Знаменитый американский тележурналист Ларри Кинг, который за свою карьеру сделал более 50 тыс. интервью со всеми возможными знаменитостями — от Фрэнка Синатры до Михаила Горбачева и семи американских президентов, собирается, как сам рассказал, в Москву по приглашению Владимира Путина. Что он думает о российском президенте, какие вопросы задал бы бен Ладену, Сталину и Гитлеру и почему он разозлился на Ахмадинежада — обо всем этом в интервью The New Times
Ларри Кинг (Лоуренс Харви Зайгер) — в течение 25 лет бессменный ведущий программы «Ларри Кинг в прямом эфире» на телеканале CNN.
Он родился 19 ноября 1933 года в Бруклине в семье эмигрантов: отец Эдвард Джонатан Зайгер приехал в США из Австрии, мать Дженни Гитлиц — из Белоруссии.
Карьеру в журналистике Ларри Кинг начал в Майами в 1957 году: он работал уборщиком на местной радиостанции WMBM, а после того как один из ведущих уволился, ему предложили выйти в эфир. С 1978 года Ларри Кинг — ведущий на национальном радио MBS: там его заметил основатель CNN Тед Тёрнер. С 1985 года — на телеканале CNN. В 2010 году, когда рейтинги его программы пошли вниз, Кинг покинул CNN. С июля 2012 года — ведущий программы «Ларри Кинг сейчас» на интернет-канале Ora.TV, принадлежащем Карлосу Слиму, мексиканскому миллиардеру. Кинг озвучивал несколько известных мультфильмов — среди них «Шрек 2» (2004) и «Шрек 3» (2007). Он автор нескольких книг, в том числе книги о болезнях сердца — ее он написал после инфаркта, который перенес в 1987 году, и автобиографии «Мое удивительное путешествие».
Прежде всего, как к вам обращаться — г-н Зайгер или г-н Кинг?
Зовите меня Ларри. В молодости я был Зайгером, но буквально за пять минут до моего самого первого эфира на радио (в мае 1957 года. — The New Times) начальник сказал мне: «Ты не можешь быть Зайгером». Он решил, что фамилия для радио звучит немного смешно, да и не очевидно как ее (Zeiger) писать: через ei или через ie — бывают такие фамилии, например, некоторые итальянские, которые для радио не подходят. Хотя если бы я начинал работать сегодня, то оставил бы Зайгер — это фамилия моего отца, который был эмигрантом из Австрии, но которого я мало знал — он умер, когда мне было 9 лет. А мама моя из Белоруссии, из Минска — Дженни Гитлиц.
Тогда почему — Кинг?
Времени на размышления не было, до эфира оставалось 5 минут, а перед начальником лежала газета Miami Herald и в ней — реклама ликеров: King’s Wholesale Liquor. И он сказал: «А почему бы не Ларри Кинг?» Я ответил: «Звучит неплохо». Так я стал Ларри Кингом, причем потом и по документам.
О профессии
О’кей, Ларри, за 55 лет в журналистике вы сделали десятки тысяч интервью. Было какое-то, которое запомнилось больше всего?
Это совершенно невозможно. Я брал интервью у семи президентов (США. — The New Times), у мировых лидеров, таких как Нельсон Мандела, с Горбачевым говорили пять или шесть раз — мы с ним вместе были 4 часа в эфире в день похорон (40-го президента США Рональда) Рейгана, с вашим Путиным говорил дважды. Я брал интервью у лидеров движения за права человека — например, у Мартина Лютера Кинга, у звезд вроде Фрэнка Синатры и Барбры Стрейзанд… Как тут кого-то выделишь?
С кем интереснее говорить: с политиками или со звездами?
Мне нравятся интересные люди. Это может быть бейсболист или балерина, это может быть президент, писатель, адвокат. Самое главное для меня — кто? что? когда? где? почему? Мне интересно — в них есть страсть или нет? Могут они объяснить, что они делают лучше всего? И почему поступают так, а не иначе? Способны ли они хорошо вербализовать свои мысли? Профессия — вторична.
Политики часто бывают скучны и занудливы, говорят заготовленными для них политконсультантами текстами. Как вы через это пробивались?
Некоторые да, такие, некоторые нет. Билл Клинтон, например, мастерски давал интервью. Политикам нужно завоевать одобрение публики. Но, кстати, ровно это же нужно и актерам, которые хотят, чтобы вы посмотрели их новые фильмы, а певцу — чтобы вы послушали его музыку. В этом смысле политики и звезды не слишком отличаются.
Бориса Ельцина не было в вашей студии. Почему?
Он не захотел дать интервью.
О Путине
 |
|
8 сентября 2000 г. Президент РФ Владимир Путин в студии «Ларри Кинг в прямом эфире»
|
Вы дважды говорили с Владимиром Путиным. Было интересно?
Я, кстати, звонил ему на той неделе: он должен мне перезвонить. Он меня приглашал в Россию, в прошлом году я смог приехать в Москву только на два дня — выступить на конференции, но с ним я не смог повидаться. Но теперь я хочу воспользоваться его приглашением и этим летом — возможно, в июне — снова приехать. Я думаю, он захочет показать мне Санкт-Петербург, захочет показать мне свою Москву. Я с нетерпением жду нашей встречи.
Какие впечатления у вас остались о российском президенте?
Как гость (ток-шоу на CNN) он мне очень понравился. Он был открытым, он шел на диалог. Он — политик по природе своей. Если бы он был американцем, он бы точно был на какой-нибудь выборной должности. Он хорошо говорит, его любит камера. Первый раз я встретился с ним в Нью-Йорке (в 2000-м. — The New Times), второй раз мы говорили по спутниковой связи (в 2010-м. — The New Times). Другой вопрос, что знаменитости любят телевизионных людей и стараются им понравиться. Меня часто упрекали: «Ты видишь не реальных людей, а тех, какими они хотят казаться». Возможно. Но мне было с ним интересно.
В тот год, когда вы интервьюировали Путина первый раз, в 2000 году, случилась трагедия с подводной лодкой «Курск». Вы спросили его: «Что произошло с «Курском», и он…
Я его ответ прекрасно помню.
Мы тоже.
«Она утонула», — ответил он.
Именно. И какова была ваша реакция на это — «она утонула»?
Это был честный ответ на простой вопрос. Я не думаю, что он был осведомлен обо всех деталях. Его там не было, он не военный, я полагаю, он не знает, как устроены атомные подлодки. Это было забавно, и все газеты по всей стране это перепечатали.
В России многие восприняли это как очень циничный ответ: погибли люди, и власть — а Путин был на ее вершине — не сделала, как многие считали, всего, чтобы спасти подводников.
Да, он мог бы ответить лучше. Но он был на мировом телеканале, мы сидели, болтали — так, как будто нет камер. Ну а что он мог сказать? Что чувствует себя ужасно? Знаете, легко критиковать после интервью, а когда ты в прямом эфире… Я понимаю, что в России этот ответ мог показаться циничным, мне — нет.
Второй раз вы интервьюировали Путина в 2010-м, когда его должность называлась «председатель правительства РФ». Вы заметили разницу между Путиным 2000 года и Путиным 10 лет спустя?
Понимаете, второе интервью было через спутник — и это совсем другое, чем когда сидишь с гостем в студии, когда он напротив тебя. Он сказал мне в конце: «Не уходи с CNN». Мне это было приятно. Он сам прислал просьбу об интервью — как раз вскоре после того, как я объявил, что ухожу с CNN. Он мне понравился.
Вы слышали о деле Магнитского?
Я прочитал очень большую статью об этом в Vanity Fair. Честно говоря, мне трудно понять, почему политических оппонентов надо вышвыривать из страны или сажать в тюрьму. Я воспитан иначе. Это мне, конечно, не нравится. Но я хотел бы услышать и другую сторону.
Вы с Путиным будете говорить об этом?
Конечно.
А вас не смущает, что Путин находится у власти 13 лет? Что в России вновь появились политические заключенные, что 15 молодых людей сидят в тюрьмах за то, что участвовали в уличном протесте, что одного из лидеров оппозиции сейчас судят по политически мотивированному делу, о чем пишут все, кстати, американские газеты?
Это меня очень волнует, и я хотел бы услышать его объяснения по этому поводу. Меня вообще крайне заботит, когда людей бросают в тюрьму за их политические взгляды, за их мнение, за то, что они думают. Такое может произойти и в некоторых штатах Америки — и у меня это всегда вызывало возмущение.
Я верю в свободу слова. К примеру, как ни неприятно это для меня, для еврея, но я думаю, что у людей есть право и на антисемитские высказывания. Мне это не нравится, но я признаю за людьми это право.
Я много лет жил в Майами, где был такой тип — Джордж Линкольн Рокуэлл (1918–1967 гг., основатель Американской нацистской партии. — The New Times). Он был нацист. Он маршировал в нацистской форме по улицам, выступал с речами. Арестовал бы я его за это? Нет, никогда. У нас есть 1-я поправка к Конституции США, в которой сказано, что Конгресс не должен — еще раз: не должен, не может принимать какие-либо законы, которые ограничивали бы свободу выражения, мнений, собраний, свободу прессы в какой-либо форме. Это то, что отличает США от многих других стран.
„
Мне любопытно зло. И мне хотелось бы спросить бен Ладена: почему он это сделал? Что побудило его оставить богатый дом в Саудовской Аравии, уйти жить в пещеру, в горы и годами готовить атаку на Америку?
”
Возвращаясь к вашему последнему интервью с Путиным, о котором он сам попросил. Вам его пресс-служба присылала вопросы? Или вы послали свои?
Никогда. Ни разу в жизни я не отправлял вопросы на утверждение, и ему в том числе. Мои гости никогда не говорят мне, о чем можно спрашивать, о чем нельзя. Конечно, иногда кто-то может попросить не поднимать, к примеру, тему личной жизни — кто-то скажем развелся или женился. Мой ответ прост: если об этом уже написали газеты и это публичный факт, то я не могу об этом не спросить. Если это еще не вышло на публику — нет проблем, я не стану настаивать.
О любви
О, отлично, тогда не могу не спросить: вы были женаты восемь раз — об этом публично известно, газеты о том писали. Как так получилось, что вашими женами были аж семь женщин, а на одной вы женились дважды?
Отвечу: потому что я влюблялся семь раз. Я никогда не изменял ни одной своей жене. Но меня всегда изумляет, как люди могут быть женаты 50–60 лет, я не понимаю, как это у них получилось. Меня всегда интересовало: от чего они должны были отказаться? На какие условия, компромиссы вынуждены были пойти? То, что мне нравилось в 20 лет, — вовсе не то же, что мне нравилось в 30 или в 40 лет, вкусы меняются. Я прожил долгую жизнь. Мне скоро стукнет 80. Мой последний брак длится уже 16 лет, у меня от него двое детей, всего же у меня пятеро детей от трех браков. У меня хорошие отношения со всеми моими прошлыми женами, я до сих пор общаюсь с двумя из них, общаюсь и со своими взрослыми детьми от других браков. Бывали периоды, когда я был холостяком. И мне это изменение моих пристрастий никогда не казалось чем-то странным. Странным мне кажется состоять в браке с одним и тем же человеком в течение 50 лет. Я не религиозен. Я скорее агностик или даже атеист. Я не верю, что мы куда-то там попадаем (после смерти), и я не верю, что там, наверху, есть кто-то, кто нас будет судить. Все — здесь и сейчас.
О диктаторах
 |
|
22 сентября 2010 г. Президент Ирана Махмуд Ахмадинежад в шоу Ларри Кинга
|
Ваши критики обвиняют вас в том, что вы давали площадку политикам, у которых руки были по локоть в крови. Вашими гостями были Ясир Арафат, Муамар Каддафи, с Ахмадинежадом вы говорили трижды. Такое впечатление, что у вас какая-то особая любовь к диктаторам.
Во-первых, я никогда не выбирал себе гостей. Гостей выбирали продюсеры. А продюсеры ориентируются на интересы широкой публики. Во-вторых, мне любопытно зло. Я очень хотел бы взять интервью у Осамы бен Ладена. Или побеседовать с Гитлером, Сталиным. Почему люди делают то, что они делают? Я стараюсь ощутить себя в шкуре того, с кем говорю. Что мотивировало этого человека, что двигало им? Осама бен Ладен, безусловно, сделал ужасные вещи, он руководил взрывами башен в Нью-Йорке, в результате которых погибли три тысячи человек. И мне хотелось бы спросить его: почему он это сделал? Что побудило его оставить богатый дом в Саудовской Аравии, уйти жить в пещеру, в горы и годами готовить атаку на Америку? Чтобы понять это, я должен посмотреть на мир его глазами. А если начинать интервью с вопроса: «Почему вы такой плохой?» — ты ничего об этом человеке не узнаешь. Мне всегда интересно, почему люди стали теми, кем они стали. Из чего получился Гитлер? Что его сделало таким?
Вот почему я против смертной казни. Я бы изучал всех этих людей. Я бы поместил этих убийц в тюрьму, но я бы встречался с ними каждый день. Говорил бы с ними, спрашивал: «Что ты приобрел от того, что убил людей?»
О чем бы вы спросили Гитлера?
Я бы спросил о его детстве. О его родителях. О том, когда он стал заниматься политикой. Что двигало им? Какой была его жизнь в армии. Думал ли он когда-либо о том, чтобы стать художником? И из этого мы бы пришли к самым главным вопросам: почему он ненавидел евреев? Почему он думал, что белые люди лучше, чем небелые? Нужно было бы докопаться до каких-то объяснений. Все, что ты делаешь, когда задаешь такие вопросы, — это создание доверительной атмосферы. Если мне доверяют, я получу ответы на свои вопросы. А я ведь предполагаю, что мой зритель тоже хочет узнать что-то новое. А единственный вариант узнать — добиться того, чтобы твой собеседник доверял тебе. Как мне однажды сказал Фрэнк Синатра: «С тобой камера пропадает». Чтобы камера пропала, нужно доверие.
А Сталин — ему бы вы какие вопросы задали?
Ну, это было бы примерно то же самое. Я бы пытался подобраться к сути. Почему он стал коммунистом? Что в его прошлом сделало его таким, каким он был? Я знаю, почему я демократ. Я вырос в Бруклине во время Великой депрессии. Мой отец умер, когда мне было девять, так что я не знал его политических взглядов, но я знал, что моей маме нравился Рузвельт. Моим друзьям нравился Рузвельт. Я стал приверженцем либеральных политиков, потому что я не мог спокойно смотреть на предрассудки, я не мог смотреть спокойно на бедняков, которым никто не помогал. Когда же я говорю с нашими консерваторами, я всегда задаюсь вопросом, что сделало их такими? Что их привело к их взглядам? Какое влияние оказали на них их друзья? Какое влияние оказали на них их однокашники? К примеру, был ли у Сталина какой-то герой детства, с которого он брал пример? С кого он вообще брал пример?
А с кого вы брали пример?
С тех, кто работал на радио и на телевидении. Это Эдвард Эмборо, Одмон Годфри, Ред Барбер — спортивный комментатор, Майк Уоллас из программы «60 минут» — эти люди были для меня примерами в профессии. Что касается политиков — это Рузвельт, Черчилль. Я обожал де Голля, мне нравился Эйзенхауэр — он был героем войны. А когда я был ребенком, мне очень нравился Сталин, потому что американцы любили Сталина во время Второй мировой — он боролся со злом, с нацистами.
Были в вашей практике ситуации, когда гость вызвал бы у вас ярость? Например, во время одного из ваших интервью с президентом Ирана Ахмадинежадом было видно, что он вас страшно разозлил.
Да, это правда, хотя журналист не должен злиться. Я вообще не использую слово «Я», оставляю свое эго на пороге студии. Но Ахмадинежад ужасно меня разозлил, когда мы говорили про Холокост и он сказал что-то вроде того, что «если Холокост имел место», почему Израиль… Почему он находится там (на Ближнем Востоке. — The New Times), а не в Польше? Или не в Германии, где были совершены преступления… Тут я, конечно, набросился на него и спросил: «Вы сказали, ЕСЛИ был Холокост, почему вы использовали слово «если»? Но он не стал поправляться — он стоял на своем. И это меня жутко разозлило. Хотя нельзя сказать, что Ахмадинежад стремится собеседника уязвить: он всегда держит дистанцию, он неэмоционален. Он очень интересный персонаж. И тогда, кстати, он в отличие от своего окружения — а там их было человек двадцать — никак не отреагировал на мою ярость, он остался совершенно невозмутимым.
А как же свобода слова и свобода на антисемитские высказывания?
Да, разумеется… Я разрешаю говорить подобные вещи. Конечно, он может их говорить. Как я могу остановить его?
А у вас никогда не было желания встать и стул разломать о чью-нибудь голову?
Нет, никогда. Я вообще не агрессивный человек. У меня такое желание возникало только, когда я сталкивался с расистами. Я никогда не понимал людей, которые не любят других людей из-за цвета их кожи или религиозных убеждений. Мне никогда не были понятны выступления против афроамериканцев. Я думаю, что сегрегация была идиотизмом, разрушительным для Америки. Почему надо ненавидеть кого-то, только потому что он еврей или негр, или азиат?
О жизни за экраном
 |
|
С 2012 г. Ларри Кинг — ведущий программы «Ларри Кинг сейчас» на Ora.TV
|
Летом 2010 года вы завершили свою 25-летнюю карьеру на CNN. А спустя два года стали вести свое новое шоу Larry King Now («Ларри Кинг сейчас») на интернет-канале Ora.TV, который принадлежит мексиканскому миллиардеру Карлосу Слиму. Почему вы выбрали интернет-телевидение и именно этот канал?
Я не выбирал Ora.TV. Я дружу со Слимом. Однажды я полетел к нему, чтобы выступить на мероприятиях, связанных с его благотворительной деятельностью — он дает гранты на обучение. И он спросил меня: «Как ты можешь уйти на пенсию?» Я ему ответил: «Давай попробуем сделать что-нибудь вместе». Так мы создали Ora.TV — ему принадлежит 80%, мне — 20%. Слим верит в будущее интернет-телевидения. А я соскучился по работе, мне хотелось снова брать интервью. Это получасовые интервью четыре раза в неделю. Пока мы большую часть интервью записываем в Лос-Анджелесе, но в этом году сделаем несколько программ и в Вашингтоне — с политиками. Я съел на этом зубы. И, честно говоря, без этого в моей жизни чего-то не хватает.
У вас есть интересы вне телевидения?
Мое самое главное увлечение — это спорт. Я обожаю смотреть спортивные матчи: бейсбол, футбол, баскетбол, хоккей… Мне нравится наблюдать за соревнованием людей. Я как-то был в ЮАР и там каждый день смотрел крикет, хотя правил я не знал и не понимал — но наблюдать было безумно интересно.
Я люблю театр, кино. И я всегда читаю одновременно две книги — нон-фикшн и художественную литературу: я читаю их по очереди. Сейчас, к примеру, я прочел половину биографии Томаса Джефферсона и одновременно я читаю «Мистические триллеры» Кобена. Его последняя книга называется «Шесть лет».
На бумаге читаете или на планшетнике?
Я люблю держать в руках книгу — мне нравится это ощущение. Я не пользуюсь iPad или чем-то вроде того. Я люблю держать в руках газеты, журналы — мне надо их чувствовать.Читать на машине — нет, это не для меня.
У вас есть аккаунт в твиттере. Вы сами пишете?
Я диктую свои твитты. Это все мои твитты, но я не пишу их самостоятельно. А вот моя жена твиттит целый день.
Фейсбуком пользуетесь?
У меня есть страница в фейсбуке, но я ею не пользуюсь. Люди пишут мне, комментируют что-то, так что я в курсе всего, но я не открываю компьютер каждый день. Моему сыну 14 лет, у него есть девушка. Он мне говорит: «Мы общаемся каждый день», однако под «общаемся» он имеет в виду, что они пишут друг другу эсэмэски. Не говорят, скажем, по телефону — пишут эсэмэски. Мне такой способ общения не понятен, но я не спорю — мне скоро 80. И сейчас мне надо бежать на встречу.
Последний вопрос. Писали, что после ухода с CNN вы открыли булочную в Бруклине. Это правда?
Нет. Есть такая компания Brooklyn Water Bagels, которая делает лучшие бублики на свете. Я ею не владею — я ее спикер, и у меня есть маленький интерес в их магазине в Беверли-Хиллз и небольшой процент от национальных продаж. Это бублики из моего детства. И через 15 минут я встречаюсь с друзьями, с которыми мы пойдем есть бублики.
фотография: Reuters, Ora.TV, скриншот youtube.com
Tweet