Чашки, блюдца, свистящий чайник, дымящийся кипяток. Четверо актеров дуют на только что заваренный чай, приглашая зрителей в пространство старых добрых чеховских пьес. Но на этом аллюзия с Чеховым заканчивается. Шаткий стол, на котором стоит чайник, актеры ставят на ярко-желтые ножки. Получившуюся конструкцию — еще выше, на зеленые. Далее, с еще большей осторожностью, награда за которую — нерасплескавшийся крутой кипяток, переносят на ножки красные. И в конце концов — на синие. На самый верх водружают трубу с шариком. Так стол превращается в трехметрового жирафа, главного героя новой пьесы Дмитрия Крымова. На сцене он простоит недолго — разрушится (считай — умрет) в самом начале спектакля. Чашки и блюдца разобьются на мелкие кусочки. В таком виде жираф пролежит до финала. А вокруг него будет происходить панихида. Попрощаться с усопшим придут его первая жена и сын, приедет на инвалидной коляске его новая молодая супруга, явится его друг и бывший коллега — клоун, который говорит, вдыхая гелий из специального баллона. С Кавказа прилетит дальняя родственница, которая бормочет что-то на своем языке… Каждый будет говорить о своей потере так, что зритель перестанет понимать, кто умер: животное или человек? Ясно только, что потеряно что-то значимое. «Жираф — это что-то очень красивое и хрупкое, как искусство, — объясняет Крымов. Он так грациозно ходит, фантастически бежит — его даже никто из животных не ест. На такое даже у хищников не хватает совести».
Когда-то Дмитрий Крымов, сын режиссера Анатолия Эфроса и театроведа Натальи Крымовой, занимался вполне традиционным театром. В 1976 году он окончил постановочный факультет Школы-студии МХАТ и почти сразу начал работать художником-постановщиком в Театре на Малой Бронной. Крымов создал сценографию ко многим постановкам своего отца: «Отелло», «Месяц в деревне», «Лето и дым», «Тартюф» и др. При этом он признается: «Отцовский взгляд на мир мне абсолютно созвучен, но думаю, если бы папа увидел мои спектакли, он бы и не понял, что это я. Потому что ничего подобного за годы, которые мы были вместе, я не делал». Лабораторию в театре «Школа драматического искусства» Крымов создал в 2002 году. С тех пор поставил в ней восемь спектаклей, но до сих пор, по его словам, не чувствует себя режиссером. «Я просто играюсь, — говорит он. — Я мог бы зарабатывать деньги, как профессиональный художник, это я и люблю, и умею. А театр только люблю. Но я рад этому. Мне доставляет удовольствие не уметь».
«Смерть жирафа» — первый спектакль Крымова, в котором действующие лица говорят — во всяком случае так много. Раньше в его постановках на сцену выходили актеры, и почти молча рисовали под музыку. Зритель часто путал их с художниками. Нынешние изменения Крымов объясняет тем, что «заниматься одним и тем же ему скучно». «Смерть жирафа» — семь разных монологов, каждый из которых актеры придумали для себя сами, а потому каждый произносится с особенным чувством. Блестят от слез глаза у актера Михаила Уманца — он вспоминает о своем отце, который умер, когда Мише было шесть лет. Первая жена жирафа — актриса Анна Синякина — рассказывает зрителям о способе приготовления диетических паровых котлет. А его молодая супруга — студентка третьего курса ГИТИСа Мария Смольникова — делится своими совершенно «завернутыми» с точки зрения здравого смысла, но при этом чрезвычайно забавными философскими наблюдениями. «По-моему, мы очень легкомысленно относимся к гольфам, — рассуждает она. — Наше тело привыкло к ношению носков. Носки обычно заканчиваются на щиколотках. А если я надеваю гольфы, которые заканчиваются на коленях, то все в теле смещается. Тело до сих пор думает, что оно носит носки, а на мне уже гольфы. И щиколотка оказывается на коленях, а колени переходят на бедра, бедра — на живот, живот — на грудь, грудь — на плечи, а голова вообще оказывается над головой. Значит, прежде чем поговорить с человеком, я должна сначала посмотреть, во что он одет. Это, кстати, относится к теме «почему женщины не могут быть гениями». Потому, что они вообще носят чулки».
Крымов изначально настаивал на том, чтобы актеры рассказали со сцены свои личные истории. «Это такой обряд смешивания крови, — говорит он. — Я хотел, чтобы мы все вместе поставили этот спектакль. Мы собирались в течение трех месяцев, разговаривали, записывая наши беседы на диктофон. Миша Уманец в первый же день принес текст про своего папу. Аркадий Кириченко, джазовый музыкант, рассказал байки из своей жизни: он, оказывается, работал в похоронном оркестре. Ну а Маша Смольникова принесла огромную тетрадь с записями — и мы просто замерли...» Самым сложным для Крымова было соединить все эти истории в одну, выстроить из них живой, пульсирующий в собственном ритме спектакль. Поэтому в драматические монологи внедрено действие: танец (первая жена танцует со своим сыном), пение (кавказская родственница поет под сотовый телефон), игра на тубе (Кириченко иллюстрирует свои истории про работу на похоронах) и несколько фирменных анимированных вставок от художника Дмитрия Крымова в исполнении его ученика Филиппа Виноградова, сюжет которых одинаков: в гробу несут разных животных, которые в момент похорон взлетают на небо. В финале спектакля на сцене появляется маленькая гимнастка — девочка лет восьми. Она встает на «мостик» и, копируя пластику жирафа, уходит за кулисы. Кажется, что жирафа покинула его маленькая красивая душа...