Иван Грозный без грима.
Царь не был государственником, а его жестокость была бессмысленной, доказывает английский историк
Имя Исабель де Мадариага может вызывать самые разные ассоциации, однако нужно обладать поистине фантастическим воображением, чтобы догадаться, кто она на самом деле. Исабель де Мадариага — британский историк, почетный профессор Лондонского университета и один из авторитетнейших специалистов по русской истории. Несколько лет назад в России вышла ее книга «Россия в эпоху Екатерины Великой». И вот сейчас еще одна фундаментальная работа — «Иван Грозный. Первый русский царь».
Невыносимая жестокость
Иногда нашу историю хочется назвать Оно. Наша история темна, как подсознание. Это постоянный источник комплексов, страхов, неврозов. И мифов, разумеется. Клинический случай. И без помощи психоаналитика, кажется, не обойтись. Нужен сторонний взгляд. Самостоятельное всматривание в «родимый хаос» приводит к неутешительным выводам: умом не понять, можно только верить, то есть продолжать пребывать в состоянии невменяемости. Неосознанный ужас возвращается.
Символической датой нашего времени стал 1612 год. Преодоление Смуты, защита самостоятельной российской государственности. Владимир Хотиненко снял фильм «1612. Хроники Смутного времени». Упор сделан на зрелищность. Впрочем, на что еще делать упор? Смута — прямое следствие правления Ивана Грозного. Но вот в чем был смысл этого правления? Поисками этого смысла книга Исабель де Мадариага и ценна.
В конце концов, автор вроде бы не открывает ничего нового. Она пользуется тем, что уже известно (постоянно указывая при этом, насколько достоверны источники, что именно мы знаем наверняка, а о чем можем только гадать), тем, что открыто историками от Карамзина до Скрынникова. Впрочем, и к хорошо забытому старому иногда полезно вернуться еще раз. Прочесть, например, об учреждении опричнины, о разорении Твери («На протяжении пяти дней опричники разоряли Тверь, не щадя ни домов, ни имущества, ни людей. Перед тем как опускать тела в проруби на Волге, им отрубали ноги... Считается, что погибло тридцать шесть тысяч человек, включая девять тысяч замученных и вдвое больше умерших от голода и болезней»). Или о новгородских казнях («Мужчин, женщин, детей и даже младенцев подвергали пыткам, связывали, соединяли цепочкой и бросали в реку»), о бесчинствах Грозного в Пскове. Или вот еще эпизод борьбы с так называемым боярским заговором: «25 июля 1570 года в день св. апостола Иакова подручные Ивана приготовили место казни — Поганую лужу, — на которой были вкопаны двадцать огромных столбов, соединенных перекладинами, и котлы с холодной и кипящей водой. Затем появился царь верхом на лошади... в сопровождении 1500 конных стрельцов... Примерно триста человек, избитых, измученных и в состоянии прострации, ковыляющих на сломанных ногах, были поставлены перед Иваном. Первым из осужденных был Висковатый... Он обвинялся не только в связях с Литвой, но даже в том, что поддерживал тайные сношения с турками и крымским ханом и предлагал им напасть на Россию... Висковатого повесили между двумя столбами и начали отрезать части тела. Малюта Скуратов отрезал у него нос, другой опричник — уши, и, наконец, еще один, Иван Реутов, — половые органы, отчего дьяк скончался. Однако Иван, заподозрив, что Реутов сделал это из жалости, чтобы ускорить смерть осужденного, крикнул ему: «Ты также скоро выпьешь из той же чаши, из которой выпил он». Всего различным видам казни подверглись 116 человек, у некоторых были вырваны ребра, с других живьем содрали кожу или посадили на кол... По словам русского историка А.А. Зимина, «много ужасов видала на своем веку русская столица... Но то, что произошло в Москве 25 июля, по своей жестокости и садистской изощренности превосходило все случившееся ранее и может быть объяснено только изуверским нравом и больным воображением Ивана Грозного».
Туман мифа рассеян 
Обо всем этом можно прочесть не только у Мадариага. Кстати, поправку на особенности исторической эпохи, на жестокое время не только в России, но и в Европе, Мадариага делает постоянно. Ужасов хватало везде. Но дело не в фактах, а в их интерпретации. Де Мадариага смотрит на эпоху Ивана Грозного со своей западной, английской либеральной колокольни. Позиция выгодная, поскольку позволяет рассеять мифологический туман. Не называть, например, Земский собор Генеральными штатами, боярскую Думу — парламентом, царский двор — правительством, а опричников — рыцарским орденом. В российской историографии с XIX века до советской эпохи преобладал взгляд на Ивана Грозного как на «жесткого государственника». Миф особенно популярный в сталинскую эпоху. Деятельность Грозного была направлена якобы на отстаивание национальных интересов. Он боролся с аристократией, с «боярами-олигархами», которые преследовали свои корыстные цели. Как принято считать, деспотические поступки царя были продиктованы необходимостью добиться победы государства и служилой знати над боярами. Так вот ничего подобного не было. Была паранойя и мания преследования. По мнению Мадариага, «правление Ивана помешало развитию политических учреждений в России и замедлило их рост». «Правительство осталось тождественным с двором, а государство — с государем», — пишет она. И ни на что другое, кроме как на достижение безграничной власти, абсолютного самовластья, когда царь уподобляет свою власть божественной, — политика Грозного не была направлена. «Власть царя распоряжаться судьбами подданных не была божественной, но Иван пытался уподобиться Богу. Его царствование — трагедия шекспировского размаха. Жестокость Ивана была бессмысленной». Для того чтобы это осознать, нужно мужество. Потому что к таким же выводам можно прийти, оценивая, например, личность Сталина. Не случайно же Грозный его так привлекал. И даром, что ли, Эйзенштейн снимал про Грозного фильм по заказу Сталина?