В лидерах рейтинга электоральныхотклонений — регионы с жесткимиавторитарными методами управления,чаще национальные республики
Расчеты «Индекса электоральной управляемости», выполненные по официальным данным ГАС «Выборы» с помощью многомерной статистики, подарили нам скромное научное открытие. Старательный компьютер сравнил цифры по всем 2750 территориальным избирательным комиссиям Российской Федерации с 1995 (когда начали публиковать данные) по 2008 год включительно. И добросовестно выделил комиссии, в которых наблюдаются систематические отклонения по сомнительным с точки зрения возможных манипуляций параметрам.
Максимум отклонений (программисты вежливо называют их «иррегулярностями», хотя куда уж регулярнее!) обозначился в Ингушетии, Дагестане, Чечне, Башкирии, Татарстане, Мордовии, Калмыкии и некоторых других республиках. Что, положим, и без компьютера ясно. Странным оказалось другое. В «топ-20» по электоральной управляемости также попали Кемеровская, Орловская области и… Москва, каковую мы по привычке считали если не образцом демократии, то уж во всяком случае достаточно свободной в электоральном отношении. Оказывается, нет. Особенно в двух последних циклах. С другой стороны, в лидеры рейтинга не попали такие республики, как Карелия, Коми, Удмуртия и Хакасия. То есть в политологической догме типа «В национальных республиках итоговые протоколы всегда «рисуют» наглее, чем в обычных русских областях» простодушная машина пробила сразу несколько дыр. Во-первых, не во всех республиках, во-вторых, не во всех областях. Есть исключения. Весьма красноречивые, но, если подумать, не такие уж неожиданные. В Кемеровской области губернатор Аман Тулеев контролирует избирательный процесс ничуть не слабее Рамзана Кадырова. В Орловской области то же самое до последнего времени делал Егор Строев. Но Москва, Москва моя, красавица?! От тебя не ждали… Ясно, что жухают, но чтобы так широко, с кемеровским или почти кавказским размахом?
Надо оговориться, что низкие значения упомянутого индекса вовсе не означают отсутствия манипуляций. Просто они не выходят за пределы средней по стране социокультурной «нормы». Ну, примерно, как «норма» воровства в универсамах. Есть магазины, где показатель близок к среднему, а есть такие, где зашкаливает. Электоральная Москва, выходит, из этого числа. И это кое-что говорит о нас с вами.
Как это делается
На Кавказе нравы проще и ближе к природе. Надо — будет явка и результат 100%. Не надо (старшие товарищи посоветовали проявить сдержанность) — будет 92%. В Москве все «культурнее». Главное — обеспечить нужное соотношение мандатов. В условиях все-таки большей, чем на Кавказе, прозрачности это проще сделать при низкой явке. Чем меньше голосов, тем меньший объем «управляемого электората» надо подключить, чтобы обеспечить правильный итог. В понятие «управляемого электората» помимо мертвых душ и прочих приписок (этот подвид выделяется как «виртуальный электорат») входят также военнослужащие, пациенты больниц и другие жестко зависимые от администрации типы голосующих. Ну поставили ректору или директору задачу обеспечить определенный объем голосов с предприятия — он что, не сообразит, как сделать?
В отличие от отдельных республик, где протоколы просто пишут под установленную цифру, в Москве есть еще некоторое число реально голосующих людей. Источник некоторого беспокойства и непредсказуемости. И надо сказать, их все-таки считают. В отношении этой части электората задача проста: минимизировать. Чем их меньше, тем лучше.
Отсюда ясна стратегия: кампания должна быть тихой. Без дебатов, без скандалов. Вообще без лишней публичности. При чем здесь, в конце концов, публика? Она на футболе нужна. Избирательный процесс, как и деньги, любит тишину. На кону стабильность, уверенность в завтрашнем дне, карьерное будущее благонамеренных, солидных людей.
География приличий
Поскольку некоторая часть москвичей никак не излечится от привычки голосовать, результаты всегда интересны. Хотя бы с точки зрения географии. Здесь столица в миниатюре дублирует схему всей страны. Там, где больше журналистов, наблюдателей и, как ни парадоксально, разнообразного, не доверяющего друг другу высокого начальства, там результаты разительно выламываются из общего ряда. На прошлом голосовании в Думу участки Гагаринского района (там отмечаются наши главные руководители) дали «Единой России» менее 40%, а «Яблоку» и СПС в сумме около 20%. Ну софиты же! Шум, гам, иностранцы... Условий для вдумчивой работы над протоколами никаких. Зато на несуетной, высоко духовной периферии типа Котловки, Гольянова, Капотни и в прочих труднодоступных местностях поддержка «Единой России» выходила вдвое большей. А доля ее оппонентов, включая коммунистов (в пролетарских районах!), соответственно стремилась к нулю. Оно и понятно: коли мы недобираем в относительно прозрачном центре, приходится с удвоенным рвением работать на непрозрачных окраинах.
Иными словами, забудьте про социологические опросы. Явка будет не более 35%. По всем одномандатным округам победят люди Лужкова. Ну, может, одно-два исключения. По партийным спискам они возьмут примерно половину мест. Вот вам 26–28 мандатов, то есть гарантированные три четверти. И какая разница, кому достанется оставшаяся четверть. Как договорятся партии с городским начальством, так и будет.
И все-таки посмотреть, как распределятся результаты по районам, как эволюционировали представления о приличиях в электоральной администрации и сколько весит реальный московский избиратель по сравнению с «управляемым» и «виртуальным», — до смерти интересно. С чисто научной точки зрения...