Десять лет назад США начали операцию «Иракская свобода», в результате которой пал режим Саддама Хусейна. С тех пор в Ираке успело подрасти новое поколение, чьи привычки, ценности и образ жизни малоизвестны. The New Times знакомился с иракской молодежью на улицах Багдада

48-3.jpg

Иракские геи боятся показать свои лица, поскольку ежечасно сталкиваются с угрозами


«Ты патриот? Тогда сиди смирно, не дергайся, если не хочешь опозориться», — Данте медленно, терпеливо, но уверенно наносит темно-синюю чернильную наколку на руку клиента. В итоге на руке проступают географические контуры Ирака. «Это пловец, — поясняет Данте, кивая вслед клиенту, после того как тот закрывает за собой дверь, — он входит в нашу национальную сборную. Ну и патриот, конечно…»

Данте родился в Багдаде. Он одет во все черное. Ему 21 год, длинные волосы окаймляют ангельское лицо, которое немного старит тонкая бородка. Он слушает музыку хэви-металл и водит свой собственный мотоцикл Harley-Davidson. Правда, выезжает нечасто — слишком много вопросов от окружающих про то, как водить эту штуковину и сколько она стоит.

Черная молодость

Пару лет назад какой-то американский сержант из Лос-Анджелеса заметил в Данте талант рисовальщика и научил его ремеслу татуировщика. Он же дал парню и прозвище, которое молодой иракец принял, не догадываясь о его литературных истоках.

В прошлом году Данте открыл в Багдаде собственный салон тату и теперь надеется стать знаменитостью. «Я пытался наладить рекламу салона в интернете, однако из-за постоянных перебоев с электричеством этот способ не очень работает, — сетует Данте, возвращая козырек своей кепи на законное место — с затылка на лоб. — Так что ко мне в основном приходят по наводке сарафанного радио».

Всего за несколько месяцев его салон в Аль-Каррада, смешанном суннитско-шиитско-христианском торговом квартале Багдада, стал местом встреч альтернативной багдадской молодежи. Это разношерстная публика. К Данте захаживают и накачанные парни спортивного типа, и худосочные рокеры, и байкеры в кожанках… А еще приходят молодые геи и «эмо» (сокращенное от английского emotional), — молодежное течение, распространившееся на Западе лет десять назад, но только сейчас достигшее этих ультраконсервативных мест на арабском Востоке. «Эмо» слушают панк-рок или рэп, одеваются в обтягивающие джинсы и черные майки. Как и у единомышленников на Западе, непременные аксессуары багдадских «эмо» — серебряные цепочки с изображениями черепов, а также специфические прически — ярко окрашенные загеленные волосы с длинной прядью, ниспадающей на лицо. Молодые люди кажутся женоподобными, тогда как девушки, напротив, смахивают на парней.

Вообще-то быть «эмо» в Ираке требует некоторого личного мужества — с начала прошлого года по Багдаду катится волна убийств тех, кто не похож на большинство. Неофициальные источники говорят о более чем 50 жертвах, особенно не повезло центру столицы и кварталу Садр-сити, где живут самые обездоленные слои населения и где бесчинствует «Армия Махди» — военизированное ополчение шиитского политического движения под руководством популярного клерикального деятеля аятоллы Муктады ас-Садра, вернувшегося не так давно в Ирак из эмиграции.

«Поведение «эмо» и гомосексуалистов несовместимо «с традиционными основами», — пытался втолковать The New Times Салах Аль-Обейди, представитель ас-Садра. — Ни одно племя на Земле не допускает феминизацию мужчины. Я бы первый наказал своих детей, чтобы избежать позора».

«Наказания» обычно суровы: мусульманские фундаменталисты убивают тех, кто выглядит иначе, нежели требует традиция, с помощью арматуры, кирпичей или попросту сбрасывают с верхних этажей домов. Гомосексуалисты и «эмо» олицетворяют для религиозных иракцев «сатанизм», безнравственность, упадок, богохульство и западное влияние. Их убийства почти всегда остаются безнаказанными. Более того, жестокие убийства «инаковыглядящих» приобрели такой размах, что в феврале 2013 года МВД Ирака было вынуждено опубликовать по этому поводу специальное коммюнике. Оно, правда, только усилило двусмысленность ситуации: полицейские заявили, что всеми силами «борются с сатанистами», то есть, получается, с теми же «эмо». Парламент Ирака, а также духовный лидер иракских шиитов аятолла Али Аль-Систани предпочли не вмешиваться, лишь вяло осудив уличную жестокость.

RTR39IPG.jpg48-1.jpg
Иракские байкеры готовятся к своему шумному шоуБрейк-данс на улицах Багдада всегда собирает зрителей

Сквозь хаос

*США вывели 40-тысячный контингент из Ирака, оставив здесь лишь несколько сотен военных инструкторов и отряд морпехов для охраны своего посольства.

Американцы ушли отсюда еще в 2011-м*, но и спустя полтора года Багдад остается пыльным, милитаризированным и полуразрушенным городом. Да собственно, город не так-то и просто разглядеть: высокие бетонные заграждения — пусть и изрисованные мирным граффити — превратили город в чересполосицу изолированных друг от друга кварталов-крепостей. В любой момент перед тобой могут появиться вооруженные до зубов отряды полицейских или солдат, мешки с песком и линии колючей проволоки. И хотя уровень насилия заметно снизился за последние несколько лет, в Ираке до сих пор ежемесячно гибнет от 300 до 400 человек.

Но сквозь хаос все же пробиваются ростки не просто нормальной — совершенно новой жизни. Такие, например, как Институт красоты, открытый в квартале Аль-Мансур. Здесь багдадцы могут воспользоваться процедурами пилинга с помощью маленьких рыбок Garra Rufa, поедающих ороговевшие кусочки кожи. Управляющий салона рассказывает The New Times, что главной его задачей было предложить жителям Багдада комфорт в западном стиле: «Люди должны наконец расслабиться». Восьмиэтажный молл — Maximall — в том же районе кишит посетителями, фастфуды в центре полны каждый вечер. Еще одним символом мирной жизни стало возвращение двухэтажных красных автобусов британской эпохи, которые хорошо заметны в чудовищных багдадских пробках.

30-летний Хишам, модельер из южного города Басра, в Багдаде проездом. В его родном городе работают всего три дизайнера одежды, тогда как в Багдаде около десятка, среди них две женщины. «Модельер — не слишком популярная профессия для мужчины в моей стране, но я не хочу уезжать», — говорит The New Times Хишам. Ему повезло — родные не стали особенно протестовать против выбора профессии. Любимый мастер Хишама — британец Джон Гальяно. Все его коллекции Хишам способен описать детально. В ноутбуке у иракца — видео последнего показа Гальяно, который состоялся в одном из театров Басры: немного китчевая смесь костюмов эпохи Возрождения и ультрасовременного стиля. «Дефиле — единственная возможность публично показать что-то связанное с модой, — поясняет Хишам. — Правда, потребовалось, чтобы родители манекенщиц дали согласие на выход на сцену с непокрытой головой».

Хишам понимает, что в Ираке его профессия никогда не принесет ему заработка, но он не намерен сворачивать с выбранного пути. Улыбаясь, Хишам рассказывает о безразличии и лицемерии местных властей, отвечающих за поддержку культуры.

В прошлом году Хишама и других представителей пакистанской и афганской молодежи пригласили в Соединенные Штаты, но его разочаровали холодность и искусственность американцев. Теперь Хишам мечтает посетить родину своего кумира — Англию. Но получить визу в европейские страны практически невозможно. Впрочем, старый друг его отца, иракский коммунист, ежегодно ездит в Париж на праздник газеты «Юманите»: «А вот он визу получает! Как — одному Аллаху ведомо».

48-4.jpg48-2.jpg
Верная традициям женщина-мусульманка в модном тренажерном залеТату-салоны теперь не пустуют

Без завтра

«Пошли наверх, там спокойнее, заодно и футбол посмотрим», — Хусейн и Мохаммед предлагают поговорить на втором этаже старой торговой галереи, между магазином модной одежды и кафе, где идет трансляция футбольного матча между Ираком и Австралией. Эти парни — геи. Во время нашего разговора они держатся за руки, постоянно бросая испуганные взгляды вниз на полицейского, охраняющего галерею. Хусейну 24 года, он изучает право в частном университете на улице Палестины, в самом сердце шиитских кварталов, неподалеку от Садр-сити. Парень не из бедной семьи: его родителям по карману ежегодный взнос в $2000. Его другу Мохаммеду — 22, он женат, и у него есть маленький сын, а работает он монтажником антенн в местной сотовой компании. Оба понимают, что живут в постоянной опасности, но при этом находят оправдание для сложившейся ситуации. «Что же тут поделаешь — у нас в стране свои традиции», — стыдливо замечает Хусейн.

Про традиции и обычаи The New Times говорили чуть ли не все молодые бунтовщики: с одной стороны, они частично впитали в себя западную культуру, а с другой — оказались лишены четких ориентиров в жизни.

Диплом? Все равно хорошую работу можно получить только за взятку или по знакомству. Карьера? Зачем стараться что-то делать в этой стране? Свобода? А стоила ли она той цены, которую до сих пор платит Ирак?

Посетители салона Данте хотели бы перемен, но не верят в них и, самое главное, не желают участвовать в происходящих в стране общественных процессах: современная иракская молодежь в большинстве своем абсолютно аполитична. А как же «арабская весна»? Неужели она совсем обошла Ирак стороной? «У нас не арабская — иракская весна», — шутливо замечает Хусейн. Да, демонстрации были — и в Багдаде, и в других городах, но такого размаха, как в Тунисе и Египте, они не достигли. И участвовала в них в основном бедная шиитская молодежь. В результате пропасть между одетыми в черное «эмо» и их религиозными одногодками из шиитских кварталов, где до сих пор пользуются популярностью видеозаписи, воспевающие джихад против суннитов и американцев, стала еще глубже.

Данте, Хишам, Хусейн, Мохаммед — все они пытаются вписаться в новый Багдад, ставший храмом потребительского бума. Но их будущее остается туманным, да и строить его вовсе не хочется.



фотографии: Reuters, Polaris/East News, AP Photo, Adam Ferguson/The New York Times





×
Мы используем cookie-файлы, для сбора статистики.
Продолжая пользоваться сайтом, вы даете согласие на использование cookie-файлов.