогах, заполоненных трупами. А когда опускается ночь и очертания зарослей буша сглаживаются во тьме, наступает тишина, прерываемая лишь завываниями матерей над умершими детьми, — тишина, наполненная несчастьем страны, где дикие млекопитающие и хищники так же изнурены голодом, как и люди.

«Если бы потаенное море Южного Судана было бы на поверхности, оно превратило бы эту страну в Эльдорадо. Но вместо этого здесь каждые четверо из одиннадцати человек умирают от голода», — сокрушается босоногий и истощенный мужчина по имени Стивен. У него — по три шрама на каждой щеке, он принадлежит к народности мору. Эту народность противоборствующие стороны пока не трогают. Может, потому что шрамы у мору на щеках, а не на лбу.