Антигерой нашего времени

Эту драму великий норвежский драматург и философ написал в конце XIX века, когда зловещий термин ассоциировался с временами Великой французской революции и не был залит кровавыми разводами XX века. Когда пьеса Генрика Ибсена увидела свет, маленький Ильич с кудрявой головой еще катался с горки, сын сапожника Сосо Джугашвили складывал первые слова из кубиков, а бесноватого Шикльгрубера еще даже не было в проекте.

Впервые в России пьеса была поставлена в МХТ в 1900 году под названием «Доктор Штокман», заглавную роль в ней исполнил основатель театра Константин Станиславский. Свою версию забытой пьесы режиссер Лев Додин представил в год 150-летия Станиславского, посвятив спектакль великому театральному революционеру. Впрочем, никаких «революций духа» герой додинского спектакля не совершает и ни в какую борьбу с обществом не вступает. Он просто остается самим собой и с самим собой. Абсолютно свободным и абсолютно одиноким.

В небольшом курортном городке, основным источником доходов которого являются термальные источники, главврач Стокман обнаруживает, что вся чудодейственная вода отравлена заводскими и фабричными отходами до такой степени, что ее употребление становится смертельно опасным. Стокман сообщает об этом мэру города, который является его родным братом, и требует немедленно закрыть лечебницу и искать возможности для очищения воды и почвы. Когда Стокману объясняют, что сие невозможно, что город, а значит, все его жители обанкротятся и превратятся в нищих, упертый доктор обещает кричать о преступлении на всех перекрестках.

Сначала друзья и родные им гордятся и горячо поддерживают, а затем постепенно и стыдливо переходят на сторону властей. Доктора увольняют с работы, изгоняют из дома, а потом и из города, от него уходит жена, его предают друзья и дети, и, собственно, из этой цепи предательств и потерь и состоит основная фабула пьесы. Гордое одиночество в полной изоляции от общества — это и есть плата за правду.

Додин сильно сократил пьесу и количество персонажей и главным событием второго акта сделал выступление доктора Стокмана на правлении города. Монолог героя, его общение со зрительным залом, его фактический выход из исторических кулис на московскую площадь 2013 года — это центр спектакля, его болевая точка, ради которой и рассказана эта давняя история.

В облике Стокмана, каким его играет Сергей Курышев, вполне очевидно угадываются сахаровские черты: высокий, чуть сгорбленный человек с высоким негромким голосом и странными интонациями блаженного, на губах его блуждает детская беззащитная улыбка, глаза светятся наивным ребячьим блеском, говорит он тихо и как-то задумчиво, словно советуясь с кем-то внутри себя, в голосе его — заметное дрожание, свойственное человеку непубличному, не привыкшему к митингам и уличной толпе.

Но чувство собственной правоты дает ему силы невероятные: он убедителен и остроумен, а главное — абсолютно бесстрашен в своем чудовищном открытии, которое и превратило большого ученого в изгоя общества, в его врага.

Ему не дают говорить, из зала слышны крики и топот, сидящие рядом отцы города требуют отключить ему микрофон, а он продолжает свою странную речь, лишь слегка склонив голову, как птица с перебитой шеей. «Наша общественная и духовная жизнь зиждется на зараженной ложью почве!» (Аплодисменты зала.) «Опаснейшие враги истины и свободы — это сплоченное большинство!» (Аплодисменты зала.) «Большинство никогда не бывает правым, на стороне большинства — сила, но правы — единицы!» (Аплодисменты зала.) «Большинство состоит из глупых людей!» (Аплодисменты зала.)

Удивительно наблюдать за зрительным залом, ловящим каждую реплику Стокмана, взирающим на него с восхищением, через слово срывающимся в одобрительные хлопки. А если это было бы не в театре? А, скажем, на съезде «Единой России»? Или на встрече президента с доверенными лицами? Или на торжественном политическом форуме? Встречен ли был подобный демарш таким единодушным восторгом?

Память услужливо подбрасывает сюжеты из 1989 года, когда спустя сто лет после доктора Стокмана на трибуну поднимался академик Сахаров, как требовал признать государственным преступлением ввод войск в Афганистан, как требовал исключить из Конституции позорную шестую статью, как бросал ему в лицо «бумажки» возглавляющий президиум Горбачев и грозно осаживал спикер Лукьянов, как толпа, именуемая Верховным Советом, захлопывала и закрикивала упрямого старика, как взрослые люди в зале свистели и топали ногами… И как потом назовет эту беснующуюся толпу Юрий Афанасьев «агрессивно-послушным большинством».

Доктор Стокман в своей речи выводит простую формулу, отличающую «духовный аристократизм» от «рабского плебейства»: «Свобода и нравственность — это одно и то же». Сахаров повторит вслед за ним: «Нравственный выбор в конечном итоге оказывается и самым прагматичным».

Лев Додин — из тех художников, кому чужды площадная риторика и открытая фронда. Свою гражданскую позицию он формулирует исключительно художественными средствами. По его спектаклям, по авторам, которых он выбирает себе в союзники, по той атмосфере, что он создает на сцене, думающий зритель всегда поймет, что и как думает режиссер о сегодняшнем дне, какие исторические аналогии приходят ему в голову и в конечном итоге — какие нравственные оценки он ставит обществу и себе. Удивительный дар — строить спектакль вертикально, из глубины ввысь — дает ему возможность говорить максимально откровенно на самые тяжелые и мучительные темы. Может, поэтому его спектакли столь долговечны и проживают свою долгую жизнь, листая годы и десятилетия вместе со страной и людьми, ее населяющими.

«Враг народа» — безусловно, авторская исповедь, почти признание — в своих ошибках, заблуждениях, страхах, малодушии, в стремлении к преодолению стереотипов и предрассудков, которыми мы связаны, как колючей проволокой. Можно назвать это и исповедью поколения, отравленного конформизмом и предлагаемыми обстоятельствами и теперь с беспощадной ясностью обнаруживающего родовые травмы прошлого в бряцанье и лицемерии сегодняшнего дня.

Стокман — в парадигме сегодняшней патриотической идеологии — абсолютный антигерой, для которого мораль и совесть выше политической целесообразности, выше общественного блага. И конечно, он враг. И даже предатель. Человек, призывающий «стереть с лица земли лживое общество» и называющий «наши великие победы» нравственным поражением, обречен. На одиночество, на гражданскую казнь, на нары или на палату в психушке, на забвение. И никому никогда не будет стыдно, потому что испокон веков самые гнусные преступления власти совершались от имени большинства. 

Tweet