Такой разный Владимир Путин.
Выступления президента в апреле 2007 года и спустя всего 9 месяцев, в ноябре, настолько противоречат друг другу, что кажется, будто произносили их два разных человека. Теперь остается только понять: когда Путин был искренним — в апреле? В ноябре? И каким мы его увидим завтра?
Владимир Путин, 23 апреля 2007 года (обращение в связи с кончиной первого президента Бориса Ельцина):
«Ушел из жизни человек, благодаря которому началась целая эпоха. Родилась новая, демократическая Россия — свободное, открытое миру государство. Государство, в котором власть действительно принадлежит народу. Сила первого президента России заключалась в массовой поддержке его идей и устремлений гражданами страны… Была принята новая Конституция, провозгласившая права человека высшей ценностью. Она открыла людям возможность свободно выражать свои мысли, свободно выбирать власть в стране, реализовывать свои творческие и предпринимательские планы. Эта Конституция впервые позволила начать строительство реальной, эффективной Федерации».
Владимир Путин, Кремль, 25 апреля 2007 года (на похоронах Бориса Ельцина):
«Только такой лидер… мог побудить и развернуть такую страну, как наша, к фундаментальным переменам… В условиях развала прежних механизмов власти и ослабления государственности России Борис Ельцин выстрадал и провел в жизнь новую Конституцию страны. В период выборов 1996 года поставил на кон свое здоровье, а может быть, и жизнь и все же победил… Очень немногим дана такая судьба — стать свободными самим и повести за собой миллионы. Побудить к поистине историческим переменам Отечество и преобразить тем самым мир».
Владимир Путин, «Лужники», 21 ноября 2007 года (на Всероссийском форуме сторонников):
«Спекуляции со стороны тех, кто еще каких-то десять лет назад контролировал ключевые позиции и в Федеральном собрании, и в правительстве. Это те, кто в 90-е годы, занимая высокие должности, действовал в ущерб обществу и государству, обслуживая интересы олигархических структур и разбазаривая национальное достояние. Это они нас учат жить сегодня, это они сделали, между прочим, коррупцию главным средством политической и экономической конкуренции. Это те, кто из года в год принимал несбалансированные, безответственные абсолютно бюджеты, обернувшиеся в конце концов дефолтом, обвалом, многократным падением жизненного уровня граждан нашей страны. Это те, кто годами не выплачивал детские пособия, пенсии, зарплаты. Кто в самый трудный период террористической интервенции против России предательски призывал к переговорам, а по сути, к сговору с террористами, с теми, кто убивал наших детей и женщин. Самым бессовестным образом и циничным образом спекулируя на жертвах. Одним словом, это все те, кто в конце прошлого века привел Россию к массовой бедности, к повальному взяточничеству — к тому, с чем мы боремся до сих пор».
Владимир Путин, 29 ноября 2007 года (обращение к гражданам в эфире российского телевидения):
«Но вспомним, с чего мы начинали восемь лет назад, из какой ямы вытаскивали страну. И надо еще немало сделать, чтобы Россия стала по-настоящему современной и процветающей. Но если мы хотим жить действительно достойно, то нельзя допустить, чтобы во власть снова пришли те, кто однажды уже пытался безуспешно порулить страной, а сегодня хотел бы перекроить и заболтать планы развития России, изменить курс, поддержанный нашим народом, вернуть времена унижения, зависимости и распада».
The New Times обратился к Татьяне Алавидзе, кандидату психологических наук, члену Международной психоаналитической ассоциации, с просьбой профессионально проанализировать последние выступления президента.
Текст выступления президента на форуме его сторонников 21 ноября 2007 года — герметичный, с ним практически невозможно вести диалог. Для размыкания закрытого пространства текста я призвала на помощь Винни-Пуха с его «сопелками, ворчалками и кричалками». В речи президента можно встретить «победилки», «ободрялки», «пугалки» и «величалки». Эти фрагменты написаны в разной стилистике и ассоциируются с разными периодами российской и советской истории. «Величалки» связываются с именем и временем Столыпина («глава государства Российского», «гражданам великой России»). «Пугалки» — что-то из 30-х, про «врагов народа» («жесткая политическая борьба внутри общества», «обделывают делишки», «хотят взять реванш» и т.д.). «Победилки», наверное, можно было бы отнести к послевоенному времени («укрепили суверенитет и целостность», «отражена агрессия международного терроризма» и т.д.). «Ободрялки» перемещают нас в хрущевскобрежневские времена — обещания жилья, хлеба и роста таинственного ВВП. Эти фрагменты не представлены как вектор исторического процесса, они описывают сегодняшнюю жизнь и как будто бы сводят все эпохи в одну точку, лишая историю протяженности и временного измерения. Перемешанные и неназванные, они создают путаницу и хаос, дезориентируют. Примечательны и прослойки между историческими отсылками, которые могут выступать как смысловые связки. Чаще всего речь идет о единстве, общей цели, сохранении безопасности, надежной защите завоеваний. Слово «абсолютно» встречается на 4 страницах 5 раз, также попадаются «ни у кого нет сомнений», «не можете не знать», «просто необходимо» — это создает ощущение безальтернативности и ненужности размышлений. Все то, что связано с различием мнений, позиций или разногласиями, имеет мрачно-деструктивные коннотации: «им нужно слабое, больное государство… дезорганизованное и дезориентированное общество», «они врут», «еще на улицы выйдут», «кому-то хочется… все растащить и разворовать». Аудитории транслируется следующее: существуют лишь две возможности — слиться всем вместе в неделимое целое (накормленное, напоенное, защищенное) или погибнуть от катастрофического взрыва «всего» в случае разобщенности вследствие внутренней или внешней оппозиции. Картина всеобщего слияния (на уровне мышления, убеждений, поведения) окрашена исключительно позитивно и обещает безопасность и защиту. Катастрофа же, проистекающая из различий (трактуемых как оппозиционная враждебность), наполнена паническим страхом. Все вместе складывается в описание самой ранней стадии психического развития младенца в «теории объектных отношений»: «эго» колеблется между состояниями интеграции (в безопасности и накормленности на руках заботящегося взрослого) и дезинтеграции (в одиночестве, голоде, холоде, беспомощности или боли). Текст, выстроенный на черно-белых принципах, может резонировать с самыми архаическими страхами и тревогами любого человека. Автор и аудитория в логике этого дискурса должны слиться в единое целое. Позиция «третьего», дающая возможность свободного мышления, ведения диалога, формирования амбивалентного отношения к людям и событиям, в выступлении не проявилась.
