Александр Кынев, руководитель региональных программ Фонда развития информационной политики — о конфликте России с наблюдателями ОБСЕ
Такого не было не только в России, но вообще на постсоветском пространстве. Это результат не очень адекватной политики. После «оранжевых революций» любая попытка контроля над выборами воспринимается в России как угроза грядущего бунта. А мы знаем, что есть самосбывающиеся пророчества; то есть когда люди начинают бороться с угрозой, которой нет, она рано или поздно появляется. Именно сейчас происходит все по этому сценарию: власть сама обостряет ситуацию абсолютно неадекватным давлением на политические партии, которые, по большому счету, прошли множество проверок, согласовывали свои списки, казалось бы, все лояльны, все готовы ходить и договариваться. Начинают мочить тех, кто лоялен. В результате происходит радикализация тех, кто никакого желания радикализовываться добровольно не испытывал. То есть это абсолютно рукотворный кризис, неадекватность власти.
Валерий Абрамкин, руководитель Центра содействия реформе уголовного правосудия — о том, почему в российских тюрьмах все чаще применяется насилие по отношению к заключенным
В 2001 году наша страна уступила США место «тюремного лидера», но сейчас мы пустились вдогонку за лидером, с 2004 года у нас опять начинается рост тюремного населения. Даже в ЮАР на 100 тысяч населения где-то 350 заключенных, а у нас — почти 700 уже, то есть в два раза больше… У меня есть такая рабочая гипотеза (я беседовал с судьями, адвокатами), что судьи дают предельные сроки наказания, потому что в ином случае им просто не будут давать взятки, вот поэтому они и свирепствуют, нагоняют страха. Тогда выше расценки на судейские услуги. И вы знаете, сейчас, я думаю, у нас мало кто получает такие взятки. То есть по сравнению с судьями гаишники просто какие-то мальчики на побегушках.
Ясен Засурский, легендарный декан факультета журналистики МГУ — о своей отставке и назначении президентом факультета
Это не отставка, это назначение и продолжение той работы, которую я здесь вел. Я надеюсь, что еще помогу нашему факультету поднять авторитет и повысить качество работы на всех направлениях. Да, я ухожу от администрирования, но должность президента — это перспективное планирование, это разработка новых концепций развития журналистики и новых концепций профессии журналиста, который должен жить в новом цифровом мире и одновременно сосуществовать со старыми СМИ. Я оставляю факультет на очень хороших, молодых, энергичных, способных, образованных, знающих людей. Мои заместители все прошли хорошую школу на факультете, все читают лекции, имеют серьезные научные труды, знают, как преподают журналистику в других странах и на других факультетах в России и как ведутся исследования в мире.
Письмо в редакцию
Здравствуйте, уважаемая редакция The New Times! Я работаю в Центре лечебной педагогики в Москве, мы занимаемся трудными детьми и детьми-инвалидами. В системе образования уже более 4 лет, но никогда и представить себе не могла, что придется столкнуться с таким прессингом в преддверии выборов в Госдуму. Нас, обычных педагогов, за последние две недели затаскали по различным собраниям, совещаниям и инструктажам.
Во-первых, всех работников образовательных учреждений обязали взять открепительные удостоверения по месту регистрации. Всех заставляют голосовать по месту работы. В нашем центре 2 декабря объявили рабочим днем, чтобы все сотрудники были на рабочих местах и дружно проголосовали. Каждый день на участке, который будет расположен здесь же, под подпись собираются сведения о том, кто еще их не взял. Если по каким-либо причинам учитель не может получить открепительное (прописан в другом городе, не позволяют семейные обстоятельства и т.д.) — его вызывают на ковер к начальству и отчитывают, как заядлого хулигана-двоечника. Те, кто не хочет или не может прибыть на участок в день голосования, — пишут объяснительную на имя руководителя, в которой объясняют, что не придут голосовать, ссылаясь на болезнь. Зачем, спрашивается?
Поощряется, если педагог приведет с собой с открепительными удостоверениями своих родственников, знакомых. За каждое открепительное, за каждого «приведенного» обещана награда, начиная с отгулов (сколько открепительных — столько дополнительных дней отдыха) и до денежных сумм (от 500 рублей). Но это еще не главное. Даже если учитель не может прийти 2-го голосовать, поощряется, если он оставит свое открепительное начальству, которое проголосует за него «как надо». А «как надо» нам доходчиво объясняют на инструктажах.
Открыто принуждать голосовать за «Единую Россию» нас не стали, но дали понять, что учителя всем обязаны этой партии. Уже позже руководство дало понять, что наш избирательный участок должен показать лучший результат. Тем, кто этому «не поспособствует», уже в понедельник предстоит общение с начальством. Таких вычислить легко — в нашем небольшом коллективе все знают, кто как собирается голосовать. Так что мой испорченный бюллетень вычислят без труда. Уволить, конечно, не уволят, но лишний раз премию уже не дадут. «Вы же чувствуете, что в последнее время жизнь наладилась, все стабильно, зарплаты растут? — говорил начальник на одном из собраний. — Так если хотите, чтобы эти изменения к лучшему сохранились и продолжались, — голосуйте за партию власти, поддерживайте текущую политику. Учтите, если вы не проявите свою гражданскую позицию, в стране возможны экономические катаклизмы, и вы все потеряете». Коллектив разделили на звенья — на каждых 5 — 6 педагогов назначен свой ответственный, который должен в день голосования контролировать их явку. Самые «ответственные» учителя привлечены к работе в избирательной комиссии на участке. Все они якобы выдвинуты различными организациями — партиями, объединениями, движениями. Я не хотела идти голосовать. Я не верю ни в одну партию из предложенного списка. Меня и тысячи московских учителей принуждают идти на эти выборы, шантажируют, одновременно суля выгоду за сделку со своей совестью. И ведь мы придем! Проснемся в очередной раз, вздохнем, разведем руками и промолчим в надежде, что потом нас оставят в покое.
Светлана, Москва
P. S. Редакции известна фамилия автора, которую по просьбе Светланы мы оставляем за скобками.
Александр Кынев, руководитель региональных программ Фонда развития информационной политики — о конфликте России с наблюдателями ОБСЕ
Такого не было не только в России, но вообще на постсоветском пространстве. Это результат не очень адекватной политики. После «оранжевых революций» любая попытка контроля над выборами воспринимается в России как угроза грядущего бунта. А мы знаем, что есть самосбывающиеся пророчества; то есть когда люди начинают бороться с угрозой, которой нет, она рано или поздно появляется. Именно сейчас происходит все по этому сценарию: власть сама обостряет ситуацию абсолютно неадекватным давлением на политические партии, которые, по большому счету, прошли множество проверок, согласовывали свои списки, казалось бы, все лояльны, все готовы ходить и договариваться. Начинают мочить тех, кто лоялен. В результате происходит радикализация тех, кто никакого желания радикализовываться добровольно не испытывал. То есть это абсолютно рукотворный кризис, неадекватность власти.
Валерий Абрамкин, руководитель Центра содействия реформе уголовного правосудия — о том, почему в российских тюрьмах все чаще применяется насилие по отношению к заключенным
В 2001 году наша страна уступила США место «тюремного лидера», но сейчас мы пустились вдогонку за лидером, с 2004 года у нас опять начинается рост тюремного населения. Даже в ЮАР на 100 тысяч населения где-то 350 заключенных, а у нас — почти 700 уже, то есть в два раза больше… У меня есть такая рабочая гипотеза (я беседовал с судьями, адвокатами), что судьи дают предельные сроки наказания, потому что в ином случае им просто не будут давать взятки, вот поэтому они и свирепствуют, нагоняют страха. Тогда выше расценки на судейские услуги. И вы знаете, сейчас, я думаю, у нас мало кто получает такие взятки. То есть по сравнению с судьями гаишники просто какие-то мальчики на побегушках.
Ясен Засурский, легендарный декан факультета журналистики МГУ — о своей отставке и назначении президентом факультета
Это не отставка, это назначение и продолжение той работы, которую я здесь вел. Я надеюсь, что еще помогу нашему факультету поднять авторитет и повысить качество работы на всех направлениях. Да, я ухожу от администрирования, но должность президента — это перспективное планирование, это разработка новых концепций развития журналистики и новых концепций профессии журналиста, который должен жить в новом цифровом мире и одновременно сосуществовать со старыми СМИ. Я оставляю факультет на очень хороших, молодых, энергичных, способных, образованных, знающих людей. Мои заместители все прошли хорошую школу на факультете, все читают лекции, имеют серьезные научные труды, знают, как преподают журналистику в других странах и на других факультетах в России и как ведутся исследования в мире.
Письмо в редакцию
Здравствуйте, уважаемая редакция The New Times! Я работаю в Центре лечебной педагогики в Москве, мы занимаемся трудными детьми и детьми-инвалидами. В системе образования уже более 4 лет, но никогда и представить себе не могла, что придется столкнуться с таким прессингом в преддверии выборов в Госдуму. Нас, обычных педагогов, за последние две недели затаскали по различным собраниям, совещаниям и инструктажам.
Во-первых, всех работников образовательных учреждений обязали взять открепительные удостоверения по месту регистрации. Всех заставляют голосовать по месту работы. В нашем центре 2 декабря объявили рабочим днем, чтобы все сотрудники были на рабочих местах и дружно проголосовали. Каждый день на участке, который будет расположен здесь же, под подпись собираются сведения о том, кто еще их не взял. Если по каким-либо причинам учитель не может получить открепительное (прописан в другом городе, не позволяют семейные обстоятельства и т.д.) — его вызывают на ковер к начальству и отчитывают, как заядлого хулигана-двоечника. Те, кто не хочет или не может прибыть на участок в день голосования, — пишут объяснительную на имя руководителя, в которой объясняют, что не придут голосовать, ссылаясь на болезнь. Зачем, спрашивается?
Поощряется, если педагог приведет с собой с открепительными удостоверениями своих родственников, знакомых. За каждое открепительное, за каждого «приведенного» обещана награда, начиная с отгулов (сколько открепительных — столько дополнительных дней отдыха) и до денежных сумм (от 500 рублей). Но это еще не главное. Даже если учитель не может прийти 2-го голосовать, поощряется, если он оставит свое открепительное начальству, которое проголосует за него «как надо». А «как надо» нам доходчиво объясняют на инструктажах.
Открыто принуждать голосовать за «Единую Россию» нас не стали, но дали понять, что учителя всем обязаны этой партии. Уже позже руководство дало понять, что наш избирательный участок должен показать лучший результат. Тем, кто этому «не поспособствует», уже в понедельник предстоит общение с начальством. Таких вычислить легко — в нашем небольшом коллективе все знают, кто как собирается голосовать. Так что мой испорченный бюллетень вычислят без труда. Уволить, конечно, не уволят, но лишний раз премию уже не дадут. «Вы же чувствуете, что в последнее время жизнь наладилась, все стабильно, зарплаты растут? — говорил начальник на одном из собраний. — Так если хотите, чтобы эти изменения к лучшему сохранились и продолжались, — голосуйте за партию власти, поддерживайте текущую политику. Учтите, если вы не проявите свою гражданскую позицию, в стране возможны экономические катаклизмы, и вы все потеряете». Коллектив разделили на звенья — на каждых 5 — 6 педагогов назначен свой ответственный, который должен в день голосования контролировать их явку. Самые «ответственные» учителя привлечены к работе в избирательной комиссии на участке. Все они якобы выдвинуты различными организациями — партиями, объединениями, движениями. Я не хотела идти голосовать. Я не верю ни в одну партию из предложенного списка. Меня и тысячи московских учителей принуждают идти на эти выборы, шантажируют, одновременно суля выгоду за сделку со своей совестью. И ведь мы придем! Проснемся в очередной раз, вздохнем, разведем руками и промолчим в надежде, что потом нас оставят в покое.
Светлана, Москва
P. S. Редакции известна фамилия автора, которую по просьбе Светланы мы оставляем за скобками.